Дядя Ваня. Международная Чеховская лаборатория
19 апреля состоялось мое первое знакомство с театром Международная Чеховская лаборатория. Театр существует с 2001 года, задействует в своих спектаклях профессиональных актеров московских театров и выступает на площадке Театрального особняка (подвальчик на Библиотечной, 23), а также, по случаю, в залах музея им. Бахрушина.
Играли Дядю Ваню. Еще свежо воспоминание от Маковецкого - и тут новая версия.
Зальчик маленький - человек на 50: четыре ряда скамеек, прямо над головами софиты, и, на расстоянии чуть больше вытянутой руки, само действо.
Довольно неожиданный эффект: впервые на постановке чеховской пьесы в "разговорах" отчетливо слышно и начинает звучать каждое слово. Возможно причиной тому малый формат спектакля - зритель физически ощущает себя приглашенным в усадьбу Серебрякова на семейный совет собеседником. А может быть виной тому сверх аккуратное отношение к интонированию: скупая по эмоциям и содержанию роль Серебрякова (Григорий Острин) - становится одной из самых ярких и выразительных. И это притом, что в жарком и душном помещении актер большую часть сцен находится в теплом пальто. Елена Андреевна (Анастасия Зыкова) и Соня (Анастасия Сафронова) - два безупречных женских образа, безупречных своей лаконичностью и отсутствием какой-либо нарочитой аффектации. Жизненная сила, интеллигентно сдержанные эмоции и переживания чеховских героинь поданы, как чуть закопчёное стекло керосиновой лампы заслоняет от ветра и приглушает отблески живого огня, но при всем при том, пламя-то настоящее! Основное ощущение уже после первого действия и до конца спектакля было ровно по Станиславскому: "Верю"!
Дядя Ваня (Андрей Неврев) и Астров (Сергей Терещук) составили собой довольно ровную по сценической динамике пару, без особых импульсов развития. Даже взрывные сцены с пистолетом и пузырьком морфия эмоционально не многим отличаются от моментов первого появления персонажей на сцене. Если у Маковецкого, при всей неоднозначности трактовки, Дядя Ваня в кульминационный момент стрельбы переживает пусть мимолетное, но перерождение меланхолика, с последующим откатом к себе прежнему, то у Андрея Неврева, с точки зрения сценического решения - это рядовой эпизод, совершенно спокойно укладывающийся в линию поведения типичного холерика. С другой стороны, тем сильнее звучит мотив трагедии Дяди Вани: при его-то подвижной психомоторике в 47 лет не знать как прожить и чем заниматься 13 лет до 60! У меланхоличного Маковецкого такого противоречия нет.
Астров лишен налета "мачо" как у Туминаса, но, в трактовке режиссера-постановщика Виктора Гульченко, Сергей Терещук играет уездного доктора, которому по-большому счету все равно, что сажать лес (но не обращать внимания на отдельные деревья), что лечить людей (но не конкретного человека). Отсюда и слепота по отношению к Соне и страсть к Елене Андреевне, зиждящиеся на схематическом лекарском подходе к болезненной общечеловеческой ситуации: молодая красивая жена и старый больной муж - значит надо "лечить"!
В итоге могу сказать, что "лабораторная работа" по Чехову удалась абсолютно! Это именно тот редкий случай, когда после спектакля хочется взять с полки томик и заново перечитать когда-то читанное, с удивлением осознавая, что, оказывается читать пьесы Чехова - совсем даже не скучно!
Играли Дядю Ваню. Еще свежо воспоминание от Маковецкого - и тут новая версия.
Зальчик маленький - человек на 50: четыре ряда скамеек, прямо над головами софиты, и, на расстоянии чуть больше вытянутой руки, само действо.
Довольно неожиданный эффект: впервые на постановке чеховской пьесы в "разговорах" отчетливо слышно и начинает звучать каждое слово. Возможно причиной тому малый формат спектакля - зритель физически ощущает себя приглашенным в усадьбу Серебрякова на семейный совет собеседником. А может быть виной тому сверх аккуратное отношение к интонированию: скупая по эмоциям и содержанию роль Серебрякова (Григорий Острин) - становится одной из самых ярких и выразительных. И это притом, что в жарком и душном помещении актер большую часть сцен находится в теплом пальто. Елена Андреевна (Анастасия Зыкова) и Соня (Анастасия Сафронова) - два безупречных женских образа, безупречных своей лаконичностью и отсутствием какой-либо нарочитой аффектации. Жизненная сила, интеллигентно сдержанные эмоции и переживания чеховских героинь поданы, как чуть закопчёное стекло керосиновой лампы заслоняет от ветра и приглушает отблески живого огня, но при всем при том, пламя-то настоящее! Основное ощущение уже после первого действия и до конца спектакля было ровно по Станиславскому: "Верю"!
Дядя Ваня (Андрей Неврев) и Астров (Сергей Терещук) составили собой довольно ровную по сценической динамике пару, без особых импульсов развития. Даже взрывные сцены с пистолетом и пузырьком морфия эмоционально не многим отличаются от моментов первого появления персонажей на сцене. Если у Маковецкого, при всей неоднозначности трактовки, Дядя Ваня в кульминационный момент стрельбы переживает пусть мимолетное, но перерождение меланхолика, с последующим откатом к себе прежнему, то у Андрея Неврева, с точки зрения сценического решения - это рядовой эпизод, совершенно спокойно укладывающийся в линию поведения типичного холерика. С другой стороны, тем сильнее звучит мотив трагедии Дяди Вани: при его-то подвижной психомоторике в 47 лет не знать как прожить и чем заниматься 13 лет до 60! У меланхоличного Маковецкого такого противоречия нет.
Астров лишен налета "мачо" как у Туминаса, но, в трактовке режиссера-постановщика Виктора Гульченко, Сергей Терещук играет уездного доктора, которому по-большому счету все равно, что сажать лес (но не обращать внимания на отдельные деревья), что лечить людей (но не конкретного человека). Отсюда и слепота по отношению к Соне и страсть к Елене Андреевне, зиждящиеся на схематическом лекарском подходе к болезненной общечеловеческой ситуации: молодая красивая жена и старый больной муж - значит надо "лечить"!
В итоге могу сказать, что "лабораторная работа" по Чехову удалась абсолютно! Это именно тот редкий случай, когда после спектакля хочется взять с полки томик и заново перечитать когда-то читанное, с удивлением осознавая, что, оказывается читать пьесы Чехова - совсем даже не скучно!