Мореходные рассказы. ЧСЗ
Содержание
Кран на 900 тонн и краны «Ганц» (20 тонн) на территории ЧСЗ
фото из интернета
Описание Черноморского судостроительного завода не входило в мои планы. Несмотря на обилие новых впечатлений, большинство увиденных деталей относились к понятию военной тайны, нарушать которую у меня не было ни малейшего желания. Спустя многие годы, из военных кораблей на заводе я могу вспомнить только огромный авианосец «Леонид Брежнев», в будущем переименованный в «Тбилиси» и прославившийся, как «Адмирал Кузнецов». Специально построенный под авианосец стапель был оборудован огромными козловыми кранами девятисоттонниками, что само по себе уже производило неизгладимое впечатление. В основном же завод обходился многочисленными двадцатитонными кранами фирмы «Ганц», издали напоминавшими копошащихся на берегу крабов.
Спуск на воду авианосца «Леонид Брежнев» 4 декабря 1985 г.
фото из интернета
Проходили инструктаж по технике безопасности. Пробитая строительная каска, спасшая чью-то жизнь, и анекдот между собой в тему:
-Дети, наденьте каски. Один мальчик не надел. Ему на голову упал кирпич и он умер. А девочка в каске после удара засмеялась и убежала.
-Я знаю эту девочку: она до сих пор бегает в каске и смеётся...
На стапелях величественно возвышался контейнеровоз горизонтальной погрузки «Василий Васляев».
Мы с Костей Стародубцевым, Вовкой Горой и Серёгой Бартновским сразу полезли на строящийся сухогруз. И, всюду выказывая свои любопытные носы, добрались до ходовой рубки. Пред нами открылся изумительный вид на город, реку и сам завод. Высота! Красота! И восторг!
Сильно простыл и на следующий день двадцать третьего сентября не пошёл на практику, а записался у дежурного в книге больных и отправился в медпункт. Клавдия Михайловна, невысокая чернявая, явно потрёпанная жизнью женщина лет сорока всех курсантов звала самцами. Впрочем, совсем не оскорбительно.
Меня она направила в поликлинику моряков, где терапевт после осмотра выписала кучу лекарств. Закупил нужные медикаменты в аптеке и поехал домой.
Сойдя с трамвая, столкнулся с прилипчивой цыганкой, клянчившей три копейки. Я отдал копеек пятнадцать. А напоследок услышал брошенную в спину фразу:
- Умрёшь в двадцать шесть лет.
Через пять с половиной лет, трижды избежав неминуемой гибели, я вспомню эти недобрые слова, и, поверив в Бога, приму крещение. А таинство сие, есть смерть и возрождение. Так что права была цыганка. Но это уже совсем другая история...
В «Южной правде» наткнулся на заметку о двух французских архитекторах, обнаруживших с помощью ультразвука неизвестные доселе пустоты в пирамиде Хеопса. Найденные камеры были заполнены песком.
Женька (7 группа) в Ольвии
Вечером того же дня Серёга Погребной и Витька Мазур привели в кубрик Женьку из седьмой группы, оказавшегося классным рассказчиком. Он поведал о посещении Ольвии недалеко от Николаева. Древнегреческое поселение - одна из стоянок шлюпочных походов НМШ. Прочитанные когда-то в археологическом вестнике отчёты о тамошних раскопках меня не впечатлили, но Женькины байки разбудили предчувствие великих дел и ожидание мечты. И остаток вечера во мне не угасала надежда на будущее и вера в свои силы.
Женька ещё несколько раз появится у нас на этаже. А когда обнаружатся многочисленные пропажи в нескольких группах, как раз там, куда он был вхож, никто даже не подумает на Женьку, пока его не поймают с поличным и не выпнут из школы с позором и синяком на пол-лица.
В четверг двадцать пятого числа мне продлили справку до понедельника, но чувствовал я себя уже гораздо лучше. А вечером в наш кубрик зашёл Алексей Иванович - новый воспитатель роты. Сухой, подтянутый мужчина лет пятидесяти, подполковник в отставке. Мальчишкой его эвакуировали в Явленку под Петропавловск. Так что мы оказались почти земляками. Беседовали около часа, и разошлись с чувством явной симпатии - очень схожими оказались наши принципы и интересы.
