(no subject)
Спасли остаток прямо скажем не сильно удавшегося лета, съездив в Латвию. Юрмала оказалась похожей на дачу в Кратово, такую, какой она была в моем детстве - сосны до неба, пересечения улиц, веранда, замирающий гудок электрички вдали.
Жили в частном доме на тихой улице в Майори. Одна из комнат выходила верандой на соседний заброшенный участок, заросший травой, кусты красной смородины и старая яблоня, усыпанная яблоками. Ночью яблоки мягко светились отраженным светом, повторяя форму созвездий на холодном ясном небе. Через несколько дней, впрочем, объявились хозяева. Участок выкосили, а яблоню спилили бензопилой, прямо на моих глазах. Это было похоже на убийство.
Ходили на местный рынок - рынок громко сказано, так, пятачок на пересечении двух улиц. Покупала местный творог и соленые огурцы, лисички, яблоки, удивительную клубнику со вкусом земляники. Завтракали в одном и том же кафе 53 на улице Йомас. Мой безусловные гастрономические кумиры - пирог с ревенем и местное мороженое, политое рижским бальзамом из черной смородины. А! Еще стейк в В-Баре напротив входа в Дуомо.
Несколько раз ездили в Ригу, один раз попали под ливень. Пробежала весь старый город насквозь с Филей на плечах, так как коляска и брусчатка оказались несовместимы. Во второй раз поехали вдвоем с Сашей, и снова попали под ливень, переждав его в православном Христорождественском кафедральном соборе - потом прочитала про его историю всякие ужасы, зверски убитые архиепископы, разоренный иконостас. Зашли в местный музей югенстиля на улице Альберта, маленький, но очаровательный, с цветными рюмками на длинных ногах, каштанами, вплетенными в зеленый орнамент обоев, пышными шляпами и плитой мечты. Второй попыткой зайти в музей была дача Яна Райниса в Юрмале, но оттуда нам пришлось постыдно бежать, так как Филя страстно возжелал печатную машинку поэта и наотрез отказывался возвращаться домой без нее.
Гуляли - по улицам, разглядывая старые заброшенные дачи, по бесконечному белому берегу по колено в воде, к железнодорожным путям, встречать и провожать электрички - по Филиному требованию, мальчик полюбил поезда нежной любовью. Они там и правда милые, из четырех вагонов, сине-рыжие, перед каждой станцией звонит звонок. Бла-бла-бла Дубулты! Бла-бла-бла Дзинтари! На станциях, не слишком изменившихся за последние двадцать лет, пахнет так же, как моим летом Олимпиады-80.
Опытным путем выяснили, что положенный на рельсы лат не расплющивается, а впечатывается в рельс, в отличие от рублей, которые превращаются в горячий гладкий кругляш.
Жили в частном доме на тихой улице в Майори. Одна из комнат выходила верандой на соседний заброшенный участок, заросший травой, кусты красной смородины и старая яблоня, усыпанная яблоками. Ночью яблоки мягко светились отраженным светом, повторяя форму созвездий на холодном ясном небе. Через несколько дней, впрочем, объявились хозяева. Участок выкосили, а яблоню спилили бензопилой, прямо на моих глазах. Это было похоже на убийство.
Ходили на местный рынок - рынок громко сказано, так, пятачок на пересечении двух улиц. Покупала местный творог и соленые огурцы, лисички, яблоки, удивительную клубнику со вкусом земляники. Завтракали в одном и том же кафе 53 на улице Йомас. Мой безусловные гастрономические кумиры - пирог с ревенем и местное мороженое, политое рижским бальзамом из черной смородины. А! Еще стейк в В-Баре напротив входа в Дуомо.
Несколько раз ездили в Ригу, один раз попали под ливень. Пробежала весь старый город насквозь с Филей на плечах, так как коляска и брусчатка оказались несовместимы. Во второй раз поехали вдвоем с Сашей, и снова попали под ливень, переждав его в православном Христорождественском кафедральном соборе - потом прочитала про его историю всякие ужасы, зверски убитые архиепископы, разоренный иконостас. Зашли в местный музей югенстиля на улице Альберта, маленький, но очаровательный, с цветными рюмками на длинных ногах, каштанами, вплетенными в зеленый орнамент обоев, пышными шляпами и плитой мечты. Второй попыткой зайти в музей была дача Яна Райниса в Юрмале, но оттуда нам пришлось постыдно бежать, так как Филя страстно возжелал печатную машинку поэта и наотрез отказывался возвращаться домой без нее.
Гуляли - по улицам, разглядывая старые заброшенные дачи, по бесконечному белому берегу по колено в воде, к железнодорожным путям, встречать и провожать электрички - по Филиному требованию, мальчик полюбил поезда нежной любовью. Они там и правда милые, из четырех вагонов, сине-рыжие, перед каждой станцией звонит звонок. Бла-бла-бла Дубулты! Бла-бла-бла Дзинтари! На станциях, не слишком изменившихся за последние двадцать лет, пахнет так же, как моим летом Олимпиады-80.
Опытным путем выяснили, что положенный на рельсы лат не расплющивается, а впечатывается в рельс, в отличие от рублей, которые превращаются в горячий гладкий кругляш.