Чиновничьи нравы Усть-Каменогорска. 1884год
Много существует безобразий и несообразностей в окружающей нас жизни. И идут перед вашими взорами все эти безобразия в замечательном многообразии, точно в райке (прим., ящик с передвижными картинками, показ к-рых сопровождался различными прибаутками) - ручку только знай поворачивай, и картины одна другой мрачнее так и просятся на бумагу.
Вот перед вами молодой С., дамский угодник и фатишка хлещет в лицо своего деньщика-солдата, в присутствии гостя, объясняя при этом, что он проделывает такого рода операции ежедневно, любя…
Там З., клубный безобразник, избивает своих солдат до того, что они принуждены бывают ходить «по слабой». С кровью на искаженных лицах плетутся бедные в лазарет, выпрашивая у фельдшера лекарствий против увечий и недугов, произведенных начальнической дланью. Треск стоит от пощечин этого артиста, щедр он на них чрез меру. Несчастные трепещут, а бедные жены их клянут его за избиение их мужей. Кто рискнет сдержать кровожадные нравы этого артиста?
В обществе драчун З. превращается в поклонника Некрасова, восторгается «певцом скорби и страданий народных». Как переварить такое противоречие в натуре человеческой?
Поверните ручку райка - и перед вами явятся новые картины. Раннее утро в городском клубе, за столом, заваленном кредитками, идет горячая игра. То и дело слышатся возгласы: «Дана!», «Взяла!», «Куш на смарку и 20 рублей мазу!», «Угол!», «Очки вперед, ва-банк!» и прочее, прочее.
Банк держит плотный, низкого роста игрок, испитое широкое лицо которого, напоминающее физиономию Юса и в то же время Фальстафа, покрыто красными пятнами от обилия выпитого вина и безсонной ночи, - он проигрывает уже седьмую сотню. Игрок этот есть представитель Фемиды нашего городка, интересующийся больше зеленым столом, чем специальным его делом.
В комнату робко заглядывает сибирский инко-киргиз, бедняга дня два уже ждет решения своего дела, по которому вызван он из далекой волости. Но русский «казы» (судья) не является в суд, а ждать несчастному «байгушу» (бедняку) некогда, да и лошадь его замёрла, у самого же у него «курсак» (желудок, аппетит) совсем пропал… Заметили его клубные аргусы и выпроводили за дерзкое желание разрушить интересное занятие господина судьи.
Поверните еще: перед вами толпа вызванных на суд казаков из дальних поселков. Приехали они в город кто верхом, кто в телегах запасшись сутки на двои, на трои харчем. По приезде в город казаки первым делом заявились в суд - разузнать что, и как. А главнее всего поскорее «отделаться». Потому, как семья дома, да и работа неотложная.
Осведомляются о судье, судьи в городе не оказывается. «Где же он?», спрашивали, почесывая затылки, казаки. «Уехал в Кокпекты, подождите», - отвечают им. Ждут день, нет судьи, ждут два дня, три - не показывается. Ждут неделю, две… «Зачем же нас вызвали?», - спрашивали они в недоумении. Харч у казаков вышел, ходят они по домам побираются. Купить хлеба не на что - в кармане ни гроша. А, забывший про вызов казаков на суд, судья пребывает в Кокпектах.
«Сибирская газета» №5, 1884 год.
Вот перед вами молодой С., дамский угодник и фатишка хлещет в лицо своего деньщика-солдата, в присутствии гостя, объясняя при этом, что он проделывает такого рода операции ежедневно, любя…
Там З., клубный безобразник, избивает своих солдат до того, что они принуждены бывают ходить «по слабой». С кровью на искаженных лицах плетутся бедные в лазарет, выпрашивая у фельдшера лекарствий против увечий и недугов, произведенных начальнической дланью. Треск стоит от пощечин этого артиста, щедр он на них чрез меру. Несчастные трепещут, а бедные жены их клянут его за избиение их мужей. Кто рискнет сдержать кровожадные нравы этого артиста?
В обществе драчун З. превращается в поклонника Некрасова, восторгается «певцом скорби и страданий народных». Как переварить такое противоречие в натуре человеческой?
Поверните ручку райка - и перед вами явятся новые картины. Раннее утро в городском клубе, за столом, заваленном кредитками, идет горячая игра. То и дело слышатся возгласы: «Дана!», «Взяла!», «Куш на смарку и 20 рублей мазу!», «Угол!», «Очки вперед, ва-банк!» и прочее, прочее.
Банк держит плотный, низкого роста игрок, испитое широкое лицо которого, напоминающее физиономию Юса и в то же время Фальстафа, покрыто красными пятнами от обилия выпитого вина и безсонной ночи, - он проигрывает уже седьмую сотню. Игрок этот есть представитель Фемиды нашего городка, интересующийся больше зеленым столом, чем специальным его делом.
В комнату робко заглядывает сибирский инко-киргиз, бедняга дня два уже ждет решения своего дела, по которому вызван он из далекой волости. Но русский «казы» (судья) не является в суд, а ждать несчастному «байгушу» (бедняку) некогда, да и лошадь его замёрла, у самого же у него «курсак» (желудок, аппетит) совсем пропал… Заметили его клубные аргусы и выпроводили за дерзкое желание разрушить интересное занятие господина судьи.
Поверните еще: перед вами толпа вызванных на суд казаков из дальних поселков. Приехали они в город кто верхом, кто в телегах запасшись сутки на двои, на трои харчем. По приезде в город казаки первым делом заявились в суд - разузнать что, и как. А главнее всего поскорее «отделаться». Потому, как семья дома, да и работа неотложная.
Осведомляются о судье, судьи в городе не оказывается. «Где же он?», спрашивали, почесывая затылки, казаки. «Уехал в Кокпекты, подождите», - отвечают им. Ждут день, нет судьи, ждут два дня, три - не показывается. Ждут неделю, две… «Зачем же нас вызвали?», - спрашивали они в недоумении. Харч у казаков вышел, ходят они по домам побираются. Купить хлеба не на что - в кармане ни гроша. А, забывший про вызов казаков на суд, судья пребывает в Кокпектах.
«Сибирская газета» №5, 1884 год.