Из цикла "Другая жизнь замечательных людей"
ОПАСНЫЙ БЕГЛЕЦ
Лев Николаевич ехал в вагоне третьего класса и задумчиво глядел в тёмное окно. Шёл третий день его внезапного побега, путая следы, он сменил несколько направлений и маршрутов и теперь надеялся затеряться среди простого люда. Седой старик с окладистой бородой в крестьянской одежде не вызывал ни у кого ни интереса, ни подозрений: ехавшие тут же рабочие, солдаты и прочий народ принимали его за попа-расстригу или богомольца. Лев Николаевич грел ладони о кружку с кипятком и размышлял.
После того ужаса, что несколько дней назад случился в Ясной Поляне, возвращаться туда не было никакой возможности. Мир во зле лежит - эту евангельскую истину Лев Николаевич повторял про себя уже очень давно, теперь же окончательно уверился в том, что одним из источников этого зла стала его собственная семья. Наверняка его уже ищут, отслеживаются все возможные пути - остаётся только бежать, бежать в зловещую ночную неизвестность.
Хлопнула дверь вагона, по коридору пошли двое в форме. Лев Николаевич вытянул шею, пригляделся. Жандармы! Сердце старика забилось. Граф уже не сомневался: по его душу, разыскивают по особым приметам. Неужто в этот раз ошибутся, перепутают?..
Жандармы остановились напротив седого старика, минуту изучали его пронизывающим профессиональным взглядом, потом один из них медленно и даже с каким-то упрёком сказал:
- Что ж Вы, Лев Николаевич, дорогой наш писатель? Вся Россия Вас ищет, а Вы путешествуете себе инкогнито. Родные Вас заждались…
Лев Николаевич поднял на жандармов кроткий стариковский взор - а в следующее мгновение подобрался и прыгнул вперёд: первому выплеснул в лицо крутой кипяток, второго ударил поддых спрятанным в широком рукаве ножом, толкнул обоих в разные стороны и побежал по коридору. Выскочил в тамбур, уже слыша топот множества ног за собой, распахнул дверь вагона. Скорость страшная - сорок километров в час, но назад пути нет, шаги всё кромче, крики всё злее. Граф стиснул зубы, пробормотал досадливое ругательство и прыгнул в холодную темноту.
P.S. "Это же Хармс", сказала коллега, почитав мои миниатюры. Э нет, вот уж про Хармса я думал в последнюю очередь. Конечно, "Другая ЖЗЛ" уже в силу своего замысла предполагает некий интертекстуальный фон, но описывать его я не возьмусь: с чужими текстами оно как-то привычней…
Приятного чтения!