В пятницу два раза ездил в город. Прошёлся по Советской и обратно. По просьбе библиотекаря показал одно из своих стихотворений. Ей понравилось, но после разноса своих стихов в редакции «Южной правды» я к ним относился скептически.
Взял почитать «Петроград - Брест» Ивана Шемякина. Очень понравилось. В романе описывалась судьба поручика Богуновича, командира полка на полуоголённом участке русско-германского фронта.
Неделя вынужденного безделья пагубно сказалась на настроении. Коварной змеёй вползла в душу тоска по дому, изгрызла моё сердце. И я, не дожидаясь выписки, отправился на занятия.
По субботам у нас всегда была одна пара. На этот раз эстетика. Лариса Леонидовна показывала выставочные работы и рефераты курсантов прошлых лет. Через полгода нам писать такие же. Мысленно я выбрал себе тему «Искусство Древнего Египта». А из представленных рисунков особенно понравился памятник советскому солдату в Трептов-парке. Это была почти профессиональная работа карандашом.
После занятий произошёл конфликт. Серёга Погребной посеял носки, а Витька Мазур распалялся, что сам видел, как я их надевал. Оправдываться и возмущаться было бесполезно, и короткий отрезвляющий удар прекратил, было, спор, но Лёха Ткачук полез с кулаками. Драка не состоялась, а осадок остался - обида за подлую клевету, и злость на Лёху, которого я и до того не особо ценил. Человек-желудок когда-нибудь должен стать самодовольным мещанином. А пока стройный красавец с рельефными мышцами был обычным жлобом с крайне ограниченным, в основном матерным, словарным запасом.
Спустя много лет я сопоставлю факты и пойму, что и эта пропажа была из череды Женькиных краж
Алексей Ткачук
После обеда, когда страсти по носкам поутихли, из шлюпочного похода вернулась третья группа. Ко мне зашёл Серёга Афанасьев. Рассказывал о походе. В Ольвии он мечтал найти древний черепок, но не повезло. Их шлюпка единственная дошла до острова Березань, за которым открывалось Чёрное море. В день перехода к конечному пункту было небольшое волнение. Накачанные молодцы, верховодившие в группе, взбунтовались - хотите нас всех угробить - и вышли из подчинения, отказавшись идти дальше.
Сергей Афанасьев в Херсоне
В 16 часов я, Ткачук, Мазур, Погребной, Богун и Селиверстиков поехали шабашить у армянина дяди Гриши. Старик был разговорчив и доброжелателен, но отработали мы у него на полную катушку. А потом был чрезмерно щедрый стол. Доедали через силу, чтобы не обидеть хозяина. В воскресенье работали там же с двенадцати до полдевятого вечера, и, получив расчёт, вернулись домой.
На ЧСЗ нас разбили на бригады по четыре человека. Я был с Костей Стародубцевым, Вовкой Горой и Серёгой Бартновским.
До обеда понедельника долбили бетон на пустующем стапеле, по очереди работая отбойным молотком. Невдалеке на рейде стоял сухогруз, и мы ходили поближе его разглядеть. Потом я разгружал трактор с пустыми бочками, а остальные красили стапель под «Васляевым».
После ужина ездил в поликлинику моряков за справкой.
Последний день сентября работали в паре с Костей Стародубцевым. Серёга с Вовкой красили салазки под «Владимиром Васляевым». После обеда, в раздевалке, разболтались о всякой всячине и не заметили, как стрелка часов подошла к 13 часам. Пошёл искать свою бригаду. Еле нашёл мастера, а потом и Костю. Разгрузили с ним две тонны песка, и пошли долбить бетон на стапеле.
