"Слово"
Стыдно признаться, но последнее время я очень часто засыпаю при просмотре фильмов. Становится скучно: действие все чаще не удерживает моего внимания, банальные сюжетные ходы все чаще приедаются, актерское существование все чаще кажется неестественным, утомительным, предсказуемым... Режиссерским находкам удивляюсь все меньше...
Наверное, это возраст. А может, сказывается рабочая усталость: все-таки читать каждый день малоприятные юридические тексты - это тяжко. На то, чтобы воспринимать что-то еще, сил почти не остается.
Тем приятнее, внезапнее и поразительнее, когда что-то захватывает полностью, без остатка. Проникает до самых глубин и меняет тебя. Точнее, напоминает тебе, кто ты, что ты и зачем ты.
Сегодня мы пересмотрели (то есть это я пересмотрел, Тёма видел впервые) фильм Карла Теодора Дрейера «Слово». Два с лишним часа, во время которых не то что вздремнуть - моргнуть было невозможно. Каждый звук, каждый поворот камеры, каждое мимическое движение героев - за всем этим хотелось смотреть, смотреть, смотреть. Неотрывно.
Фильм медленный, тягучий, затягивающий. Но при этом - парадоксально - невероятно стремительный в своих деталях.
На стене висят часы-ходики. В какой-то момент они бьют 10 вечера. Тогда на них обращаешь внимание. Потом каждое появление часов - на заднем плане, без педалирования - это событие...
На вершине дюны, среди травы, в песок вбиты несколько кольев; между ними протянуты веревки, на них сохнет белье. Белье полощется на ветру. Ближе к концу фильма мы видим эти же веревки, но уже без белья. Под колышками ходит кошка. Ветер...
Родители боятся оставить дочь наедине с молодым человеком, который влюблен в нее. Все предлоги, которые они придумывают, чтобы добиться своей цели, - это отдельный «театр», пьеса в пьесе, от которой невозможно оторваться...
И финал - сокрушительный, поднимающий планку для всего мирового кино на невообразимую высоту, достичь которой смогут немногие. Если это вообще возможно.
Самое поразительное - это то, что фильм жив.
Прошло почти 60 лет с момента его создания (1955 год), больше 45 лет со смерти Дрейера (1968 год), а «Слово» остается актуальным, ибо, как ни банально это звучит, обращено к вечности. Никаких скидок на то, что тогда «техника не дошла», «приемы не были придуманы», что с тех пор «зритель изменился».
Этот фильм - не побоюсь сказать - «Сикстинская Мадонна» мирового кино. Он не играет со зрителем, как это привык делать кинематограф в последнее время. Он предельно серьезен и при этом предельно жив - насколько кино может быть живым и дышащим. Никаких режиссерских «ухмылочек», «подмигиваний», «розыгрышей». В это сейчас, в век Триера и Тарантино, трудно поверить, но все это так.
[Еще пара мыслей]Несколько недель тому назад мы смотрели в «Киноклубе» «лучший фильм всех времен и народов» - «Гражданина Кейна» Орсона Уэллса. Половину фильма я благополучно проспал (не могу сказать, что потерял много, - фильм я довольно хорошо помню по предыдущим просмотрам). Не знаю, что там насчет «лучшего», но точно могу сказать, что «Кейн» - определенно фильм о пустоте. О нагромождении пустоты. О пустоте, рождающей пустоту, интересующейся пустотой, зацикленной на воспроизводстве пустоты. Пустота, облеченная в сверкающие и эффектные киноприемы, особенно ужасающа, ибо притягательна, завораживает и уносит в неизвестном направлении.
Во время сегодняшнего просмотра «Слова» - так сказать, на контрасте - это стало особенно очевидно. Дрейер не стремится «заинтересовать», «завлечь» зрителя. Его интересует лишь полнота и ее достижение, а не внешний эффект (собственно, это же будет потом интересовать Тарковского - он будет воспроизводить каждое мгновение именно как залитое полнотой, присутствием, жизнью). Дрейер отказывается от всех внешних технических приемов, и сосредоточение на внутренней полноте и стремлении к ней дает поразительный, почти гипнотический эффект.
Великий Бергман как-то сказал о великом Тарковском: «Неожиданно я оказался на пороге комнаты, ключей от которой мне до тех пор не давали. Там, куда мне давно хотелось попасть, Тарковский чувствовал себя свободно и уверенно».
