Такие разные книги
Была у меня когда-то полка. На ней стояли… нет-нет, вовсе не семь фарфоровых врунов-слоников, которые якобы приносят Щастье.
На полке стояли книги. Любимые. Читанные-перечитанные, затертые до дыр и, если бы строчки печатного текста исчезали из-за того, что их прочитывают, страницы этих книг были бы абсолютно пусты. Наверно, такие полки и такие книги есть у каждого.
Позвольте, что же входило в эту касту избранных?.. Первое яркое впечатление детства - «Три мушкетера». Я прочла все книги Дюма, посвященные легендарной четверке: въехала с Д’Артаньяном в Париж на его несуразной лошадке, дослужилась с ним до чина капитана королевских мушкетеров и благополучно похоронила его на поле боя в чине маршала. Позднее, мушкетеры были изгнаны с полки. За что? Почему?.. Кто ж теперь вспомнит…
Рядом стоял томик Стивенсона - «Остров сокровищ» был прочитан за один вечер. Тут же, бок о бок, тоненькая книжечка Делдерфилда о приключениях Бена Ганна - достойные предыстория-продолжение того, о чем рассказывал Стивенсон.
На этой же полке жили пять томов рассказов и повестей о приключениях Шерлока Холмса. Компанию сыщику составила скромная «Джен Эйр» - единственный женский роман, который я признаю.
Странно… Почему-то только сейчас стала мне самой заметна какая-то англо-шотландская тенденция моих литературных пристрастий. Надо ее разбавить американским акцентом (Марк Твен, «Приключения Тома Сойера» и О. Генри, рассказы) и грубоватым немецким произношением (Ремарк, «Три товарища» и «Триумфальная арка»).
Наконец добавим родного колорита: Чехов (опять-таки рассказы), Толстой, «Война и мир», Булгаков, «Записки юного врача» и «Собачье сердце», Вайнеры, «Визит к Минотавру» и «Гонки по вертикали». И… Ильф и Петров - «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». Конечно же.
Тот экземпляр «Двенадцати стульев», что перечитывается неизменно и обязательно раз в год, уже вторая книга. Первую у меня сперли. Именно это слово является самым точным определением. Помнится, в школе еще, на летних каникулах подрабатывала я тем, что катала на пони детей. Разглядывать гуляющую публику быстро надоедало, читать было гораздо интересней. Тем более что пони тоже проявлял интерес к разным литературным произведениям и, бывало, выражал свое одобрение тем, что пытался зажевать страницу очередного тома, или говорил громкое «фи» (вернее, «фр-р»), просто сонно уткнувшись бархатным носом в книжный разворот и задремав на солнце. Так мы с понем и работали, слыша иногда в свой адрес: «Смотрите, Шура, пишет!» «О, гляди, вдвоем читают!»
Ах, что за чудный первый экземпляр был! Привезенный контрабандой из Белоруссии, в дешевой мягкой обложке, в скверном переплете, листы после первого же прочтения стали высыпаться, как ноты из папки начинающего музыканта… Зато с совершенно потрясающими иллюстрациями! Такие мне нигде больше не попадались. И его сперли. Вместе со скверным переплетом и потрясающими иллюстрациями.
Причем в пакете, заныканном в кусты, находился и новехонький совочек для поддержания чистоты и уборки следов пони-преступления. Совочек еще ни разу не использовался по назначению, блестел нулевой пластмассой. И вот он остался, а книгу - сперли. До сих пор жалко тот экземпляр… И очень слабым утешением служит мысль, что, видимо, воришка любил «Двенадцать стульев» столь же сильно, как люблю этот роман я.
Сейчас вздыхать по утраченным иллюстрациям можно глядя на художественное оформление «Золотого теленка» - стиль точно такой же: изобретательный, богатый на мелкие детали и подробности, создающий атмосферу и настроение. Разглядывать их можно бесконечно.
Существует несколько версий, кто же послужил прототипом великого комбинатора. Там и Катаев, там и Осип Шор, родственник друзей писателей, там и обобщенный вариант, литературная солянка: что-то от Катаева, что-то от Петрова, что-то от Ильфа. Ясно одно - сподвигнув Петрова и Ильфа написать «Двенадцать стульев», тем самым Катаев обрек себя на бессмертие. А то кто сейчас припомнит, что же такого написал сам Катаев? Разве что на ум придет «Сын полка» и «Белеет парус одинокий…»
А «Двенадцать стульев» вот они. И «Золотой теленок» вот. Юмор выживет при любом режиме, ибо именно в нем заключается спасение.
Романы давно растасканы на цитаты, множество раз сыграны на сцене и воплощены в жизнь на экране. Причем не только на языке оригинала.
Авантюрно-дорожный роман, что в первом, что во втором случае. Роман-путешествие с постоянными перемещениями по безграничным просторам Советской России. Мелькают на страницах романа названия городов и мест, которые теперь, с позиции XXI века и тех событий, что он успел нам преподнести, воспринимаешь по-разному, но однозначно не так, как воспринимали их герои книги: Пятигорск, Баку, Махачкала, Военно-Грузинская дорога, Владикавказ, Беслан… Знал бы Остап, какие проклятые воспоминания и ассоциации будет будить в нас это место, где его «ехавшего без билета, согнали с поезда, и великий комбинатор дерзко бежал за поездом версты три, грозя ни в чем не виновному Ипполиту Матвеевичу кулаком». А, впрочем, хорошо, что не знал - в конце концов, он жил в совершенно другой стране: другого масштаба и других проблем.
