Кабардино-Балкария как внутреннее зарубежье. Владимир Каргин. Часть 6.
От участия в «параде суверенитетов» к участию в приведении республиканского законодательства в соответствие с федеральным законодательством
В марте 1992 года были приняты изменения и дополнения в республиканскую Конституцию. Официальным наименованием Кабардино-Балкарии стало «Кабардино-Балкарская Республика». Конституция подтвердила суверенный статус республики и договорную основу федеративных отношений в Российском государстве. Подтверждался полный государственный суверенитет, за исключением полномочий, »добровольно делегируемых обновленной Российской Федерации на основе равноправного Федеративного договора». За 1994-1996 годы республиканский парламент принял около 60 республиканских законов, направленных на укрепление правовой основы государственности КБР. В их числе законы о республиканском флаге, гербе, гимне. Кабардинский, балкарский и русский языки законодательно были закреплены как государственные языки КБР. Был принят закон «Об административной ответственности за нарушение порядка определения на постоянное место жительства в КБР». В 1997 году была принята Конституция КБР. По республиканской Конституции носителем суверенитета и единственным источником власти в КБР признавался весь ее многонациональный народ. Понятие «коренные народы» отсутствовало в тексте Конституции как политико-правовая категория. Однако противопоставление «коренных», титульных народов нетитульным, некоренным имело место. В частности, президент Коков использовал термин «коренные»: «Кабардино-Балкария-уникальное национально-государственное образование, существом которого является исторически сложившееся межнациональное согласие коренных народов, издревле населяющих эту землю».
Конституция фиксировала государственную поддержку традиционных для народов республики религиозных конфессий(ст.32), гарантировала поддержку развития национальной культуры(ст.47) и одновременно устанавливала, что распространение информации несовместимой с морально-нравственными и национальными традициями и устоями КБР, преследуется по закону(ст.33). Вопросы репатриации на историческую родину этнических кабардинцев(адыгов) и балкарцев, их принятие и обустройство впервые были отнесены Конституцией к предметам ведения КБР(ст69,70). Конституция КБР фиксирует, что КБР выступает по отношению к Российской Федерации именно как государство, обладающее всей полнотой государственной власти(учредительной, законодательной, исполнительной, судебной) вне предметов ведения РФ и полномочий РФ по предметам совместного ведения. Отношения КБР и Российской Федерации это не отношения административного подчинения, а двусторонние политические отношения, регулируемые неразрывным комплексом договорных и конституционных актов, которые перечислены в Конституции(ст67). Упорядоченность, стабильность, прочность этих отношений обеспечивается четким определением предметов ведения КБР, предметов совместного ведения и предметов ведения РФ(ст69,70-72).
Валерий Коков так объяснил это: «Национальная государственность наших народов не порождена субъективной волей государственных «верхов», даровавших ее нам, или активностью каких-либо «националистов» и сепаратистов». Она имеет глубокие объективные предпосылки и является политическим выражением достигнутого народами Северного Кавказа уровня социального развития и национальной консолидации. И в этом смысле национальная государственность наших народов проявляет себя как фактор, препятствующий гипертрофированной этнизации политической жизни и поддерживающей общую социально-политическую стабильность в Российской Федерации»(с. 82-83) Валерий Коков «Восхождение к идеалам». «Славянский диалог», 2001 г).
К 1996 году КБР подписала договоры о дружбе и сотрудничестве со всеми субъектами Российской Федерации Северо-Кавказского региона. В последующие годы были подписаны аналогичные договоры с Ярославской, Астраханской, Омской, Саратовской областями, а также с Москвой, Татарстаном. Был подписан договор об образовании Межпарламентского совета трех республик-Адыгеи, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии.
В последующие годы был продолжен курс на заключение соглашений и договоров с другими субъектами РФ.
Впоследствии были признаны не действующими и не подлежащими применению 28 норм Конституции КБР, которые противоречили Конституции Российской Федерации. Отменены нормы, фиксирующие статус КБР как суверенного государства. Среди прочих, переставших действовать статей-«установление порядка и условий приобретения в собственность, а также владения, пользования и распоряжения землей, недрами, водами и другими ресурсами». В Конституции КБР это отнесено к ведению КБР, а в Конституции Российской Федерации-к совместному. То же самое было с введением в республике чрезвычайного положения, организацией мобилизационной подготовки народного хозяйства, размещением воинских частей. Противоречили Конституции РФ и положения о назначении руководителей республиканских подразделений различных федеральных структур. Управлением Минюста РФ по КБР было сделано 145 экспертных заключений по этим несоответствиям. Был принят республиканский закон «О признании недействующими и не подлежащими применению отдельных норм Конституции КБР» от 23 декабря 2000 года. В 66 нормативно-правовых актов КБР были внесены изменения и дополнения, некоторые из них были признаны утратившими силу, в том числе 24 закона КБР. В мае 2003 года Конституционное собрание приняло новую редакцию республиканской Конституции.
