В главном городе большой страны жил однажды человек. Достоверно о нем было известно, что он историк, ставший писателем, и что живет он в подвальчике небольшого дома в одном из арбатских переулков. В образе героя моментально и безошибочно узнается намек на самого Булгакова.
Литератор состоит в Союзе писателей и вроде даже добился на почве того писательства некоторого успеха - по его пьесе "Пилат" ставят спектакль и со дня на день должна состоятся его премьера.
Однако в верхах, страдающих запоздалой близорукостью, разглядели всяческую крамолу и сняли спектакль, так и не успев продемонстрировать его народным массам трудящихся.
От писателя, пытающегося защитить и отстоять свое детище, отрекается его редактор, его предают коллеги по цеху и в общем-то по большому счету всем на него наплевать с высоченной башни Дворца Советов. Как, впрочем, наплевать на любого сочинителя, если только тот не слагает хвалебных осанн Мировой революции или надоям осознающих свою ключевую роль в молочной промышленности буренок.
Что делать дальше, как жить, как со всем этим смириться? И смириться ли? Писатель решительно не понимает. И именно в этот, самый отчаянный момент своей жизни, встречает ее - женщину по имени Маргарита, считающую себя ведьмой.
Зная про все мучения и страдания, связанные с пьесой, она сподвигает писателя взяться за написание романа. Что ж, это весьма... хм... логично. Учитывая сложившиеся вокруг героя обстоятельства.
Писатель, он ведь не может не писать, и идея у него есть. Да не просто какая-то там завалящая и третьесортная идейка, а, прям, идеища! Тем более, что подкинул ее герою сам сатана. Мол, приехал тот в Москву с командировочными целями и вуаля, сударь, опишите его похождения.
Литератор начинает писать роман, куда вплетает и пьесу, за которую и так уже подвергся травле, делает свою Маргариту героиней этого романа, героями - себя и сатану, и постепенно утрачивает связь с реальностью, незаметно даже для самого себя переехав из арбатского подвальчика в чертоги разума.
Физически же он, предварительно тесно познакомившись с карательными органами, попадает в дурдом, где не по своей воле периодически пролетая над гнездом кукушки, сообщает соседу по этажу, что у него нет отныне имени, что он утратил фамилию и что его любимая зовет его мастером.
***
Уже по трейлеру - впрочем, совершенно случайно попавшемуся на глаза - стало понятно, что это будет иной взгляд на роман. "Очередной?" - подумалось мне тогда. Да еще и с полным метром. Это интересно.
Трейлер не обманул - взгляд действительно оказался иным. Иным и имеющим право на существование. Однако в корне неверным будет считать вариацию экранизацией в полном и безоговорочном, буквальном смысле всех этих слов. Режиссер Локшин мог бы избежать многих проклятий, посыпавшихся на съемочную группу, если бы в титрах указал не "По произведению", а "Фантазия на тему".
Для своего opus magnum Локшин и переосмыслил, и переделал самое знаменитое, противоречивое и многотональное произведение Булгакова. Сценарист недрогнувшей безжалостной рукой покромсал канонические диалоги, повышвыривал толпу всяческих героев, проигнорировал многие эпизоды и оставил две с половиной сюжетные линии: мастера и Маргариты, мастера и Воланда и совсем уж куцую историю Пилата и Иешуа.
Первые зрители громогласно приветствовали столь дерзкий экспериментаторский подход и поддерживали его рублем и отзывом. Кажется, еще не доскользили до конца финальные титры премьерного показа, как наполнился интернет хвалебными мнениями и рецензиями. Писали все: и те, кому полагалось это делать по долгу службы, и те, кому делать этого не следовало вовсе в силу безупречного импотентского умения связать два слова не только на бумаге, но и при помощи клавиатуры.
Всех распирало. Всем хотелось высказаться. Фильм стал сенсацией, и немецкий Воланд прицельным пинком начищенного сапога пробил пенальти Чебурашкой, низвергнув неизвестного науке зверя с верхушки рейтингов и отправив его, утираясь ушами, подъедаться на апельсиновой базе.
А потом как-то подуспокоилось хвалебное море, в кинотеатры попала какая-то совсем другая публика, и вот просочился первый ручеек иных мнений и впечатлений. Тут-то лодочка и закачалась.
Режиссер не побоялся наполнить фильм фантазиями, аллюзиями и отсылками. Здесь не только кивки в сторону понятного и не забытого прошлого, здесь откровенное тыканье пальцем в настоящее.
Фантастически-футуристическая Москва фундаментальна: гигантские здания, широченные дороги, необъятные площади. Ну так это всегда было. Попадая в подобные пространства, любой человек легко может почувствовать убогую ничтожность, немасштабность собственной личности.
Новая власть, строительство нового строя и окружающей реальности. "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью". Прямолинейный символизм чистой воды.
Травля тех, кто выбивается из общего ряда? Так и это всегда было и никуда не исчезло.
Номенклатурные радости за закрытыми дверьми? Так это вообще как само собой разумеющееся дело, незаметно и плавно перетекло из прошлого в настоящее. У нас междусобойчик и мы слушаем джаз, но расстреляют, как продавшего за него Родину, тебя.