Зачин у романов исключительно авантюрный - бриллианты да миллионы. Но те же самые драгоценные камешки удерживают внимание читателей только до поры до времени - исключительно до того исторического момента, когда «со стороны деревни Чмаровки» в роман входит «молодой человек лет двадцати восьми».
Есть такие литературные герои, которые являясь целиком и полностью выдуманными персонажами, настолько ярки и правдоподобны, что невольно начинаешь верить, что они существовали на самом деле. Жили, дышали, думали…
В общемировой литературе первым на ум приходит имя «Шерлок Холмс». В родной русской - «Остап Бендер». Сюжет «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» пересказывать не имеет смысла - авторы и их главный герой давно вошли в историю, а имя «Остап Бендер» стало нарицательным. Могучий, всенародно любимый образ сына турецко-подданного заслонил собой всю остальную литературную деятельность творчески-дружеского тандема и почти заставил позабыть их легкие рассказы и фельетоны.
Остап Сулейман Берта Мария Бендер-бей. Он подобен герою вестерна (что по сути своей является тем же дорожно-авантюрным романом): он появляется из неоткуда и тут же перетягивает все действо на себя. И царит, великодушно отводя всем остальным жалкие роли второго плана и щедро даря вакантные места в искрометной подтанцовке.
Невольно становится смешно, когда вспоминаешь, что изначально авторы планировали исчерпать образ Остапа всего одной фразой - той самой, про ключи и квартиру. Бендер оказался решительно против такой постановки вопроса, и результат его несогласия мы с удовольствием перечитываем вновь и вновь.
Элегантный мошенник, тонкий психолог, исключительный умница, фантазер, актер и острослов - с этим ли джентльменским набором тягаться такому простофиле, как Киса Воробьянинов? С Остапом ли было соревноваться отцу Федору в комбинировании и находчивости? Хотя, надо отдать священнику должное, он шел по верному пути, и первый стул оказался за ним. Потом вот только опоздал слегка.
Что же касается Кисы, то только такой подозрительный и жадный дурак, как Ипполит Матвеевич мог не понять всей широты бендеровской души. Впрочем, после возвращения с Кавказа и пережитого землятресения он «несколько повредился» в уме. Простить его, что ли, убогого?.. Его судьба после совершенного преступления осталась неизвестна, и можно строить версии: сошел с ума? вернулся в уездный город N? остался в Старгороде коротать старость с давней знакомой? сел в тюрьму? Ведь Иванопуло вернулся домой вовремя, и хирурги успели спасти молодую жизнь великого комбинатора.
На самом же деле за легкостью и юмором повествования кроются страшные явления и действия. Сумасшедствие отца Федора, о котором в непринужденной форме сообщается:
«Хохочущего священника на пожарной лестнице увезли в психиатрическую лечебницу».
И все. С глаз долой, из сердца - вон. Actum est, ilicet. Кто уж вспомнит о его жене - совершенно нищей, так и не дождавшейся вишневой наливочки и свечного заводика, оставшейся в городе цирюлен и похоронных бюро?..
Они совершенно разные, эти две книги, написанные одними и теми же авторами и объединенные одним и тем же главным героем. В «Двенадцати стульях» все легко и весело, в «Золотом теленке» - непросто и вдумчиво. В предисловии ко второму роману авторы «постановили роман написать по возможности веселый», однако по-настоящему веселой, беззаботной истории не получилось. Слишком уж все серьезно: начиная от самого названия и биографии Корейко, продолжая смертью Паниковского и заканчивая полным фиаско Остапа в роли миллионера. «Зеленые доспехи» и отсутствие носков идут ему гораздо больше, чем костюм «Европа А» и вожделенный золотой телец, с которым он, в конце концов, просто не знает, что делать. И прокомментировать все это хочется его же фразой: «Вы пижон, и сын пижона, и дети ваши будут пижонами».
Это не его. Оказывается, быть миллионером не так уж и весело. Гораздо веселей быть свободным от миллиона. В случае Остапа не срабатывает даже постулат Стругацких: «Деньги нужны, чтобы о них не думать». Не получается. Приходится мучительно думать о них каждую минуту.
Юмора - чистого, беззлобного юмора - в «Золотом теленке» мало: все больше сатира и грустная ирония. Ведь главный герой со времен поисков сокровищ мадам Петуховой чертовски сильно изменился. Повзрослел, заматерел, стал гораздо серьезней. Это уже не тот легкокрылый Остап, превративший на волне голодного вдохновения Васюки в Нью-Москву и бойко торговавший видом на Провал. В «Золотом теленке» в нем чувствуется живой человек с живыми эмоциями. Да, он все так же деятелен и изобретателен, но теперь он усвоил еще одну важную науку - он научился ошибаться. Ради цели, которая у него есть и к которой он упорно продвигается, Остап предпочитает журавля в небе надежной синице в руке. Впрочем, с трудом верится, что его устроила бы сытая обывательская жизнь. Слишком уж личность непростая и выдающаяся.
Ильф и Петров собирались писать 3-ий роман о похождениях великого комбинатора. Наверно, жаль, что не успели… А, может, и нет? Ведь вопрос о дальнейшей жизни Остапа, уже после резвой пробежки по льду, который все же, черт возьми, тронулся, остается до сих пор открытым.
Где оказался он в итоге? Чем закончил?..