Костя ушёл к Леорде на «Васляева» и вернулся вместе с ним. Я же тем временем успел сломать и заменить зубило на отбойнике. Продолбили бетон до швеллера, собрали инструмент и пошли переодеваться. Отпросился у Палыча в Киев, и прямо с завода направился на вокзал за билетом, но там не было предварительной продажи. Военный патруль, несколько минут мявшийся в стороне, захомутал милиционера, и направился ко мне. Наша форма почти идентична военно-морской. Пришлось показывать курсантский билет, после чего патруль нехотя ушёл.
Отстоял полтора часа в предварительных кассах, и купил билет на четвёртого октября. Впереди старичок четырнадцатого года выпуска читал сборник стихов, и я грешным делом заглядывал в его книгу.
Сегодня день бесцельно прожит,
Души ничем не озарив,
Он завтра повториться может,
Беспечен с виду и красив.
И я боюсь на самом деле
Не различить черты такой,
Где начинается безделье
И где кончается покой.
На два дня, пятого и шестого октября я выпал из мореходных будней, окунувшись в недавнее прошлое
Встретил Олега Федина и мы долго бродили по Василькову, вспоминая Чернобыльские будни.
Олег Федин и Константин Суслов
В Киев вернулся со Славкой Новиковым, к тому времени уже старшим лейтенантом. По дороге они с женой заезжали в село к дяде Пете. Молодое яблочное вино пилось легко и, казалось, совсем не пьянило. Славка был за рулём, а Лиля по причине беременности лишь пригубила из рюмки. Подливая мне без пауз, сам дядя Петя лишь имитировал пьянку. А я пил, хоть и видел его хитрость. Я глушил всколыхнувшуюся память. И на пятом литре вина мне это удалось. Коварный напиток ударил в ноги, стоило встать из-за стола. А на дворе отшибло и сознание. По дороге Славка несколько раз останавливал машину на ночном шоссе и открывал дверь, чтобы меня не вывернуло в салон. В Киеве я пришёл в себя и попросил высадить у ближайшей трамвайной остановки, солгав, что есть, где остановиться. Там мы и расстались. Пообещал заехать к Славке и Лиле после первого рейса, но больше мы никогда не встретились.
Ходил в военный госпиталь, где добрые руки медсестры Анны Николаевны Чмиль вытащили меня с того света, но встретиться не получилось.
Мне каждая трещинка
в этой палате знакома:
Её я за месяц
успел от и до изучить.
Я видел здесь смерть
и не знал, доберусь ли до дома...
Нет, знал: доберусь -
Так безумно хотелось мне жить!
Мой новый сосед
не сумел дотянуть до рассвета:
Так странно лежит,
и в улыбке оскалился рот.
Его унесли...
Будто в небе погасла ракета…
И только холодный
прошиб до костей меня пот.
Один за одним
уходили из этой палаты...
Назло всем смертям
только я до сих пор ещё жив.
И рыцарем вижусь,
закованным в медные латы -
Надёжен костюм,
но тяжёл и совсем не красив.
Я поднялся.
В палату мою не кладут обречённых,
Исстрадавшихся и
безнадёжных почти что больных.
Только чудятся всё
мне они у проёмов оконных.
И всё кажется мне,
будто выжил я вместо других.
Был в музее ВОВ, где хранились свидетельства отгремевшей войны, перемоловшей кости и судьбы миллионов людей. Книга немецкого офицера с листами и обложкой из человеческой кожи и костедробилка из лагеря смерти...
Пешком поднялся до Киево-Печерской лавры, но на этот раз не попал ни в лавру, ни в пещеры.
И ещё несколько встреч скрасили время, а вечером в четверть восьмого я уехал из Киева, по досадной оплошности обронив на вокзале тетрадь со стихами и письмом из дома.
Во вторник в шесть утра вышел из поезда на перрон николаевского вокзала и поехал в «шмоню».
Музей судостроения и флота
фото из интернета
До обеда спал, а потом ездили с Серёгой Афанасьевым в музей судостроения и флота. По дороге он рассказывал о своей вчерашней поездке в Одессу. Город ему понравился. Специфичный, но хороший.
Одесские спекулянты узнают друг друга по отличительному знаку - сумке, перекинутой через правое предплечье.
