Светлой памяти Анны Алексеевны - бабушки моей.
Летний день. Мне четыре года. Идём с мамой от электрички до Захарово.
Полевая тропинка, травы, высокое небо. И всё это залито солнечным светом.
Радость переполняет меня. Мир после узких городских тротуаров кажется необъятным.
Хочется бегать, кружиться, петь. Но я - послушная девочка и стараюсь идти спокойно, держа маму за руку.
Зайдя в дом, не выдерживаю, быстрее - через тесную переднюю избу - в просторную горницу. Не сняв сандалий, бегаю кругами.
И вдруг - замерев - спрашиваю: «А Кузьминишна не придёт?»
Мама с бабушкой смеются.
Я знаю, знаю, что здесь нет строгой Кузьминичны с первого этажа. Но мне так радостно от их смеха!
Мне радостно от деревенского простора, от запаха свежеиспеченного хлеба, некрашеных половиц, от улыбчивых бабушкиных глаз.
Полевая тропинка, травы, высокое небо. И всё это залито солнечным светом.
Радость переполняет меня. Мир после узких городских тротуаров кажется необъятным.
Хочется бегать, кружиться, петь. Но я - послушная девочка и стараюсь идти спокойно, держа маму за руку.
Зайдя в дом, не выдерживаю, быстрее - через тесную переднюю избу - в просторную горницу. Не сняв сандалий, бегаю кругами.
И вдруг - замерев - спрашиваю: «А Кузьминишна не придёт?»
Мама с бабушкой смеются.
Я знаю, знаю, что здесь нет строгой Кузьминичны с первого этажа. Но мне так радостно от их смеха!
Мне радостно от деревенского простора, от запаха свежеиспеченного хлеба, некрашеных половиц, от улыбчивых бабушкиных глаз.