спасибо / за сильбо
Двенадцать лет, как с нами нет Владимира Парамонова...
Его неопубликованное стихотворение:
Спасибо, жизнь, и всё-таки - спасибо,
Что научила веровать и ждать,
Что даже тёмный лес на птичьем сильбо
Ещё способен что-то мне сказать,
За то, что в смутных сумраках и чащах
(Где мне жилось) я зрел не только тьму…
За то, что век, так бурно уходящий,
Хоть и не добр, но не конец всему.
И фрагмент из воспоминаний сына Кости:
***
Повезло тому сыну, который нашёл в своём отце друга, брата, единомышленника. Да и собутыльника, чёрт побери! А собутыльником отец оказался душевным. Как ни странно, это его свойство мне впервые пришлось оценить в довольно нежном возрасте.
В тот день наша мама, Нина Афанасьевна, уехала повидать свою родню. И мы, что называется, оказались «одни дома». Каждый «шалил» на свой лад… Я проводил ревизию на предмет наличия в бельевом шкафу коробки с шоколадными конфетами, пока отец заканчивал класть кафельную плитку в ванной. Мы встретились с ним в прихожей, где он, в свою очередь, обнаружил в бельевой нише, в старом валенке, - банку восхитительной настойки, на которые наша мама великая мастерица. (Это я, конечно, уже гораздо позже узнал. Настойки у мамы получаются крепкие, душистые и беспохмельные.)
Не знаю почему, но мы расположились прямо на полу - в коридорчике, ведущем из прихожей в кухню. Отец предложил мне настойки: «Хочешь попробовать?» Я, конечно, понюхал из вежливости, но отказался. Отец выпил, а я закусил конфетами, и мы, возлежа на полу как патриции, стали вести разговоры о смысле жизни. Отчётливо помню один его монолог из той беседы.
«Знаешь, о чём я мечтаю? Чтобы Бог мог устроить так, как может устроить только он. Вот представь себе: живу я, живу, учусь всю жизнь чему-то, что-то приобретаю, а потом - раз! И смерть. Это я тебе не о домах, садо-огродах и машинах говорю! Это я - о душе… Представь, если бы весь жизненный опыт, накопленный родителями ко времени рождения ребёнка, сразу же переходил к новорожденному - целиком! Сразу! Ты понимаешь, какими людьми мы тогда бы становились?..»
Я ещё не очень-то понимал. Я в это время пытался нарисовать отца карандашом в альбоме. В то время он носил бороду и получался у меня похожим на Аристотеля из школьного учебника. Когда я сказал отцу об этом, то он, кажется, был по-детски польщён…
Его неопубликованное стихотворение:
Спасибо, жизнь, и всё-таки - спасибо,
Что научила веровать и ждать,
Что даже тёмный лес на птичьем сильбо
Ещё способен что-то мне сказать,
За то, что в смутных сумраках и чащах
(Где мне жилось) я зрел не только тьму…
За то, что век, так бурно уходящий,
Хоть и не добр, но не конец всему.
И фрагмент из воспоминаний сына Кости:
***
Повезло тому сыну, который нашёл в своём отце друга, брата, единомышленника. Да и собутыльника, чёрт побери! А собутыльником отец оказался душевным. Как ни странно, это его свойство мне впервые пришлось оценить в довольно нежном возрасте.
В тот день наша мама, Нина Афанасьевна, уехала повидать свою родню. И мы, что называется, оказались «одни дома». Каждый «шалил» на свой лад… Я проводил ревизию на предмет наличия в бельевом шкафу коробки с шоколадными конфетами, пока отец заканчивал класть кафельную плитку в ванной. Мы встретились с ним в прихожей, где он, в свою очередь, обнаружил в бельевой нише, в старом валенке, - банку восхитительной настойки, на которые наша мама великая мастерица. (Это я, конечно, уже гораздо позже узнал. Настойки у мамы получаются крепкие, душистые и беспохмельные.)
Не знаю почему, но мы расположились прямо на полу - в коридорчике, ведущем из прихожей в кухню. Отец предложил мне настойки: «Хочешь попробовать?» Я, конечно, понюхал из вежливости, но отказался. Отец выпил, а я закусил конфетами, и мы, возлежа на полу как патриции, стали вести разговоры о смысле жизни. Отчётливо помню один его монолог из той беседы.
«Знаешь, о чём я мечтаю? Чтобы Бог мог устроить так, как может устроить только он. Вот представь себе: живу я, живу, учусь всю жизнь чему-то, что-то приобретаю, а потом - раз! И смерть. Это я тебе не о домах, садо-огродах и машинах говорю! Это я - о душе… Представь, если бы весь жизненный опыт, накопленный родителями ко времени рождения ребёнка, сразу же переходил к новорожденному - целиком! Сразу! Ты понимаешь, какими людьми мы тогда бы становились?..»
Я ещё не очень-то понимал. Я в это время пытался нарисовать отца карандашом в альбоме. В то время он носил бороду и получался у меня похожим на Аристотеля из школьного учебника. Когда я сказал отцу об этом, то он, кажется, был по-детски польщён…