Экспозиция музея прекрасная, но следом за нами шла смотрительница и демонстративно щёлкала выключателем, стоило покинуть очередной зал. Так что толком мы ничего не осмотрели.
Фонтан в Сивашском сквере
фото из интернета
Выйдя из музея, набрели на Сивашский сквер - уютный уголок с фонтаном в виде девушки. Ещё немного побродив по городу, вернулись в общежитие
Взял у Серёги книгу по психологии:
Пациент профессора Лурии, некий Ш., не умел ничего забывать - и Лурии пришлось учить его этому искусству.
Проклятая память - мне тоже многое хотелось позабыть.
Киевские встречи выбили из колеи, и на несколько дней я стал жёстче и замкнулся, а неспокойные сны ещё долго мучили подсознание.
Но время - лучший лекарь. Работа и чтение сделали своё дело, и я снова вписался в привычный ритм.
Тринадцатого октября в раздевалке на заводе наткнулся на заметку «Идолы» об убийстве Талгата Нигматулина, замечательно игравшего в «Пиратах ХХ века». Глупая и нелепая смерть актёра, подпавшего под влияние двух шарлатанов. Прочитал заметку Косте, и расстроенные мы последними вышли с территории завода.
Купил книгу Ивина «Искусство правильно мыслить»:
СОФИЗМ КАК ИНТЕЛЕКТУАЛЬНОЕ МОШЕННИЧЕСТВО
«Что ты не терял, то имеешь; рога ты не терял, значит у тебя рога».
«Сидящий встал; кто встал, тот стоит; следовательно, сидящий стоит».
В одном из своих диалогов Платон описывает, как два древних софиста запутывают простодушного человека по имени Ктесипп.
- Скажи-ка, есть ли у тебя собака?
- И очень злая, - отвечал Ктесипп.
- А есть ли у тебя щенята?
- Да, тоже злые.
- А их отец, конечно, собака же?
- Я даже видел, как он занимается с самкой.
- И этот отец тоже твой?
- Конечно.
- Значит ты утверждаешь, что твой отец собака и ты брат щенят!
- Знаете ли вы, о чём я сейчас хочу вас спросить?
- Нет.
- Неужели вы не знаете, что лгать - нехорошо?
- Конечно, знаю.
- Но именно об этом я и собирался вас спросить, а вы ответили, что не знаете; выходит, что вы знаете то, чего вы не знаете.
«Голова - как у кошки, ноги - как у кошки, туловище - как у кошки, но не кошка. Кто это?» Ответ: кот».
Пятнадцатого октября на завод не ходил. Рисовали с Костей стенгазету. До обеда не могли определиться с названием, пока мне не стукнуло в голову: «Маяк»! И дело наладилось - на ватмане появился рисунок маяка на берегу моря и заголовок.
К концу дня случайно выяснилось, что завтра у Анатолия Павловича день рождения. Успели собрать деньги и купить в подарок мастеру модель парусника.
Вечером заходил воспитатель, которого я про себя называл товарищем полковником. Разговаривали о культурных ценностях, в том числе о музее Верещагина, в котором мы с Сергеем Афанасьевым были на днях
Иоанн Грозный. Скульптор Марк Антокольский
фото из интернета
Нищий. Скульптор Леонид Позен
фото из интернета
Меня там особенно поразили «Иоанн Грозный» Антокольского и «Нищий» Позена. А зал Верещагина был просто вне конкуренции.
День рождения Палыча совпал с предпоследним днём практики. Все старались вести себя идеально, чтобы не расстраивать мастера.
Кидниз, в бригаде которого работала наша четвёрка, написал отличные характеристики.
Вдвоём с Костей разложили малярам трапы, на стапеле поставили на попа корзины и сложили уже окрашенные трапы. Потом зачищали цистерны на «Васляеве». Среди моря пыли мы работали без респираторов и наглотались её вдосталь. До обеда зачистили два небольших танка, и перешли в третий. Вот где было работы: приходилось передвигаться, запинаясь о шпангоуты и полусогнувшись. Чуть не раскроив об очередную железяку каску, я понял, зачем они нужны на заводе. Не миновал бы сотрясения.
