О том, чего больше нет и никогда не будет
Эта фотография сделана на берегу Атлантиды. Там, где плывут эти красивые облака, сейчас бегут волны Илимского водохранилища. Сцена снята на спортплощадке Нижнеилимской школы. Кто не знает - село Нижнеилимск было одним из центров Илимской Пашни, самобытной страны в центре Сибири. Берега Илима были заселены казаками и беглыми крестьянами задолго до Иркутска и Усолья. Это было последнее место на пути первопроходцев на восток, где вызревала пшеница, с плодородной землей и удивительным микроклиматом: в Иркутске, на 600 километров южнее, помидоры в открытом грунте не высаживают, а по Илиму сажали. У Илимской Пашни была своя богатая история и традиции. Отсюда уходили на восток казаки Хабаров и Атласов; из Илимских удельных крепостных набирали экспедицию Витуса Беринга; здесь были в ссылке генералы Карла ХII и вольнодумец Радищев.
С права на фотографии, с палочкой - младший брат моей бабушки Степан, а слева, в очках - его жена, учительница русского в нижнеилимской школе. Сейчас, когда ездил в Иркутск скопировал кое-какие старые фотографии.
Бабушкина семья в 1915ом году. Бабушка Катя сидит на коленях у прабабушки Евдокии Иннокентьевны. Прадед, Василий Федорович держит старшего Виктора. Слева от бабушки - брат Митя, он умер в отрочестве, наверно от энцефалита - как говорила бабушка "укусил его кто, и пошло заражение". Справа - старшая Мария, ее в 50ые убили в Иркутске, искали золото..
Золото то конечно было... Василий Федорович, оженившись, пошел в старатели и разбогател. Они с его младшим сводным братом Фимой решили строить хозяйство вместе - первые в деревне купили технику - молотилку и сеялку и современный плуг. Дом построили новый, самый лучший и красивый в деревне. За это Василия Федоровича и раскулачили в 1930ом году. Сначала зимой сослали под деревню Оглоблино, недалеко от того места где работал учителем его старший Виктор. Там они перезимовали 15 верстах от деревни в шалашах. Детей пристроили к разным родственникам, кроме Степана. Летом их повезли в ссылку на речку Мама, ниже по течению Витима от Бодайбо. Там их выкинули в глухой тайге строить поселок для треста Мамслюда. Ссыльных было много, и через три года на берегу глухой таежной реки стоял поселок с аэропортом. Приезжало начальство, говорило - вот какие вы кулаки живучие, кинули вас в тайгу, а вы и здесь вон какие дома отстроили.
А в правом нижнем углу на фотографии - морда. Сколько я про эти морды в детстве слышал от бабушки! баба Дуня их плела и ставила на ельца. Бабушка покойница всегда говорила приезжавшим с Сибири родственникам - что вы мне омуля да омуля, ельца привезите.
Это последняя фотография Василия Федоровича, в 1936 году на речке Маме. В январе 1938 года его арестовали и пешком отправили по этапу в Бодайбо. Там 4 марта 1938 года его расстреляли в Бодайбинской тюрьме. Было ему 68 лет. Баба Дуня умерла по меркам нашего рода тоже молодой - в 77 лет. Наглоталась в свое время слюдяной пыли. Умерла она уже не родине, куда ей дали вернуться во время войны.
А вот сам Нижнеилимск с другого берега реки, от деревни Погодаевой. Бабушкина семья жила в 3 верстах, в деревне Игнатова, а баба Дуня родилась от них через реку, в Черемной. Это уже после войны Степан отстроил избу в самом Нижнеилимске. Места там кругом были замечательные. Было такое место - Красный Яр - крутой бор над Илимом, где грибов не собирали. А еще бабушка любила вспоминать про взвоз - все берега были крутые, но в одном месте открывался пологий спуск, и там она в детстве ходила купать лошадей. Лошадей они держали много - и ездовых, и пахотных. Одно из первых воспоминаний бабушки было о том как они прятали лошадей от Колчака на дальней заимке.
А это уже после войны в избе Степана. В центре - глухой охотник дядя Фима со своей женой тетей Надей. Фиму не раскулачили, и он до конца отдался охоте и заготовке пушнины. Василий Федорович сам был отличный стрелок и охотник, но дядя Фима говорят его превзошел. Ходил на медведя каждый год по многу раз до самой смерти. Здесь ему уже за 70; он совсем оглох еще в 30ые годы. За Фимой и тетей Надей - бабушкина сестра Тося, а справа сидит мужик которого звали Иван Копач - он много времени на приисках провел.
А тут перед избой Степана собрались все соседи и родственники. Всех уж он и сам не помнит.
Вспомню тогда при случае о двух которых здесь нет. Бабушкиного деда звали дед Федор. Был он неимоверно худ и длинн. Ходил с палкой и поколачивал всех детей. Родился он еще при крепостном праве и был человеком в деревне уважаемым. По нему и семью называли - Федоровские. По фамилиям в деревне не звали - там было всего три фамилии на три соседние деревни - Куклины, Черные и Черемные. Работал он всегда, только перед самой смертью сказал - ну все, наработался. Лег на полати и через 3 дня помер. Было ему 93 года.
