(no subject)
Было бы нечестно совсем ничего не написать про Чирали. И я очень благодарна тем, кто писал об этом месте в свое время, возможно, иначе я бы до него не доехала.
Этой зимой я очень много говорила по телефону - о делах, совершенно не предназначавшихся для детских ушей. Чтобы поговорить спокойно, мне приходилось выходить на лестничную площадку. Я стояла у окна в подъезде и говорила, говорила, глядя на уличный фонарь во дворе и снежное пятно света вокруг него. Прошел январь, наступил февраль, а я продолжала выходить и говорить. Снег то шёл, то переставал, то снова начинал валить, искрился на сугробах, оседал мокрой пылью на чьей-то сутулой спине, спешащей к подъезду. Мне казалось, что вид из окна впечатался в меня навсегда, и его уже не вытравить ничем, вечный, как эта длинная невыносимая зима.
Когда мы приехали в Чирали - обалдевшие от перелетов, с детьми, спящими на заднем сидении, я не чувствовала ничего, кроме усталости. Никаких особых запахов и звуков: темнота, турки, какие-то комнаты и вещи. Нас отвезли на берег, поужинать в прибрежном ресторанчике, который держали хозяева пансиона, и там мы пошли к морю. Было так темно, что его почти не было видно, темная дышащая звездами масса, как большое животное. Животное дышало: пшшш, пшшш. Пшшш-шш. Я села на берег, закрыла глаза и вдруг почувствовала, что это дыхание, как ластиком, начинает стирать картину зимнего фонаря. Каждая набегающая волна делала ее все бледнее и бледнее и бледнее. А вокруг постепенно стали проступать запахи и звуки: утренние петухи, маленькие, еще темно-зеленые апельсины, хвоя, горячие лепешки, цветы граната, нагретые камни, на которых мы рисовали Филиппу буквы и цифры. И море, море, море, много моря - прекрасного, прозрачного, целительного, бьющего волнами, оседающего солью на коже, моря, которое хочется выпить, не будь оно таким соленым и отрастить себе жабры, чтобы не вылезать из него никогда.
Через десять дней наступило утро, когда я поставила небольшой личный рекорд. Доехала на велосипеде от дома до пляжа, руля одной рукой и держа в другой корзинку с шелковицей, лавируя между разбегающимися перед колёсами маленькими курицами. Доехала до пляжа, помахала детям, которые уже бултыхались в волнах и вдруг подумала: я уже несколько дней не вспоминала зимний фонарь!
Этой зимой я очень много говорила по телефону - о делах, совершенно не предназначавшихся для детских ушей. Чтобы поговорить спокойно, мне приходилось выходить на лестничную площадку. Я стояла у окна в подъезде и говорила, говорила, глядя на уличный фонарь во дворе и снежное пятно света вокруг него. Прошел январь, наступил февраль, а я продолжала выходить и говорить. Снег то шёл, то переставал, то снова начинал валить, искрился на сугробах, оседал мокрой пылью на чьей-то сутулой спине, спешащей к подъезду. Мне казалось, что вид из окна впечатался в меня навсегда, и его уже не вытравить ничем, вечный, как эта длинная невыносимая зима.
Когда мы приехали в Чирали - обалдевшие от перелетов, с детьми, спящими на заднем сидении, я не чувствовала ничего, кроме усталости. Никаких особых запахов и звуков: темнота, турки, какие-то комнаты и вещи. Нас отвезли на берег, поужинать в прибрежном ресторанчике, который держали хозяева пансиона, и там мы пошли к морю. Было так темно, что его почти не было видно, темная дышащая звездами масса, как большое животное. Животное дышало: пшшш, пшшш. Пшшш-шш. Я села на берег, закрыла глаза и вдруг почувствовала, что это дыхание, как ластиком, начинает стирать картину зимнего фонаря. Каждая набегающая волна делала ее все бледнее и бледнее и бледнее. А вокруг постепенно стали проступать запахи и звуки: утренние петухи, маленькие, еще темно-зеленые апельсины, хвоя, горячие лепешки, цветы граната, нагретые камни, на которых мы рисовали Филиппу буквы и цифры. И море, море, море, много моря - прекрасного, прозрачного, целительного, бьющего волнами, оседающего солью на коже, моря, которое хочется выпить, не будь оно таким соленым и отрастить себе жабры, чтобы не вылезать из него никогда.
Через десять дней наступило утро, когда я поставила небольшой личный рекорд. Доехала на велосипеде от дома до пляжа, руля одной рукой и держа в другой корзинку с шелковицей, лавируя между разбегающимися перед колёсами маленькими курицами. Доехала до пляжа, помахала детям, которые уже бултыхались в волнах и вдруг подумала: я уже несколько дней не вспоминала зимний фонарь!