Шабаш.
продолжение следует...
Кран на 900 тонн и краны «Ганц» (20 тонн) на территории ЧСЗ
фото из интернета
Описание Черноморского судостроительного завода не входило в мои планы. Несмотря на обилие новых впечатлений, большинство увиденных деталей относились к понятию военной тайны, нарушать которую у меня не было ни малейшего желания. Спустя многие годы, из военных кораблей на заводе я могу вспомнить только огромный авианосец «Леонид Брежнев», в будущем переименованный в «Тбилиси» и прославившийся, как «Адмирал Кузнецов». Специально построенный под авианосец стапель был оборудован огромными козловыми кранами девятисоттонниками, что само по себе уже производило неизгладимое впечатление. В основном же завод обходился многочисленными двадцатитонными кранами фирмы «Ганц», издали напоминавшими копошащихся на берегу крабов.
Спуск на воду авианосца «Леонид Брежнев» 4 декабря 1985 г.
фото из интернета
Проходили инструктаж по технике безопасности. Пробитая строительная каска, спасшая чью-то жизнь, и анекдот между собой в тему:
-Дети, наденьте каски. Один мальчик не надел. Ему на голову упал кирпич и он умер. А девочка в каске после удара засмеялась и убежала.
-Я знаю эту девочку: она до сих пор бегает в каске и смеётся...
На стапелях величественно возвышался контейнеровоз горизонтальной погрузки «Василий Васляев».
Мы с Костей Стародубцевым, Вовкой Горой и Серёгой Бартновским сразу полезли на строящийся сухогруз. И, всюду выказывая свои любопытные носы, добрались до ходовой рубки. Пред нами открылся изумительный вид на город, реку и сам завод. Высота! Красота! И восторг!
Сильно простыл и на следующий день двадцать третьего сентября не пошёл на практику, а записался у дежурного в книге больных и отправился в медпункт. Клавдия Михайловна, невысокая чернявая, явно потрёпанная жизнью женщина лет сорока всех курсантов звала самцами. Впрочем, совсем не оскорбительно.
Меня она направила в поликлинику моряков, где терапевт после осмотра выписала кучу лекарств. Закупил нужные медикаменты в аптеке и поехал домой.
Сойдя с трамвая, столкнулся с прилипчивой цыганкой, клянчившей три копейки. Я отдал копеек пятнадцать. А напоследок услышал брошенную в спину фразу:
- Умрёшь в двадцать шесть лет.
Через пять с половиной лет, трижды избежав неминуемой гибели, я вспомню эти недобрые слова, и, поверив в Бога, приму крещение. А таинство сие, есть смерть и возрождение. Так что права была цыганка. Но это уже совсем другая история...
В «Южной правде» наткнулся на заметку о двух французских архитекторах, обнаруживших с помощью ультразвука неизвестные доселе пустоты в пирамиде Хеопса. Найденные камеры были заполнены песком.
Женька (7 группа) в Ольвии
Вечером того же дня Серёга Погребной и Витька Мазур привели в кубрик Женьку из седьмой группы, оказавшегося классным рассказчиком. Он поведал о посещении Ольвии недалеко от Николаева. Древнегреческое поселение - одна из стоянок шлюпочных походов НМШ. Прочитанные когда-то в археологическом вестнике отчёты о тамошних раскопках меня не впечатлили, но Женькины байки разбудили предчувствие великих дел и ожидание мечты. И остаток вечера во мне не угасала надежда на будущее и вера в свои силы.
Женька ещё несколько раз появится у нас на этаже. А когда обнаружатся многочисленные пропажи в нескольких группах, как раз там, куда он был вхож, никто даже не подумает на Женьку, пока его не поймают с поличным и не выпнут из школы с позором и синяком на пол-лица.
В четверг двадцать пятого числа мне продлили справку до понедельника, но чувствовал я себя уже гораздо лучше. А вечером в наш кубрик зашёл Алексей Иванович - новый воспитатель роты. Сухой, подтянутый мужчина лет пятидесяти, подполковник в отставке. Мальчишкой его эвакуировали в Явленку под Петропавловск. Так что мы оказались почти земляками. Беседовали около часа, и разошлись с чувством явной симпатии - очень схожими оказались наши принципы и интересы.