А у младшего брата бабы Дуни Василия было другое прозвище - Советский. Он как то раз за застольем сказал -"Мы, как все советсие люди". Так и пошло за ним и детьми прозвище. У него уже внукам за 70, а их и то иногда Советскими называют.
У деда Федора был второй сын, Степан. Немного пьющий и непутевый. Жил от Василия и Фимы отдельным хозяйством. Когда началось раскулачивание он говорят и выступал больше всех что Василий Федорович - самый главный кулак. Умер Степан уже после войны, изба его совсем развалилась а сам он был немощный. Дядя Фима был против, но дед Степан забрал своего дядю к себе в Нижнеилимск. Похоронили его зимой, был Степан и еще 2 мужика, на том же кладбище где и все родственники лежат, которое сейчас под водой.
А это первомай в Нижнеилимске. До затопления Нижнеилимск был райцентром, Усть Илимска и Железногорска тогда не было. Был аэропорт, речной порт. Тут вот сотрудники Речтранса как раз на демонстрации.
А вот самый большой дом в Нижнеилимске - купца Черных. В нем райисполком был после революции. Вроде бы его не перевозили при затоплении, слишком большой был, так и сожгли вместе с селом. И бабушкину избу тоже не перевозили - после раскулачивания в ней была школа-четырехлетка, потом магазин кажется. И она тоже сгорела вместе со всей Игнатовой.
А это церковь в Нижнеилимске где крестили мою бабушку. Фото 1934 года, разбирают на кирпич для фундамента школы ограду и притвор. Сама церковь простояла до затопления, ее взорвали перед ним. Последним попом в этой церкви был Павел Несторович Калошин, его арестовали в 1930ом, но выпустили и он потом до самого затопления работал учителем географии в Нижнеилимской школе, которую построили на кирпичах из ограды его церкви. Он был эрудит, краевед и огромный патриот своего края. Перед затоплением они с сыном проплыли по всему Илиму и засняли Илимскую Пашню на пленку и на кинокамеру. По моему эти материалы все должны в Железногорске быть...
Ну а вот и сама школа в 60ые годы. У бабушки двое братьев и сестер были учителями, да еще жена Степана. Да и все дети Василия Федоровича были начитанные - хотя все кто сколько классов окончили, но многие потом в институтах доучивались. Дед Степан вот например через свое образование спасся - когда была мобилизация в Сибири тех у кого было хотя бы 7 классов брали в артилерию, остальных в пехоту.
Пока все фотографии. Надо еще поискать. Жалко вроде не осталось фото избы в Игнатовой, да и самого Илима нет почти на фотографиях. Самого затопления тоже нет. говорят было страшно - хорошие дома раскатывали и вывозили, а деревни жгли. Потом оставались одни трубы, как в войну и их разбивали. Переселяли в основном в общежития и бараки - квартиры сначала давали только тем кто уже на строительстве станции работал.
По пути из Иркутска обратно у меня было время подумать над тем, о чем на самом деле вся эта история. Лететь долго, а глядя на Сибирь из иллюминатора очень остро ощущаешь что такое пространство и что такое человек по сравнению с ним.
Пожалуй, начну объяснять издалека. Я читал много разной современной беллетристики о затоплениях. Одна книга, которая мне очень нравится это «Бальзак и маленькая портниха-китаянка» Дай Сы-цзе - сам автор впоследствии снял по ней фильм. И в книге и в фильме вода - метафора времени и забвенья. В финале маленькая портниха уходит из родной деревни в город, чтобы раствориться в полноводной людской реке Китая. А ее фанзу в зоне затопления Трех Ущелий захлестывают воды Янцзы, заполняя ее без остатка. В последнем кадре убогая обстановка старой фанзы, хранящая память о маленькой портнихе, плавает в мутном водовороте, перед тем как исчезнуть навсегда.
Я хотел бы рассказать совсем другую историю. Я слышал, что в Железногорске, куда переселили многих илимчан из зоны затопления, живет художник, который по памяти рисует пейзажи Илимских берегов. Человек все-таки удивительное создание - он может и уничтожить целую страну, и воссоздать ее заново в своей памяти, своих переживаниях, картинах и рассказах. Я родился через 2 года после того как началось затопление и до 30 лет никогда не был Иркутской области. Но как не странно Илим остается для меня реальней многих мест, где я побывал в своей жизни. Кажется, в 5-6 лет я знал 4 реки в России - Москву, Днепр, Ангару и Илим. Я мог часами слушать бабушкины рассказы об ее детстве в деревне и о далекой, ушедшей под воду, и от того еще более прекрасной, стране вдоль берега быстрой сибирской реки. По моему еще тогда, в детстве я запланировал экспедицию в эту исчезнувшую страну. Это будет не совсем обычное путешествие. Конечно, кое что физически от Илима осталось - можно съездить на водохранилище; посмотреть башню илимского острога, перевезенную в Тальцы под Иркутском; осталась наполовину подтопленная Старая Игирма; есть музей затопления в Железногорске и несколько домов, перевезенных из зоны затопления в Железногорск и Новую Игирму. Но большая часть путешествия должна будет пройти в пространстве старых фотографий и воспоминаний. С другой стороны, только такие экспедиции и интересны. В конечном итоге пространство - всего лишь бездушная вещь, а все наши лучшие путешествия выдуманы нами самими.
Экспедиция на Илим будет интересной. Кажется, я наконец сделал в ней первый шаг.