Пьянь. История Шлёмы
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен -
Неколебим, свободен и беспечен,
Срастался он под сенью дружных муз.
Однажды вечером, 5-го января, на кухне квартиры на Болотниковской улице, что на юге Москвы, собралась компания из пяти пацанов, друзей детства. Рассевшись за шаткий стол под оранжевой мятой скатертью, они, немного поспорив, налили в свои стаканы, чашки и рюмки каждый своё (чай с мятой, настой ромашки от живота, изумрудно-зелёный тархун, грушевый лимонад, золотистый коньяк из круглой, пузатой бутылки) и повели разговоры о вечном: о женщинах, о мужских половых органах, о работе и об отпуске, о том, кто куда ездил на Новый год, снова о женщинах - причём в самой откровенной, правдивой манере... в числе прочих мелькнула за рыжим столом история мальчика Шлёмы.
Юра рассказывал историю Шлёмы громким, звонким, пронзительным тенором, невероятно быстро и сбивчиво. Слова в его неумолчном, нетрезвом, не прерываемом никем монологе налезали одно на другое, сливались, слипались друг с другом в нечто единое, общее, без пауз, в какой-то удивительный, скособоченный, завалившийся на разные стороны, длинный-предлинный забор - то выше, то ниже, то пусто, пустота - вообще никакого забора, а то вдруг частокол, сквозь который и лезвие ножа не всунуть. Даже для русского уха эта речь звучала чудно́, что уж говорить об иностранце, который мог бы её услышать - но нет, никаких иностранцев не было в тот вечер в той кухне.
"У нас есть друг, Шлёма Сашин. В принципе, изначально, - хороший, интеллигентный мальчик, незлой, неглупый, даже к-к-кандидат наук, как вы знаете... реально защитился (защитил кандидатскую). Устроил я его на работу по САПу, ибо в науке (а закончил Шлёма Химико-технологический институт Менделеева) совсем была адская нищета и дно, куда он скатывался очень быстро. Тогда уже он пил с утра, пил на работе, пил постоянно" - Юра подлил себе в стакан с коньяком грушевого лимонада, отхлебнул, скрипнул стулом - "и с тех пор пьёт уже наверное лет восемь, вообще без паузы. Устроил я его, значит, на работу, и на что это повлияло... он перестал пить с утра!" - Юра почти выкрикнул эти слова и, как бы в подтверждение их, стукнул стаканом об стол - "Он приходит на работу с похмелья, там страдает... ну, обычно в понедельник, в понедельник очень страдает, мы с ним списываемся... Раньше у него на работе был интернет, мы с ним переписывались в Контакте, сейчас интернет на работе у него отняли, и телефон у него - простая звонилка..."
"Отняли интернет на работе?!" - недоверчиво переспросил Глеб Че - "что он вообще там делает..?"
"На работе он поддерживает САП (программное обеспечение). Решает инциденты. Транзакция не проходит, нужно данные по-под-править... ну типа техподдержки, да, не типа, а именно так и есть. После работы у него с собой заранее обычно уже крепкое пиво... баклажка" - слово "баклажка" Юра произнес распевно и ласково, выделив его, как бы скобочками, своей интонацией - мол, баклажка - самое главное в рассказе, суть всего - "девятка" или "амстердам", или там "387"... он выбегает, сразу жрёт, идет на хату, ждёт своей женщины..."
"Женщины?" - перебил Гуф саркастически и уточнил - "у него по-прежнему та, Ксюха-голова-два-уха?"
"Да" - Юра чуть заметно кивнул, не желая отвлекаться на детали - "женщины, которая просто сидит дома, да, и только понукает его, чтобы работал. Раньше она была успешный косметолог и получала больше, чем он сейчас. Ну а в выходные дни начинается самое страшное... В выходные дни я ним встретиться просто не-ма-гу! Сколько я хотел встретиться с ним в выходной день... я его звал на свой день рождения, он так прийти и не смог!"
"Потому что ты не пьёшь" - обиженно вклинился со своего места Ежи Штур, обращаясь, судя по всему, к Гуфу. Юра продолжал, не обращая внимания на Ежи.
"...потому что он рано падает, часов в десять вечера, рано падает в пятницу. Дальше, он просыпается рано, смотрю - в Контакте был онлайн в семь утра! Без шуток! Я просыпаюсь попозже, я, если вчера бухал, должен вначале пробежку, в качалку... с по́том всё выходит, вся бяка... то есть я с утра типа болею, занимаюсь спортом, тем более в выходные..."
"Ты про Шлёму рассказываешь" - сердито напомнил Ежи, не отрывая глаз от ай-фона. Гуф и Глеб расхохотались.
"Здесь нужен контраст" - пояснил за Юру Глеб, ухмыльнувшись. Юра продолжал говорить, не смущаясь.
