Оригинал взят у
pybikonв
Полвека тому назад, 17-30 октября 1961 года, состоялся ХХII cъезд КПССОригинал взят у
gerbertspbв
Полвека тому назад, 17-30 октября 1961 года, состоялся ХХII cъезд КПССОригинал взят у
varjag_2007в
Полвека тому назад, 17-30 октября 1961 года, состоялся ХХII cъезд КПССАнтисталинским курсом Этот съезд можно считать своеобразным заключительным аккордом в деятельности Н.С. Хрущева, политику которого через три года, на октябрьском пленуме ЦК 1964-го, наиболее прагматичные «хрущевцы» охарактеризовали как «волюнтаризм», «администрирование», «нарушение принципов коллегиальности руководства» и тому подобными перегибами.
Обвинения звучали почти точь-в-точь такие же, какие адресовала Сталину в середине 1950-х годов в основном та же хрущевская группа, бывшая прежде, как один, среди наиболее верных «соратников» вождя. Именно на этом съезде Хрущев довел до высшего накала страсти не только в развенчании деятельности Сталина, но и в надругательстве над его прахом, причем, сделано это было в присутствии зарубежных компартий (как и на ХХ съезде в 1956-м).
В его выступлении и в речах его сподвижников Сталин подвергся столь кощунственным нападкам, что китайская делегация во главе с премьер-министром КНР Чжоу Эньлаем, правой рукой Мао Цзэдуна, демонстративно покинула съезд, не дожидаясь его окончания.
Характерно и то, что приглашение делегации Югославии на съезд Белградом было проигнорировано. Хотя «хрущевцы» рассчитывали именно на то, что публичное шельмование Сталина спровоцирует соответствующее выступление и югославской делегации. Иными словами, Югославией, как полагало тогда советское руководство, можно будет как-то «заменить» выбывшие из-под советского влияния Китай, Албанию и Северную Корею. Но не сложилось…
Похоже, Хрущев был настолько раздосадован этим обстоятельством, что включил тезисы о «югославском ревизионизме» в Программу КПСС, утвержденную съездом.
А новая Программа торжественно провозглашала, что уже к 1980 году, то есть через 20 лет, в СССР будет построен коммунизм.
А.Н. Косыгин впоследствии признавал, что все цифры и экономические выкладки в той программе брались чуть ли не с потолка (Выступления на Пленуме ЦК КПСС, октябрь 1964 г.», М (ДСП), Партиздат, 1964). Надо было эффектно затушевать не только провалы с целиной, «кукурузой», мягко говоря, непродуманным сокращением армии, с продажей колхозам машинно-тракторных станций, но также новые репрессии против Православия, рост цен и тарифов, замораживание выплат по послевоенным восстановительным займам, разгром промысловой кооперации, последствия конфискационной денежной реформы 1961 года, раскол в мировом коммунистическом и национально-освободительном движениях - все эти и многие другие последствия хрущевских «новаций». Программа, понятно, не предотвратила углубления системного кризиса СССР, одним из трагических проявлений которого стало советское «кровавое воскресенье» в Новочеркасске, случившееся примерно через полгода после съезда.
Что касается массированной атаки на Сталина, то для большей убедительности своих антисталинских клише хрущевцы прибегли к откровенно неумной уловке. А именно: старая большевичка
Дора Лазуркина поведала съезду, якобы, свой сон: «…Вчера я во сне советовалась с Ильичем. Будто бы он передо мной как живой стоял, и сказал: «Мне неприятно быть рядом со Сталиным, который столько бед принес партии. Помогите мне, товарищ Лазуркина» («Документы и материалы ХХII съезда КПСС», М., Партиздат, 1962). Как же после такого «откровения» было не проголосовать за то, чтобы вынести из Мавзолея тело Сталина. И проголосовали! Кстати, после выступления Лазуркиной это предложено было сделано не самим Хрущевым, а главой ленинградского обкома партии И.В. Спиридоновым. Видимо, Хрущев не решился на такой шаг, дескать, это мнение партии, а не мое лично…
К концу работы съезда прах Сталина был вынесен из Мавзолея и захоронен у Кремлевской стены. (Бюст Сталина появился здесь значительно позже, только в 1970 году.)
Уже в середине октября-начале ноября 1961 года были переименованы все города, улицы, разные объекты в СССР и в большинстве соцстран, кроме Румынии, так или иначе связанные с именем Сталина.
А китайская делегация, досрочно покинувшая съезд, устроила публичную демонстрацию несогласия с антисталинской истерией «хрущевцев». В канун отъезда из Москвы делегация КНР добилась разрешения возложить венок к месту захоронения сталинского праха с надписью на русском и китайском: «Великому марксисту И. Сталину в знак того, что китайские коммунисты не согласны с политикой Хрущева и его действиями в отношении товарища Сталина» (см., например, «Жэньминь жибао», Пекин, 7 ноября 1961; 29 сентября 2009).
Советско-китайский разрыв стал свершившимся фактом, что отрицательно повлияло на ситуацию в СССР и КПСС и на их международные позиции.