Так что, куда не упрись, все что-то больно знакомое.
Хорошо и визуально красиво снятый, фильм тем не менее получился неровным. Чувствуется, что по факту материала набралось куда больше, но упаковать абсолютно все в 2,5 часа экранного времени физически невозможно. Отсюда скачущий, дерганный монтаж, отсюда странный, рваный стиль диалогов. Порой реплики выпадают из контекста, не вызывая реакции у собеседника, и уходят в никуда. Они словно выполняют функцию маркеров, напоминалок зрителям - эй, ребята, это "Мастер и Маргарита", вы не забыли?
"Нам хотелось, чтобы человек, который никогда не читал книгу, смог бы проникнуться драмой героев и понять, как герои между собой связаны. Кино должно было работать как для зрителей, хорошо знающих книгу, так и для тех, кто никогда не читал или читал давно и не помнит, и для международных зрителей, которые, может, вообще не слышали, что такое "Мастер и Маргарита"", - сказал в каком-то интервью, еще до выхода фильма, Локшин.
Может быть, может быть... Но только в отрыве от романа фильм смотрится с трудом. Понять его без знания первоисточника либо очень сложно, либо вовсе невозможно.
...Иван называет Воланда консультантом, но по сюжету фильма сам Воланд так ему не представлялся. Берлиоз спрашивает: "А какая у вас специальность? Где вы остановились? Где будете жить?" Далее следует знаменитое: "В вашей квартире" без какой-либо реакции на подобное заявление самого Берлиоза, и диалог на этом заканчивается.
Но мы-то знаем, что там дальше... Память угодливо достраивает то, что осталось за кадром, и тогда все становится понятно и логично.
...Маргарита просить освободить Фриду от платка, потому что "подала ей твердую надежду". Подала ей надежду, просто величественно посмотрев сверху вниз? Или посредством телепатии? Ведь она с ней даже словом не перемолвилась. Кроме того, Фрида говорила по-немецки, а нигде не показано и не сказано, что Марго владеет иностранными языками. Как она вообще ее поняла?
Но мы-то знаем, как оно было...
...Барон Майгель с какого-то перепугу явился на Бал сатаны. Почему? Зачем? Как? Кто его приглашал?
Но мы-то знаем, почему...
..."Полнолуние. Как тогда", - говорит Воланд мастеру, показывая ему Пилата, сидящего в кресле. Тогда - это когда? Из фильма это абсолютно неясно. "Он говорит, что при луне ему нет покоя, и что у него плохая должность. Так он говорит, когда не спит. А когда спит, то видит одно и то же - лунную дорогу. И хочет пойти по ней с арестантом Га-Ноцри, потому что, как он утверждает, он чего-то не договорил тогда". Что они не договорили такого сакрального? Ведь по фильму Пилат и Иешуа вообще не разговаривали. Га-Ноцри выведен в образе ходячей таблетки аспирина, и весь их разговор сводится к паре вопросов следователя и паре ответов арестованного. За рамки именно таких отношений эти двое в фильме не вышли. Поэтому с чего бы это вдруг Пилату в итоге так печалиться? Их история от силы занимает минут десять от всего фильма. Это просто картинка, совершенно утратившая глубину. Сама по себе она не играет и не звучит. А звучит только в связке со знанием текста, прошитого в подкорке у зрителя. Только помня об адской головной боли, о грохоте сапог Марка Крысобоя, о ершалаимском солнце, плавящем золотых идолов на ипподроме, зритель понимает при чем тут луна, плохая должность и что же такого не договорил жестокий прокуратор со своим арестантом тогда, четырнадцатого числа весеннего месяца нисана...
Многое странно и неясно в фильме без романа. А еще неясно, почему, черт возьми, режиссер не стучал по головам паршиво играющих актеров.
Отвратительный, адски переигрывающий даже на стоп-кадре Бездомный - у нас в школьном театре лучше и достойней играли. И это без дураков, потому что именно в нашем театре играла Яна Сексте.
Недостоверный, дерганный, совсем какой-то неинтеллектуальный Берлиоз. Этот тип с мартышечьими ужимками и фальшивым голосом (особенно в эпизоде на Патриарших) - солидный редактор солидного журнала? А ведь вроде старая гвардия, вроде Князев... Правильно тут Берлиозу голову отрезали, правильно, хотя и затянули процесс безбожно. В общем, сцена по реализации получилась совсем не отвал башки.
Просто чудовищный Коровьев. Джокера в исполнении Хита Леджера, - Джокера, которого так старательно изображает Колокольников, - Леджер сыграл убедительней Колокольникова. Фагот шут, гаер, но не придурок и не клоунское недоразумение. Его голос частенько дребезжал, но вряд ли был неприятно режущей слух помесью идиотского фальцета с волчком из "Что? Где? Когда?"
Приближенным Воланда вообще здесь не повезло. Их всех низвели до массовки, статистов, и не отказались совсем просто потому, что они - самый главный маркер: это "Мастер и Маргарита", помните!
Безликий в целом Азазелло - то ли чернорубашечник, то ли и вовсе Дуче собственной персоной.