Думается, Бергман немного лукавил, ибо дверь в эту комнату определенно открыл Дрейер своим «Словом». Тарковский лишь пристально вгляделся в то, что в этой комнате находилось.
Наверное, это возраст. А может, сказывается рабочая усталость: все-таки читать каждый день малоприятные юридические тексты - это тяжко. На то, чтобы воспринимать что-то еще, сил почти не остается.
Тем приятнее, внезапнее и поразительнее, когда что-то захватывает полностью, без остатка. Проникает до самых глубин и меняет тебя. Точнее, напоминает тебе, кто ты, что ты и зачем ты.
Сегодня мы пересмотрели (то есть это я пересмотрел, Тёма видел впервые) фильм Карла Теодора Дрейера «Слово». Два с лишним часа, во время которых не то что вздремнуть - моргнуть было невозможно. Каждый звук, каждый поворот камеры, каждое мимическое движение героев - за всем этим хотелось смотреть, смотреть, смотреть. Неотрывно.
Фильм медленный, тягучий, затягивающий. Но при этом - парадоксально - невероятно стремительный в своих деталях.
На стене висят часы-ходики. В какой-то момент они бьют 10 вечера. Тогда на них обращаешь внимание. Потом каждое появление часов - на заднем плане, без педалирования - это событие...
На вершине дюны, среди травы, в песок вбиты несколько кольев; между ними протянуты веревки, на них сохнет белье. Белье полощется на ветру. Ближе к концу фильма мы видим эти же веревки, но уже без белья. Под колышками ходит кошка. Ветер...
Родители боятся оставить дочь наедине с молодым человеком, который влюблен в нее. Все предлоги, которые они придумывают, чтобы добиться своей цели, - это отдельный «театр», пьеса в пьесе, от которой невозможно оторваться...
И финал - сокрушительный, поднимающий планку для всего мирового кино на невообразимую высоту, достичь которой смогут немногие. Если это вообще возможно.
Самое поразительное - это то, что фильм жив.
Прошло почти 60 лет с момента его создания (1955 год), больше 45 лет со смерти Дрейера (1968 год), а «Слово» остается актуальным, ибо, как ни банально это звучит, обращено к вечности. Никаких скидок на то, что тогда «техника не дошла», «приемы не были придуманы», что с тех пор «зритель изменился».
Этот фильм - не побоюсь сказать - «Сикстинская Мадонна» мирового кино. Он не играет со зрителем, как это привык делать кинематограф в последнее время. Он предельно серьезен и при этом предельно жив - насколько кино может быть живым и дышащим. Никаких режиссерских «ухмылочек», «подмигиваний», «розыгрышей». В это сейчас, в век Триера и Тарантино, трудно поверить, но все это так.
[Еще пара мыслей]Несколько недель тому назад мы смотрели в «Киноклубе» «лучший фильм всех времен и народов» - «Гражданина Кейна» Орсона Уэллса. Половину фильма я благополучно проспал (не могу сказать, что потерял много, - фильм я довольно хорошо помню по предыдущим просмотрам). Не знаю, что там насчет «лучшего», но точно могу сказать, что «Кейн» - определенно фильм о пустоте. О нагромождении пустоты. О пустоте, рождающей пустоту, интересующейся пустотой, зацикленной на воспроизводстве пустоты. Пустота, облеченная в сверкающие и эффектные киноприемы, особенно ужасающа, ибо притягательна, завораживает и уносит в неизвестном направлении.
Во время сегодняшнего просмотра «Слова» - так сказать, на контрасте - это стало особенно очевидно. Дрейер не стремится «заинтересовать», «завлечь» зрителя. Его интересует лишь полнота и ее достижение, а не внешний эффект (собственно, это же будет потом интересовать Тарковского - он будет воспроизводить каждое мгновение именно как залитое полнотой, присутствием, жизнью). Дрейер отказывается от всех внешних технических приемов, и сосредоточение на внутренней полноте и стремлении к ней дает поразительный, почти гипнотический эффект.
Великий Бергман как-то сказал о великом Тарковском: «Неожиданно я оказался на пороге комнаты, ключей от которой мне до тех пор не давали. Там, куда мне давно хотелось попасть, Тарковский чувствовал себя свободно и уверенно».
Думается, Бергман немного лукавил, ибо дверь в эту комнату определенно открыл Дрейер своим «Словом». Тарковский лишь пристально вгляделся в то, что в этой комнате находилось.