Разговоры подслушанные под Троицу
"Как я медом живу? Да просто. Что в меде думаете главное? Медоносы? Разнотравье? Хуйня. У всех разнотравье. Роса - вот важное дело. У меня ульи у воды стоят по утрам роса богатая всегда. Но главное - когда качать. Вот возьми майский мед. Идет торговля, все качают. Приходят и ко мне покупатели. А я им - нет меда, рано еще. Они уходят, кто то в другом месте покупает. А мне то что? В меде деньги - дело десятое. Но вот просыпаюсь утром и понимаю, что сегодня - пора. Приходят, забирают мед. Говорят: Ефимыч, твой мед - лучший. А в чем разница? Ульи такие же, пчелы такие же, травы такие же. Место то же. А разница - есть. В Москву? Нет в Москву не вожу. Туда с юга медок возят. Не мед заметьте, а медок. Липецкие, хуипецкие. Ставят рядом с ульями мешки с сахаром и бодяжат. Я на север вожу, на ярмарку в Сыктывкар. Женщины тамошние до того ушлый народ, что даже в меде понимают. Встаю с края ярмарки. В первый день торговли нет. Все проходят мимо пробуют. Иногда литров десять на пробы уходит. Придет какой то старый хрыч. Я говорит - инвалид. Ветеранам и участникам войны скидка полагается. Ну нальешь ему литр бесплатно. А на следующий день - мама дорогая. Очередь! Весь мед уходит, и последним приходит тот хрыч с бидоном. Жена, говорит послала взять еще хоть литров десять. А где десять? С трудом наскребаю ему последние пять литров. Еще медом можно вот как жить: у меня Фиат Дукат. Вожу на нем сухую штукатурку. Но всегда с собой есть хоть литров тридцать меду. Опять же женщинам между делом даю попробовать - они пробуют, распробуют и берут. Так и живу, а если какие излишки то на конфетную фабрику сдаю."
"Когда в Чухломе первые фонари появились покойник дядя мой на Сондобе (высшая точка Костромской области) срубил на высоте метров 15 между двумя березами лавку и Сондобские пацаны со своими девчонками по ночам забирались метров на эту лавку и смотрели на электрические огни "столицы", до которой им пешком было почти день топать."
"Вот вам худая история. Район наш начинается в Курьяново там где карьер и в Курьяново под Идой заканчивается. Там раньше было городище от татар, церковь деревянная стояла среди валов. Я еще знал мужика, он уже помер, который по весне муравейник жег на городище и случайно церковь сжег со всеми иконами. Плохо он помер. И места там плохие сейчас. Друг другу продают аренду леса да перепродают все пока не утухнет все наглухо. А дело было так. Перед войной когда Польшу захватили то поляков офицеров и военных послали к нам в маленькую Сибирь. Построили лагерь. Стали поляки помирать. Надо хоронить их. Кругом - болота. Один стоит холм в лесу. Песок. Ну 500-700 человек там похоронили. Проходит время лет 20. Советская власть в районе окрепла на ноги встала. Надо дорогу строить. А там болота кругом. А где песок взять? А вот холм стоит песчаный. Ну начали возить оттуда песок из которого черепа вываливались. Дети ими в футбол играли. Враги народа - что делать. Прошло еще времени. Приехали Поляки из Польши. Стали узнавать. А где поселок был? А где кладбище? Просили с того кладбища весь песок срыть да в Польшу вывезти. Да не дали им. А место заглохло. Хоть и дорога на костях стоит до сих пор."
"Про рыбалку я вам так скажу. Что такое бодайки знаете? То то. Я еще видел как рыба лежит на льду в ширину метров десять и в высоту метров пять. В Галиче раньше всегда замором ловили. Когда мороз за тридцать все замерзает кроме ручьев. От ручьев те бодайки то есть канавы к ловам строят руками, тогда бензопил не было, на ловах бордюр делают деревянный и баграми рыбу черпают - налим щука окунь карась сорожка. Когда война еще была через нас шли эшелоны с дистрофиками из Петербурга. Тогда рыбой жили. В Галиче мужиков не было все на фронте. За Судаем то были. Там мужики взяли ружья и в лес ушли. Про Голубева историю слышали? Это все ерунда. За Судаем в лесах было полно дезертиров. Поди возьми их. Только после Курска на фронт пошли когда стало ясно что немцев бьют. Давали им по полгода штрафбата, но многие выжили - крепкие были люди, не нынешняя порода. А в Галиче идти некуда было. Мужиков нет, детей кормить надо. Бабы замор сами устраивали, из рыбы делалась уха и продавалась тем дистрофикам которым с Питера везли. Пять литров ухи в берестяном корытце - одно золотое колечко. Так и жили."