В пятницу два раза ездил в город. Прошёлся по Советской и обратно. По просьбе библиотекаря показал одно из своих стихотворений. Ей понравилось, но после разноса своих стихов в редакции «Южной правды» я к ним относился скептически.
Взял почитать «Петроград - Брест» Ивана Шемякина. Очень понравилось. В романе описывалась судьба поручика Богуновича, командира полка на полуоголённом участке русско-германского фронта.
Неделя вынужденного безделья пагубно сказалась на настроении. Коварной змеёй вползла в душу тоска по дому, изгрызла моё сердце. И я, не дожидаясь выписки, отправился на занятия.
По субботам у нас всегда была одна пара. На этот раз эстетика. Лариса Леонидовна показывала выставочные работы и рефераты курсантов прошлых лет. Через полгода нам писать такие же. Мысленно я выбрал себе тему «Искусство Древнего Египта». А из представленных рисунков особенно понравился памятник советскому солдату в Трептов-парке. Это была почти профессиональная работа карандашом.
После занятий произошёл конфликт. Серёга Погребной посеял носки, а Витька Мазур распалялся, что сам видел, как я их надевал. Оправдываться и возмущаться было бесполезно, и короткий отрезвляющий удар прекратил, было, спор, но Лёха Ткачук полез с кулаками. Драка не состоялась, а осадок остался - обида за подлую клевету, и злость на Лёху, которого я и до того не особо ценил. Человек-желудок когда-нибудь должен стать самодовольным мещанином. А пока стройный красавец с рельефными мышцами был обычным жлобом с крайне ограниченным, в основном матерным, словарным запасом.
Спустя много лет я сопоставлю факты и пойму, что и эта пропажа была из череды Женькиных краж
Алексей Ткачук
После обеда, когда страсти по носкам поутихли, из шлюпочного похода вернулась третья группа. Ко мне зашёл Серёга Афанасьев. Рассказывал о походе. В Ольвии он мечтал найти древний черепок, но не повезло. Их шлюпка единственная дошла до острова Березань, за которым открывалось Чёрное море. В день перехода к конечному пункту было небольшое волнение. Накачанные молодцы, верховодившие в группе, взбунтовались - хотите нас всех угробить - и вышли из подчинения, отказавшись идти дальше.
Сергей Афанасьев в Херсоне
В 16 часов я, Ткачук, Мазур, Погребной, Богун и Селиверстиков поехали шабашить у армянина дяди Гриши. Старик был разговорчив и доброжелателен, но отработали мы у него на полную катушку. А потом был чрезмерно щедрый стол. Доедали через силу, чтобы не обидеть хозяина. В воскресенье работали там же с двенадцати до полдевятого вечера, и, получив расчёт, вернулись домой.
На ЧСЗ нас разбили на бригады по четыре человека. Я был с Костей Стародубцевым, Вовкой Горой и Серёгой Бартновским.
До обеда понедельника долбили бетон на пустующем стапеле, по очереди работая отбойным молотком. Невдалеке на рейде стоял сухогруз, и мы ходили поближе его разглядеть. Потом я разгружал трактор с пустыми бочками, а остальные красили стапель под «Васляевым».
После ужина ездил в поликлинику моряков за справкой.
Последний день сентября работали в паре с Костей Стародубцевым. Серёга с Вовкой красили салазки под «Владимиром Васляевым». После обеда, в раздевалке, разболтались о всякой всячине и не заметили, как стрелка часов подошла к 13 часам. Пошёл искать свою бригаду. Еле нашёл мастера, а потом и Костю. Разгрузили с ним две тонны песка, и пошли долбить бетон на стапеле.
Костя ушёл к Леорде на «Васляева» и вернулся вместе с ним. Я же тем временем успел сломать и заменить зубило на отбойнике. Продолбили бетон до швеллера, собрали инструмент и пошли переодеваться. Отпросился у Палыча в Киев, и прямо с завода направился на вокзал за билетом, но там не было предварительной продажи. Военный патруль, несколько минут мявшийся в стороне, захомутал милиционера, и направился ко мне. Наша форма почти идентична военно-морской. Пришлось показывать курсантский билет, после чего патруль нехотя ушёл.
