Что общего между бихевиоризмом Уотсона, хромосомной генетикой Моргана и молекулярной систематикой?
Заставив себя в субботу-воскресение "отдать долги" по накопившимся для реферирования давно отобранным (по интересу) материалам по зоопсихологии и высшей нервной деятельно (проще говоря, - "психологии поведения" животных), был потрясен неожиданной, но вполне очевидной аналогией в развитии концепций разных областей естествознания, так или иначе завязанных на проявление в науке, как социально-историческом процессе, специфики "технологичности" и "практичности" американского менталитета (как социальной традиции поведения) начала и всей первой четверти XX века. Просто не могу не поделиться.
Вводные (кратко)
1. Бихевиоризм Уотсона.
Джон Уотсон (1878-1958 гг) и его соратники (Epstein, Premack, Shusterman и др.) предприняли попытку построения теории поведения животных (и человека) в рамках схемы “стимул-реакция”. Любое сложное поведение сводилось в их теории к совокупности элементарных ответов на отдельные стимулы. То есть целостный узор поведения трактуется и методологически анализируется в бихевиоризме как сумма элементарных ответов. Между стимулом и ответом подразумевается специфическая причинно-следственная связь.
2. Хромосомная генетика Моргана.
Томас Морган (1866 - 1945 гг) и его соратники окончательно сформулировали "хромосомную теорию наследственности"), которая по сути представляет собой ту же упрощенную схему “стимул-реакция”, перенесенную на взаимоотношение генов и фенотипа, т.е. всей конструкции живого организма, включая его морфологию, физиологию, биохимию и поведение. Любое сложное проявление индивидуального развития (и сам ход этого развития, сведено к количественной оценке генов (аллелей). Между дискретными "носителями информации" (те же "стимулы" Уотсона, - стимулы развития по своим прямым продуктам, - ферментам и сигнальным белкам) и "целостным узором развития" (фенотип - его результат) была проведена та же линейная связь, что между стимулами и реакциями у Уотсона.
Аналогия показательная. Подход в обоих случаях вполне механистический......
Обе концепции (в данном случае, - схемы мышления в чистом виде) - яркий продукт исторически сложившегося к концу XIX века американского менталитета, как особой социо-культурной традиции, для которого (менталитета) характерна абсолютизация того, что может быть условно названо техно-практицизмом мышления (по его социальной мотивации и ориентации), безотносительно к тому, плохо это или хорошо ("вообще" в данном случае не бывает, и потом у каждой медали всегда две стороны). Не стоит путать данную оценку менталитета с расхожей ссылкой на "англо-саксонское мышление", связанное более с функциональным пространством английского языка, который, как любой язык, несомненно накладывает свой особый отпечаток на структуру мышления (литература по вопросу немаленькая). То есть речь идет не о специфике языка, а о коллективном сознании конкретного общества, где (в сознании) неявно прописываются свои смысловые нюансы "образа рациональности", "образа полезности", "образа эвристичности", "образа этичности" (границ допустимой не-этичности в том или ином аспекте взаимодействия индивидумов) и т.д. Механицизм социальных взаимоотношений (как доминанта отношений между индивидумами), то есть, их мотивационная ориентация на внешнюю (практическую) составляющую отношений неизбежно отражается в менталитете, как целом (это эмпирический закон социальной психологии).
Подытоживая предыдущий абзац, обе схемы мышления характеризуются намеренным сведением (для простоты анализа и описания) сложного многоуровнего системного процесса к его "нижнему" (стимулы в одном случае и гены в другом) и "верхнему" (реакция и фенотип) "этажам". Оба подхода характеризуются возможностью количественного анализа элементов "нижнего" этажа" и декларируемой возможностью количественного анализа сложных проявлений "верхнего" этажа, которые мыслятся как сумма элементов "нижнего" этажа с возможностью выведения математически описываемых правил "суммирования".