Но неужели «хрущевцы» не понимали, последствия какого рода следует ожидать? Наоборот, складывается впечатление, что всё делалось, скорее всего, преднамеренно. Прежде всего, для усугубления системного кризиса в государстве и партии, который вполне логично завершился небезызвестной «перестройкой».
В ходе XXII съезда Хрущев попробовал устроить еще одну провокацию: он во второй раз предложил руководителю Польши В. Гомулке обвинить лично Сталина в уничтожении пленных польских военных в Катыни. Это тоже было составной частью хрущевской кампании по шельмованию Сталина и сталинского периода в соцстранах и мировом коммунистическом движении. Первым секретарем ЦК Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) Владислав Гомулка стал 19 октября 1956 г., а до этого почти пять лет находился в тюрьме по политическому обвинению. 12 марта 1956-го в Москве скоропостижно скончался руководитель ПОРП Болеслав Берут. В последние дни своей жизни он сокрушался по поводу антисталинского доклада Хрущева на XX съезде, утверждая, что такой поступок недавнего «сталинского соратника» губительно скажется на СССР, КПСС и на всех соцстранах. Берут был поражён тем, что Хрущев об антисталинском содержании доклада заблаговременно не предупредил ни компартии, ни другие соцстраны (такое же мнение высказывали руководители Китая, Венгрии, Румынии, Албании, Северной Кореи, Северного Вьетнама). Так или иначе, но Берут умер в Москве через 16 дней после того хрущевского доклада…
Руководитель Албании в 1947-1985 гг. Энвер Ходжа прямо говорил, что Берут был устранен по приказу Хрущева, чтобы «освободить путь», как казалось Никите Сергеевичу, более сговорчивому Гомулке (см. Э. Ходжа, «Хрущевцы и их наследники», Тирана (рус. яз.), 1982).
Нынешние польские историки выдвигают аналогичную версию: «Б. Берут умер 12 марта 1956 года в Москве по окончании XX съезда КПСС. Вокруг его смерти кружило много догадок. Существуют подозрения, что это могло быть хорошо подготовленное убийство».
А Владислав Гомулка был, можно сказать, соперником Берута, потому Хрущев и поддержал его назначение на пост руководителя ПОРП. «Интуитивно почувствовав в Гомулке сторонника близких Хрущеву позиций, он проникся к нему уважением. Хрущев видел в Гомулке сторонника перемен, который будет его полезным союзником в Москве в борьбе с противниками оттепели» (см. И.С. Яжборовская, А.Ю. Яблоков, В.С. Парсаданова «Катынский синдром в советско-польских отношениях», М., 2001).
По данным польского историка Леопольда Ежевского («Катынь, 1940», Рига, 1990), а также российских историков Владислава Шведа и Сергея Стрыгина, Хрущёв после первых заседаний «антисталинского» ХХII съезда КПСС в кулуарах предложил В. Гомулке… публично, с трибуны съезда возложить вину за расстрелы поляков в Катыни лично на Сталина. Причем Хрущев, излагая свое предложение, был не вполне трезвым и в общении с Гомулкой пытался вести себя панибратски. «Спецвыступление» Гомулки должно было, по замыслу Хрущева, убедить делегатов в том, что решение вынести тело Сталина из Мавзолея - правильное. Но руководитель Польши решительно не согласился, мотивируя свой отказ «непроработанностью вопроса, возможным взрывом возмущения в Польше и усилением антисоветских настроений не только в Польше…». Польский лидер заявил также, что в любом случае нужны хотя бы один-два достоверных документа, на которые можно сослаться, если рискнуть выступить с таким обвинением. После чего Хрущев раздраженно прервал беседу. А когда в 1963-м в Москве В. Гомулка попробовал было вернуться было к разговору о погибших в Катыни польских офицерах, Хрущев грубо оборвал его: «Вы хотели документов. Нет документов! Нужно было народу сказать попросту (Всего лишь! - А.Ч.),я же предлагал. Не будем возвращаться к этому разговору».
Любопытно, что, согласно тем же источникам, впервые о желательности такого выступления Хрущев дал понять Гомулке еще в конце 1950-х в Варшаве и Москве, в том числе, в дни работы ХХI съезда КПСС (февраль 1959 г.), но и тогда получил отказ. А в выступлении в Варшаве 21 июля 1966 г. в связи с 1000-летием со дня провозглашения первого польского государства Гомулка лишь упомянул Катыньскую трагедию… как одно из преступлений германского фашизма (Владислав Гомулка, «1000 лет Польши», Варшава (рус. яз.), 1967). В дальнейшем подобных предложений ни Гомулка, ни его преемники от советской стороны не получали.
Таким образом, ХХII cъезд КПСС, укрепив позиции Хрущева как «руководителя строительства коммунизма», способствовал усугублению кризисной ситуации и в самой партии, и в государстве.
К каким последствиям это привело в конечном итоге - хорошо известно.
..............................................
Целясь в прошлое, Хрущев практически расстрелял будущее великого государства. Отзвуки этих выстрелов слышны по сей день. Может ли российская история представить более наглядный урок пагубности своих деяний для страны (и для себя лично) нынешним последователям «дела Хрущева», которые вознамерились «десталинизировать» наше общество в очередной раз?