Отстоял полтора часа в предварительных кассах, и купил билет на четвёртого октября. Впереди старичок четырнадцатого года выпуска читал сборник стихов, и я грешным делом заглядывал в его книгу.
Сегодня день бесцельно прожит,
Души ничем не озарив,
Он завтра повториться может,
Беспечен с виду и красив.
И я боюсь на самом деле
Не различить черты такой,
Где начинается безделье
И где кончается покой.
На два дня, пятого и шестого октября я выпал из мореходных будней, окунувшись в недавнее прошлое
Встретил Олега Федина и мы долго бродили по Василькову, вспоминая Чернобыльские будни.
Олег Федин и Константин Суслов
В Киев вернулся со Славкой Новиковым, к тому времени уже старшим лейтенантом. По дороге они с женой заезжали в село к дяде Пете. Молодое яблочное вино пилось легко и, казалось, совсем не пьянило. Славка был за рулём, а Лиля по причине беременности лишь пригубила из рюмки. Подливая мне без пауз, сам дядя Петя лишь имитировал пьянку. А я пил, хоть и видел его хитрость. Я глушил всколыхнувшуюся память. И на пятом литре вина мне это удалось. Коварный напиток ударил в ноги, стоило встать из-за стола. А на дворе отшибло и сознание. По дороге Славка несколько раз останавливал машину на ночном шоссе и открывал дверь, чтобы меня не вывернуло в салон. В Киеве я пришёл в себя и попросил высадить у ближайшей трамвайной остановки, солгав, что есть, где остановиться. Там мы и расстались. Пообещал заехать к Славке и Лиле после первого рейса, но больше мы никогда не встретились.
Ходил в военный госпиталь, где добрые руки медсестры Анны Николаевны Чмиль вытащили меня с того света, но встретиться не получилось.
Мне каждая трещинка
в этой палате знакома:
Её я за месяц
успел от и до изучить.
Я видел здесь смерть
и не знал, доберусь ли до дома...
Нет, знал: доберусь -
Так безумно хотелось мне жить!
Мой новый сосед
не сумел дотянуть до рассвета:
Так странно лежит,
и в улыбке оскалился рот.
Его унесли...
Будто в небе погасла ракета…
И только холодный
прошиб до костей меня пот.
Один за одним
уходили из этой палаты...
Назло всем смертям
только я до сих пор ещё жив.
И рыцарем вижусь,
закованным в медные латы -
Надёжен костюм,
но тяжёл и совсем не красив.
Я поднялся.
В палату мою не кладут обречённых,
Исстрадавшихся и
безнадёжных почти что больных.
Только чудятся всё
мне они у проёмов оконных.
И всё кажется мне,
будто выжил я вместо других.
Был в музее ВОВ, где хранились свидетельства отгремевшей войны, перемоловшей кости и судьбы миллионов людей. Книга немецкого офицера с листами и обложкой из человеческой кожи и костедробилка из лагеря смерти...
Пешком поднялся до Киево-Печерской лавры, но на этот раз не попал ни в лавру, ни в пещеры.
И ещё несколько встреч скрасили время, а вечером в четверть восьмого я уехал из Киева, по досадной оплошности обронив на вокзале тетрадь со стихами и письмом из дома.
Во вторник в шесть утра вышел из поезда на перрон николаевского вокзала и поехал в «шмоню».
Музей судостроения и флота
фото из интернета
До обеда спал, а потом ездили с Серёгой Афанасьевым в музей судостроения и флота. По дороге он рассказывал о своей вчерашней поездке в Одессу. Город ему понравился. Специфичный, но хороший.
Одесские спекулянты узнают друг друга по отличительному знаку - сумке, перекинутой через правое предплечье.
Экспозиция музея прекрасная, но следом за нами шла смотрительница и демонстративно щёлкала выключателем, стоило покинуть очередной зал. Так что толком мы ничего не осмотрели.