Некоторые исследователи считают, что в северо-кавказских республиках произошло полное приведение республиканского законодательства в соответствие с федеральным законодательством. В частности, об этом говорится в книге «Современная эволюция политической системы на Северном Кавказе и перспективы модернизационных процессов»(оговорки сделаны только в отношении Чечни): «В современной правовой ситуации республики имеют весьма ограниченные дополнительные полномочия, которые могли бы свидетельствовать об их особом статусе. В соответствии с конституцией, наиболее важным таким полномочием является право на введение и использование собственных государственных языков. Кроме того, республика имеет свою Конституцию(а не устав как другие регионы), а орган судебной власти в ней именуется Верховным судом, как и в России в целом. В то же время республиканские конституции, равно как и деятельность Верховного Суда республики, должны соответствовать единому российскому законодательству, превращая данные наименования в простые символы. Стремление республик Северного Кавказа закрепить свое особое положение в составе федерации характерно для 90-х годов, этот этап исторически был связан с советским периодом, как раз статус республики был значимым. В 90-е годы республики принимали Декларации о государственном суверенитете, который далее закреплялся в их новой конституции. С некоторыми из республик центром были заключены договора о разграничении полномочий, которые наделяли эти республики дополнительными полномочиями(Кабардино-Балкария, Северная Осетия).
…Однако в настоящее время нет оснований говорить о формально-правовых основаниях особого статуса республик Северного Кавказа…. . В то же время формальные полномочия республиканских властей на Северном Кавказе являются обычными и стандартными, не выделяя никак эти регионы. Практика договорных отношений между центром и регионами в 2000-е годы была полностью пересмотрена и свернута, так что на новых правовых основаниях такой договор подписан только с Татарстаном… . На самом деле и в 90-е годы, когда данная практика была более распространенной и давала регионам куда больше власти республики Северного Кавказа не были ее основными выгодополучателями. Единственным регионом, который что-то существенное выиграл из этой практики, на этапе 90-х годов, была Кабардино-Балкария.
В настоящее время элиты различных республик с разной степенью успешности пытаются распространить политический контроль над федеральными ведомствами. Наибольшей автономией от федеральных структур на своей территории удалось в настоящее время добиться двум регионам: Чеченской республике и Кабардино-Балкарии… . Кабардино-Балкария также является примером привилегированного региона, где власти существенно влияют на федеральные структуры. Местное происхождение имеет прокурор О.Жариков. Глава МВД С.Васильев-фигура внешняя, но в аппарате министерства эксперты указывают на наличие людей, тесно связанных с региональными властями, в том числе по линии родственных отношений. Что касается судебной власти, то Верховный суд республики еще с 1998 года возглавляет опытный представитель местной элиты Ю.Маиров, который по оценкам экспертов всегда был лоялен действующей республиканской власти.
Одновременно важнейшим признаком крайне ограниченной автономии республик Северного Кавказа является очень небольшая собственно экономическая власть этих регионов, которые ни в какой мере не являются самодостаточными с финансово-экономической точки зрения. Финансово-экономический фактор практически сводит на нет попытки повышения автономии политических режимов во всех республиках». Процесс приведения республиканской нормативно-правовой базы к федеральному законодательству еще не завершился. Важным моментом этого процесса послужило упразднение должности президента в республиках. Ибрагим Яганов продолжает демонстративно называть главу КБР президентом.
Бои за историю
Если в правовом поле КБР наводили порядок, то в трактовке истории позиции этнополитических движений оказались достаточно прочны. Это не потому, что республиканские историки обнаружили Научную Истину и посрамили российскую историческую науку. Это объясняется тем, что республиканские историки получили социальный заказ не только со стороны этнополитических движений черкесских националистов, но и со стороны республиканской элиты.
В конце 80-х годов в республиканских СМИ стали появляться статьи на тему геноцида адыгов. А в 1992 году в Нальчике была издана книга Алия Касумова и Хасана Касумова «Геноцид адыгов. Из истории борьбы адыгов за независимость». Авторы не представили в книге доказательств и аргументов причастности России к геноциду адыгов, в первую очередь кабардинцев. Пройдет время и публицист Андрей Епифанцев в своей книге « Неизвестная Кавказская война. Был ли геноцид адыгов?» представит развернутую аргументацию, почему термин геноцид не применим к периоду событий на Кавказе в 19 веке. Этим его книга будет выгодно отличаться от книги Касумовых и других книг, изданных историками Кабардино-Балкарии, Адыгеи, Карачаево-Черкесии.