"...он падает в девять вечера, просыпается в семь утра и уже жрёт. Я - тусуюсь, хожу там на разные тусовки, ложусь там, допустим, в час-два, просыпаюсь в одиннадцать, качаюсь-бегаю, дальше, там не знаю, нужно побриться, умыться, одежду погладить-постирать, потому нужно пообедать... и только часа в два я выхожу тусить. И звоню Шлёме. В это время он уже не может взять трубку, потому что он уже лежит. У него день выходной - он в семь утра встал, если бухло есть, он уже его пьёт. Если нет бухла, он ждет восьми утра, чтобы бегом в магазин бежать, в восемь утра... то есть когда я ему звоню часа в два, он уже лежит, а дальше у него наступает, обычно в пять вечера, начинается... второй день в сутках!
"То есть" - не понял Гуф - "более бурный, чем первый?"
"Объясняю" - Юра перевел взгляд на Гуфа - "проходят сутки... что вообще такое день? День - ты встал, что-то поделал и лег спать. А у Шлёмы в выходной день стабильно в сутках дня два, а то и три бывает".
"А то и четыре" - добавил Ежи серьёзно.
"Ну и вот, поэтому в праздники новогодние днем я его ни разу не смог вытащить, ни разу, днём... Потому что днём он всегда просто лежал".
"Очень грустная история" - заметил Глеб без тени иронии. В его голосе послышалось какое-то почти ностальгическое вспоминание - ведь и он когда-то, лет пятнадцать тому назад, в конце школы, регулярно выпивал со Шлёмой по всяким дворам и школьным кабинетам, но тогда всё это было понарошку, весело и совсем не страшно... тогда впереди была целая жизнь.
А Юра все рассказывал: "Вечером он пьёт всегда, каждый день, после работы, но без говненья... то есть ну он... пиво крепкое, но он хотя бы всё-таки потом встает на работу. А вот выходные и праздники - это просто, сплошное просто, реальное, сплошное, беспросветное... просто - проснулся, выпил, упал. Всё".
"Ну он вообще понимает, что чё-то не так?" - осторожно спросил Лёша, который до этого всё больше молчал, внимательно слушая.
"Он не понимает" - ответил Юра, ни на секунду не задумавшись. Было видно, что он и сам не раз задавал себе подобный вопрос - "ему ж говорили, что это неправильно - так жить, но... просто уже это красная, опухшая, бородатая вот такая физия, от него просто... он моется раз в месяц просто, от него воняет там, у него грязная одежда, грязная обувь там, весь набор просто такого человека опустившегося..."
"Не, ну а женщина то чё, она за ним не следит?" - Глеб ухватился за последнюю тоненькую соломинку. Но и она, тихонько хрустнув, переломилась.
"Она такая же!" - радостно отозвался Ежи - "она ещё хуже!"
"В принципе, честно говоря, они друг друга стоят" - согласился с ним Юра - "она... понимаю, была бы женщина-мать, которая там с детьми сидит... она же - прооосто не работает ("это просто бомж" - вставил Ежи скорбно), просто сидит на хате его и, бывает, тоже бухает. Раньше она работала косметологом успешным..."
"А чё с ней стало?"
"А она с ним познакомилась, она была косметологом, брови рисовала. Потом у неё стали руки, руки вот так вот..." - Юра взял стакан с коньяком и потряс его - вначале легонько, затем сильнее - так, что коньяк из стакана расплескался на скатерть, - и посмотрел на Глеба взглядом, в котором читалось: "теперь понятно?" - "брови рисовать не смогла".
"Её уволили?"
"Нет, сама перестала. Кресло, всю аппаратуру продала. С тех пор она просто с ним... пьёт. И всё". Юра закончил свой рассказ, откинулся на спинку стула и затих. В кухне повисло молчание.
"Жуткая история" - наконец, негромко заметил Глеб.
"Всё, выключай на хер" - потребовал Ежи у Гуфа, указывая на диктофон. Диктофон был выключен.
На любое событие можно иметь два ответа. Ответ первый - у тебя х*й на лбу вырос. Второй - я уважаю всё...
Дорогой Гуф... ты мог бы стать бы журналистом, мог бы стать бы цитологом, но ты выбрал путь бременского музыканта. Желаю, чтобы у тебя стоял х*й!
Проводив последних гостей, он вернулся в квартиру. В кухне, на столе, на мятой оранжевой скатерти, точно так же стояли бутылки и рюмки... смертельно уставшие, привалившись друг к другу, они уже почти спали, превратившись из весёлых, озорных попутчиков в мёртвые, неодушевленные предметы. Кусочки квашеной капусты, не донесённые вилкой до рта, украшали стол наподобие заготовки для натюрморта. Под столом валялась неприкаянная пробка от водки "Байкал". Он машинально засунул бутылку водки в холодильник и подошел к обшарпанной двери на балкон, из-за которой в кухню тянуло ночью и холодом. Выглянул на улицу. Злые, рыжие фонари не создавали уюта. Медленно падал снег.