Подход Уотсона в понимании им поведения увлек многих в Америке (и почти никого в Европе). Подход Моргана увлек многих и в Америке, и в Европе, но именно в Европе ему противостоял большой скепсис со стороны крупнейших европейских генетиков и почти всех эмбриологов. Бихевиоризм Уотсона увлек не столько ученых психологов, сколько "околонаучную публику" (Уотсон успешно раскрутил свой подход в плане коммерции) и уже Эдвард Толмен (1886-1959 гг.; тоже американец) пришел к выводу, что схема Дж. Уотсона слишком недостаточна для описания поведения, поскольку при таком подходе феномен поведения полностью теряет свое своеобразие. Среди генетиков, Иогансен (да многие, - он просто величина), Камшилов, Уоддингтон, Гольдшмидт, Кено (опять же из наиболее известных и много писавших в поколении "середины" XX века) пришли буквально к тем же выводам в отношении "моргановской генетики" и особенно "генетического дарвинизма", т.е. во что были трансформированы данные и некоторые обобщения цитологии и генетики начала XX века к середине столетия (сразу после войны) "учредителями" СТЭ. Но если "в настоящее время убежденных сторонников “чистого” бихевиоризма в мире практически не осталось" (см. Зорина, Полетаева, 2002 - учебник по "психологии поведения"), то сторонников не "очень чистого" генетического дарвинизма еще более чем хватает, причем даже не столько в среде самих "молекулярщиков" (и тем более эмбриологов, гистологов, цитологов), сколько среди зоологов и ботаников.
Почему? (вопрос)
Ответ:
Здесь ярко выражен специфический предрассудок коллективного сознания "образованного в естествознании человечества", а именно, что всякая возможность количественной оценки, интуитивно воспринимается как "особый (высокий) статус научности", даже если эта оценка бессмысленна по существу в попытке понять закономерности проявления каких-то сложных связей (см. предыдущий пост на блоге), - обычное дело, например, в стремлении понять ход исторических событий, как в их ретроспективе, так и в перспективе.
Как писал один из наших самых серьезных мыслителей биологов середины XX века И.И.Шмальгаузен: «Механистические представления подкупают своей простотой и поэтому всегда кладутся в основу научного познания на первых подступах к любой более сложной проблеме». - И далее: «Механисту целое представляется суммой частей, и жизненные отправления организма составляются (мыслятся) из функций отдельных органов и тканей". "Такое суммативное представление об организме нашло свое выражение в одностороннем развитии клеточной теории» . (примеч. - имеется в виду теория Вейсмана, логика которой стала 1:1 логикой СТЭ). - И далее: "Свойства целого определяются в этом случае свойствами отдельных частей, а свойства части определяются факторами, заложенными в самой этой части". (источник цитаты - "Организм как целое....", С.13).
И наконец, очень важное методологическое замечание Шмальгаузена в итоге:
"Ясно, что эти представления не связаны с попытками разрешить какую-либо научную проблему. Анализ организма и его описание являются (здесь) самоцелью исследования" (там же).
То что анализ и описание становятся самоцелью (и нет мотива в осмыслении и постановке исследовательских программ более "высокой" по уровню ("мета-") научной проблемы, - это яркая характеристика как раз того, что я условно назвал выше "техно-практицизмом" (как доминанте мышления). Полагаю, что Шмальгаузену, как ярко выраженному носителю системного мышления с его немецкими корнями, такой "практицизм" был дик и вызывал недоумение.