Фонтан в Сивашском сквере
фото из интернета
Выйдя из музея, набрели на Сивашский сквер - уютный уголок с фонтаном в виде девушки. Ещё немного побродив по городу, вернулись в общежитие
Взял у Серёги книгу по психологии:
Пациент профессора Лурии, некий Ш., не умел ничего забывать - и Лурии пришлось учить его этому искусству.
Проклятая память - мне тоже многое хотелось позабыть.
Киевские встречи выбили из колеи, и на несколько дней я стал жёстче и замкнулся, а неспокойные сны ещё долго мучили подсознание.
Но время - лучший лекарь. Работа и чтение сделали своё дело, и я снова вписался в привычный ритм.
Тринадцатого октября в раздевалке на заводе наткнулся на заметку «Идолы» об убийстве Талгата Нигматулина, замечательно игравшего в «Пиратах ХХ века». Глупая и нелепая смерть актёра, подпавшего под влияние двух шарлатанов. Прочитал заметку Косте, и расстроенные мы последними вышли с территории завода.
Купил книгу Ивина «Искусство правильно мыслить»:
СОФИЗМ КАК ИНТЕЛЕКТУАЛЬНОЕ МОШЕННИЧЕСТВО
«Что ты не терял, то имеешь; рога ты не терял, значит у тебя рога».
«Сидящий встал; кто встал, тот стоит; следовательно, сидящий стоит».
В одном из своих диалогов Платон описывает, как два древних софиста запутывают простодушного человека по имени Ктесипп.
- Скажи-ка, есть ли у тебя собака?
- И очень злая, - отвечал Ктесипп.
- А есть ли у тебя щенята?
- Да, тоже злые.
- А их отец, конечно, собака же?
- Я даже видел, как он занимается с самкой.
- И этот отец тоже твой?
- Конечно.
- Значит ты утверждаешь, что твой отец собака и ты брат щенят!
- Знаете ли вы, о чём я сейчас хочу вас спросить?
- Нет.
- Неужели вы не знаете, что лгать - нехорошо?
- Конечно, знаю.
- Но именно об этом я и собирался вас спросить, а вы ответили, что не знаете; выходит, что вы знаете то, чего вы не знаете.
«Голова - как у кошки, ноги - как у кошки, туловище - как у кошки, но не кошка. Кто это?» Ответ: кот».
Пятнадцатого октября на завод не ходил. Рисовали с Костей стенгазету. До обеда не могли определиться с названием, пока мне не стукнуло в голову: «Маяк»! И дело наладилось - на ватмане появился рисунок маяка на берегу моря и заголовок.
К концу дня случайно выяснилось, что завтра у Анатолия Павловича день рождения. Успели собрать деньги и купить в подарок мастеру модель парусника.
Вечером заходил воспитатель, которого я про себя называл товарищем полковником. Разговаривали о культурных ценностях, в том числе о музее Верещагина, в котором мы с Сергеем Афанасьевым были на днях
Иоанн Грозный. Скульптор Марк Антокольский
фото из интернета
Нищий. Скульптор Леонид Позен
фото из интернета
Меня там особенно поразили «Иоанн Грозный» Антокольского и «Нищий» Позена. А зал Верещагина был просто вне конкуренции.
День рождения Палыча совпал с предпоследним днём практики. Все старались вести себя идеально, чтобы не расстраивать мастера.
Кидниз, в бригаде которого работала наша четвёрка, написал отличные характеристики.
Вдвоём с Костей разложили малярам трапы, на стапеле поставили на попа корзины и сложили уже окрашенные трапы. Потом зачищали цистерны на «Васляеве». Среди моря пыли мы работали без респираторов и наглотались её вдосталь. До обеда зачистили два небольших танка, и перешли в третий. Вот где было работы: приходилось передвигаться, запинаясь о шпангоуты и полусогнувшись. Чуть не раскроив об очередную железяку каску, я понял, зачем они нужны на заводе. Не миновал бы сотрясения.
Шабаш.
продолжение следует...