Фактурная благодаря внешности, но проходная и абсолютно неудавшаяся как ведьма Гелла. Вот она начинающая актриса, а вот она уже уезжает со свитой на авто. Получается, что она не ведьма, а актриса, продавшая душу дьяволу за роль в одноразовом спектакле. "И почему это Гелла не голая?!" - возмущалась почтеннейшая публика в отзывах.
Больше всего, как обычно, не повезло коту. Ну нельзя, нет, нельзя впихнуть в кадр неубедительный графон в виде мейн-куна (черт, он же даже не черный!) и сказать - вот, это Бегемот. Нет, это не Бегемот. Это просто графическая моделька. "Маэстро! Урежьте марш!" Его же собственное восклицание стало для Бегемота пророческим - кота и урезали по самые уши.
А между тем короля как и прежде играет свита.
Аугуст Диль, знакомый, главным образом, по работе у Тарантино в "Бесславных ублюдках", хорош. Просто потому что это Аугуст Диль. Но это не Воланд.
Визуально - да, прямо сошел со страниц романа. Однако энергетика! Ах, коварная она штука... Со счетов ее не сбросишь, и без нее никак. По энергетике это пакостный мелкий бес, кривляющийся и строящий рожи, но никак не всесильный Князь Тьмы. В нем не чувствуется глубины и солидности, присущих подлинной всесильности. В Воланде Диля нет масштаба личности. Его свита не испытывает к нему уважения и почтительности - в кадре этого просто не существует. И прошу прощения, меня, как зрителя, своим ключевым замечанием: "В общем напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их..." он не убедил. Просто не верю, что, во-первых, этот интурист и прежде знавал москвичей, и, во-вторых, не верю, что он понимает, что такое "квартирный вопрос". Дежурным голосом произносится дежурная фраза, без проникновения в ее подноготную. И окончательно убила образ техническая сторона - русский дубляж Диля сделали так небрежно, с таким рассинхроном текста и артикуляции, что, право, лучше бы он все время говорил по-немецки.
Маргарита. Марго, безусловно, женщина красивая. Скучающая от роскошного быта жена, судя по характеристике, неплохого человека. Однако в ней нет жизни, нет страсти, нет той огромной, всепреодолевающей любви. И, наконец, нет в ней того "непонятного огонечка", что горел в ее глазах и остался неразгаданным даже самим автором романа.
Поэтому просто повторимся: Марго, безусловно, женщина красивая.
А что же мастер, любовь и смысл всей ее жизни? Цыганов единственный, кто не подкачал. Всегда и везде одинаковый, он гениально в этом убедителен. Однако в данном случае, эта его фирменная индифферентность и отстраненность пошли даже на пользу - мастер, он ведь не от мира сего. Но пары мастера и Маргариты нет, и любви нет, тем более страсти нет, ибо нет химии. Мастер и Маргарита в фильме просто двое давно и хорошо знающих друг друга супругов. Все еще связанных каким-то теплящимся чувством, но уже начинающих уставать друг от друга.
Была еще надежда на Иешуа и Пилата - мощнейший, может быть даже самый мощный дуэт романа. Однако маленький человечек с блаженным взглядом и внешностью плотника из ближайшего местечка, столь же не похож на Иисуса, как Иисус - на рок-звезду. Это прекрасный Левий Матвей, но никак не человек, перевернувший мировоззрение и душу прокуратора.
Пилат же оставил противоречивое впечатление. Актер скверно отыграл головную боль. И не просто головную боль, а адскую головную боль, которая мучает и терзает так, что слабое утешение приносит лишь мысль о прохладе и чаше с темной жидкостью: "Яду мне, яду!" Потирание лба в контексте произносимых в это время арестантом слов смотрится утомленной реакцией на оные: "Пацан, какую же пургу ты несешь!.." Это никак не безнадежность обреченного.
Однако визуально и фактурно Пилат убедителен. Верится, что именно такой человек командовал кавалерийской турмой врубившейся с фланга, чтобы спасти из окружения Крысобоя. И больше всего поражает голос, звучащий с балкона при оглашении приговора - надсадный, сорванный командами, окончательно загубленный необходимостью все время кричать, перекрывая грохот боя. Там он его и потерял - в Долине Дев.
Это все детали: голоса, образы, ощущения... Но ведь дьявол именно в них и скрывается. Даже в фильме про него самого.
Иногда хотелось повторить за мастером: "Была проделана большая работа". Вроде есть стильная нуарная атмосферность, но напрочь отсутствуют булгаковский юмор и сарказм. Режиссер грамотно играет светом и цветом: эпизоды враждебности и тьмы сняты в холодных, серо-голубых тонах, взаимоотношения мастера и его музы - преимущественно в теплых, приглушенных, уютных, но общей неровности повествования это не спасает. Роскошна идея показать все действо через призму безумия мастера, но смущает мотивация Воланда - получается, он спасает роман не о Иешуа и Пилате, а роман о самом себе. А это так себе история.
" - Свистнуто, не спорю, - снисходительно заметил Коровьев, - действительно свистнуто, но, если говорить беспристрастно, свистнуто очень средне!"
Автора романа все же не обманешь.