Оба направления (как было комфортно мыслить Уотсону и Моргану и их ближайшим соратникам) - яркое проявление того механистического модуса мышления в биологии, который мотивирован стремлением наиболее простого объяснения с ближайшим практическим результатом. Именно этот практицизм (на уровне именно самоцели - "первым делом") и является ярким проявлением американского менталитета, как он сложился к концу XIX столетия. Бихевиоризм Уотсона и генетические обобщения (применительно к фенотипу) просто не могли появиться в Европе (в том числе в Англии). "Практицизм" здесь идет чисто от методологии (её новизна и высокая технологичность выступают для общественности гарантом "научности" и "современности"). Возможность количественной оценки результатов (как самоцели) тесно связана здесь с абсолютизацией какого-то одного фактора (или даже какого-то уровня элементов в организации сложного целого) - ради её опять же намеренного упрощения, о чем в последствии уже ненамеренно забывают последователи данной "научно-исследовательской программы" (последующие поколения), конструируя общую теорию на основе особой упрощенной методологии подхода). В плане общей эвристики (той самой более высокой научной проблемы, о которой говорил Шмальгаузен) данный "практицизм" нередко выступает очевидной редукцией в осмыслении многообразия фактов конкретной области естествознания: простая механистическая модель, позволяющая успешно (мануфактурно) выпускать правильно работающую лапку тираннозавра, скорее всего будет непригодной даже для приблизительного понимания работы крыла птицы или летучей мыши.
Интересно, но обе эти механистических концепции (скорее даже научно-исследовательские программы - НИП- в смысле Лакатоса), выросшие в обоих случаях именно из методологии (расчленение целого на части вплоть до мельчайших элементов, высокотехнологичный анализ этих элементов и декларируемая возможность понять изначально расчлененное целое уже как сумму понятых "слагающих его" элементов, - с использованием мат аппарата) были странным образом интегрированы в основы классической европейской этологии, где в основу анализа поведения птиц и млекопитающих в природе было положено "разрушение" целостных сложных феноменов поведения на бесчисленные и часто искусственно выделяемые "элементарные составляющие" (моторные и прочие акты) и эти "элементы" были привязаны в сознании к дискретным молекулярным носителям "наследственной информации". Не удивительно, что такой "синтез", хотя и породил на время увлечение возможностью опять же количественной оценки тех самых "элементов поведения", вряд ли мог дать что-то существенно интересное в плане серьезной эвристики на длительное время, что в конце концов и привело к угасанию увлечения этологией в данном виде, как особой глобальной "научно-исследовательские программы" понимания поведения животных и филогении поведения.
Эпилог.
Молекулярная систематика как продолжение традиции "техно-практицизма" в биологии и эволюционистике.
В наше время яркими примерами "НИП" редукционного толка, выросшими из конкретных высоко технологичных методологий на эвристически уже почти пустом основании, является (IMHO) "молекулярная систематика" (еще одно дитя американского научного "практицизма" в мышлении), к которой прививается американский же нумерический кладизм), а также некоторые "количественные направления" в нейробиологии (в психологии мышления таким направлением была опять же чисто американская "когнитивная психология" (её создавал и от неё же отказался в конце концов известный американский психолог, автор многих трудов по психологии мышления и познания, Ульрих Найссер). Нельзя сказать, что все что производится в этих "лабораториях" - пустое, но "узкие когнитивные карты" (Э. Толмен), порождаемые этими методологиями у их практикующих адептов, - в плане перспектив интерпретации безостановочно (конвейером) производимых фактов, - в конечном итоге мало что дадут (IMHO) для понимания Системы организмов как Структуры и отображения разноплановой Истории таксонов (первое) и феномена адекватного ("целеполагающего") Ситуационного Поведения как (в том числе) психологии поведения высших животных, включая человека (второе).
Жаль только, что видимость перспективности этих "НИП" (как многие упрощенные "техно-практицизмы" они хорошо притягивают "быстрые" грантовые деньги) сожрет энергию и жизни еще одного поколения молодых биологов, которые окажутся жестко мотивированными в своей работе самой методологией и "высокой технологичностью" данных НИП ("научно-исследовательских программ) и очень поздно заметят "зияющие пустоты" в их эвристическом фундаменте. Однако... что есть то есть, и что тут еще сказать. Только слепец может думать, что наука - это своего рода линейно поступательный процесс, нечто вроде направленного движения от феодализма к коммунизму или поступательное изменение климата на всей земле сразу (одновременно) с раннего палеозоя до конца антропогена (как часто дается в учебниках) - снова оглушительный редукционизм, о котором столь сожалел в своей замечательной книжке "Следы трав индейских" Сергей Викторович Мейен.