Похороны А.А. Бирон, урождённой светлейшей княжны Меншиковой.
Оригинал взят у palborum в Похороны А.А. Бирон, урождённой светлейшей княжны Меншиковой.
Я так часто (особенно в последнее время) поминаю кладбища, что пришла пора рассказать и о похоронах. Взять хотя бы кончину последней из уцелевших дочерей светлейшего князя Меншикова Александры Александровны. Весной 1731 года юную княжну вернули из березовской ссылки, пожаловали во фрейлины и спустя год выдали замуж за Густава Бирона (1700 - 1746), брата всесильного фаворита императрицы Анны Иоанновны Эрнста Иоганна Бирона. Брак оказался недолгим. 13 сентября 1736 года двадцатитрёхлетняя «Биронша» скончалась в родах, явив на свет мёртвого младенца. В доме неутешного вдовца готовились к похоронам…
Далее предоставим слово свидетельнице прощального обряда миссис Джейн Рондо, жене английского резидента в Петербурге Клавдия Рондо:
Таннауэр И.Г. (?) Портрет светлейшей княжны А.А. Меншиковой. 1722 - 1723.
Меншиковский дворец-музей. Санкт-Петербург.
«… Гроб был открыт. Она лежала в нижнем белье (здесь и далее выделено мной - pb.), поскольку умерла в такое время (иначе, как мне сказали, она была бы полностью одета): ночная рубашка из серебряной ткани, подвязанная розовой лентой, на голове - чепец, отделанный тонкими кружевами, и маленькая корона княжны Римской империи. Вокруг головы по лбу была повязана лента с вышитым на ней именем её и возрастом. На левой руке у неё лежал завёрнутый в серебряную ткань ребёнок, который умер через несколько минут после рождения. В правой руке её был бумажный свиток - свидетельство её духовника Святому Петру. Когда всё общество собралось в комнате, с нею пришли проститься слуги; низшие слуги были первыми. Все они целовали ей руку и целовали ребёнка, просили простить им их проступки и подняли кошмарный, невообразимый шум: они вопили, а не плакали. Затем с нею прощались её знакомые, с тем различием, что они целовали её в лицо, и тоже подняли ужасный шум, но не такой жуткий, как предыдущие. Потом подходили её родственники, первыми самые дальние. Когда подошёл её брат, я даже было подумала, что он вытащит её из гроба. Но самую трогательную картину представляло прощание мужа.
<…>
На его лице читалась истинная скорбь, но скорбь молчаливая. Подойдя к дверям комнаты, где лежала покойница, он остановился и попросил подать ему настойку оленьего рога; выпив её и, казалось, собравшись с силами, он приблизился к гробу и упал в обморок. (Между прочим, Густав Бирон был военным, премьер-майором лейб-гвардии Измайловского полка, и не раз глядел в глаза смерти на полях сражений). После того как его вынесли из комнаты и привели в чувство, гроб снесли вниз и поставили на открытую колесницу, за которой последовал длинный поезд карет и гвардейский конвой, так как она была женой военачальника. Для погребения тело отвезли в монастырь Св. Александра, и хотя крышка гроба была закрыта, пока ехали по улицам, в церкви её снова сняли, и та же церемония прощания повторилась сызнова, но без мужа: его увезли домой, ибо он вторично лишился чувств, едва открыли гроб. Остальная часть церемонии очень похожа на римско-католическую. После погребения все вернулись в дом на большой обед, который скорее походил на пир, чем на тризну, поскольку все, казалось, позабыли своё горе…».
См.: Рондо. Письма дамы, прожившей несколько лет в России, к её приятельнице в Англию. В кн. «Безвременье и временщики». Л.: Художественная литература, 1991, с. 224 - 225.
Я так часто (особенно в последнее время) поминаю кладбища, что пришла пора рассказать и о похоронах. Взять хотя бы кончину последней из уцелевших дочерей светлейшего князя Меншикова Александры Александровны. Весной 1731 года юную княжну вернули из березовской ссылки, пожаловали во фрейлины и спустя год выдали замуж за Густава Бирона (1700 - 1746), брата всесильного фаворита императрицы Анны Иоанновны Эрнста Иоганна Бирона. Брак оказался недолгим. 13 сентября 1736 года двадцатитрёхлетняя «Биронша» скончалась в родах, явив на свет мёртвого младенца. В доме неутешного вдовца готовились к похоронам…
Далее предоставим слово свидетельнице прощального обряда миссис Джейн Рондо, жене английского резидента в Петербурге Клавдия Рондо:
Таннауэр И.Г. (?) Портрет светлейшей княжны А.А. Меншиковой. 1722 - 1723.
Меншиковский дворец-музей. Санкт-Петербург.
«… Гроб был открыт. Она лежала в нижнем белье (здесь и далее выделено мной - pb.), поскольку умерла в такое время (иначе, как мне сказали, она была бы полностью одета): ночная рубашка из серебряной ткани, подвязанная розовой лентой, на голове - чепец, отделанный тонкими кружевами, и маленькая корона княжны Римской империи. Вокруг головы по лбу была повязана лента с вышитым на ней именем её и возрастом. На левой руке у неё лежал завёрнутый в серебряную ткань ребёнок, который умер через несколько минут после рождения. В правой руке её был бумажный свиток - свидетельство её духовника Святому Петру. Когда всё общество собралось в комнате, с нею пришли проститься слуги; низшие слуги были первыми. Все они целовали ей руку и целовали ребёнка, просили простить им их проступки и подняли кошмарный, невообразимый шум: они вопили, а не плакали. Затем с нею прощались её знакомые, с тем различием, что они целовали её в лицо, и тоже подняли ужасный шум, но не такой жуткий, как предыдущие. Потом подходили её родственники, первыми самые дальние. Когда подошёл её брат, я даже было подумала, что он вытащит её из гроба. Но самую трогательную картину представляло прощание мужа.
<…>
На его лице читалась истинная скорбь, но скорбь молчаливая. Подойдя к дверям комнаты, где лежала покойница, он остановился и попросил подать ему настойку оленьего рога; выпив её и, казалось, собравшись с силами, он приблизился к гробу и упал в обморок. (Между прочим, Густав Бирон был военным, премьер-майором лейб-гвардии Измайловского полка, и не раз глядел в глаза смерти на полях сражений). После того как его вынесли из комнаты и привели в чувство, гроб снесли вниз и поставили на открытую колесницу, за которой последовал длинный поезд карет и гвардейский конвой, так как она была женой военачальника. Для погребения тело отвезли в монастырь Св. Александра, и хотя крышка гроба была закрыта, пока ехали по улицам, в церкви её снова сняли, и та же церемония прощания повторилась сызнова, но без мужа: его увезли домой, ибо он вторично лишился чувств, едва открыли гроб. Остальная часть церемонии очень похожа на римско-католическую. После погребения все вернулись в дом на большой обед, который скорее походил на пир, чем на тризну, поскольку все, казалось, позабыли своё горе…».
См.: Рондо. Письма дамы, прожившей несколько лет в России, к её приятельнице в Англию. В кн. «Безвременье и временщики». Л.: Художественная литература, 1991, с. 224 - 225.