Если внимательно читать первый труд по теме геноцида адыгов(а книга Касумовых первая), то в ней можно найти ряд моментов противоречащих концепции геноцида.
Цитата из этой книги: «Вот как проходила торговля адыгов с русскими на ярмарке, происходившей в Екатеринодаре в мае 1845:»В продолжение более недели непрерывные обозы арб и караваны вьюков тянулись от Кубани к Екатеринодару,-и закубанцы в значительных массах народа, безоружного, смирного, промышленного, работающего рисовались на первом плане ярмарки. Можно было сказать, что горцы, слагая с себя на кордонной черте оружие, делались совершенно мирными, промышленными. Всех их было на ярмарке до 10000 человек, в том числе заключалась четвертая часть немирных шапсугов и абадзехов: арб с закубанскими произведениями было более 4000. Сложная ценность привозного черкесского торга восходила до 13500 руб., отпускного-до 22500 руб. серебром.
Развитие торговли с русскими во многом изменило быт и хозяйство адыгов. Они стали охотно принимать у себя в хозяйстве всякое полезное нововведение, обучались различным ремеслам у русских, стремились к просвещению, обращались к русским за медицинской помощью. На примере кабардинцев видно, как развивались и укреплялись эти связи:»Кабардинцы особенно легко принимают у себя в хозяйстве всякое нововведение и, по общему замечанию, отличаются охотою к хозяйственным занятиям и стремлением к просвещению. Свободные жители губернии-казаки, отставные солдаты, мещане-ездят в Кабарду к князьям и богатым узденям на работы, строят им дома, мельницы, конюшни, разводят сады, делают мебель, посуду и разные полезные вещи, жители с любопытством смотрят на их работу и слушают их наставления и замечания, удивляются уму и знаниям русских. Казаки безопасно ездят в Кабарду прививать оспу детям и взрослым, а народ сам не раз просил местное начальство о назначении ему постоянного оспопрививателя».
Иной характер носила торговля адыгов с Турцией и другими странами Ближнего Востока. Главными предметами турецкого экспорта служили изделия роскоши-золото, серебро, драгоценные камни, богато отделанное оружие, дорогие пряности, которые удовлетворяли потребности лишь узкого круга феодальной аристократии. Наиболее ходовым ценным товаром, вывозимым в Турцию, были рабы, а не продукты сельского хозяйства. «Торговля с восточными берегами Черного моря,-писал начальник Черноморской береговой линии Н.Н.Раевский,-снабжала рабами всю турецкую империю, работниками трапезундские медные рудники, рекрутами мамелюкское войскои женами восточные гаремы».
Почти все европейские путешественники, побывавшие на Кавказе в 18-19 веках, свидетельствуют о значительном развитии работорговли на черкесском побережье. Во все времена древняя Зихия, нынешнее побережье Черкесии и Абхазии были рынками работорговли; это длится уже тысячелетиями; можно сказать, что миллионы жителей были таким образом проданы и увезены в другие края,-«писал в 1833 французский путешественник Фредерик Дюбуа».
Особенно большой спрос на турецком рынке имели черкесские невольники. Стоимость девушки и женщины на месте их покупки, в Черкесии, колебалась обычно от 200 до 800 руб. серебром, после доставки их на Черноморское побережье турецкие работорговцы платили за женщину от 500 до 800 руб, за девушку- от 800 до 1500 руб. серебром. Цены на мальчиков при покупке на месте были также довольно высоки-от 200 до 500 руб. серебром.
В поощряемой турками работорговле были заинтересованы только эксплуататорские элементы адыгского общества, считавшие более выгодным сбыт рабов за море, чем непосредственную эксплуатацию их в своем хозяйстве. Работорговля являлась значительным тормозом в развитии производительных сил Черкесии. По свидетельству литературных источников, торговые отношения Турции с Черкесией приносили адыгам «существенный вред, поощряя праздность и уничтожая всякую промышленность, основанную на труде».
Работорговля, как отмечает В.К.Гарданов, «не только приводила к выводу из Черкесии и других областей Северного Кавказа лучшей по своим физическим данным части местного населения, но и являлась одной из главных причин феодальных набегов и междоусобиц, разорявших Черкесию. Адыгские феодалы считали пленных самой ценной добычей и нередко предпринимали набеги или затевали войны с соседними племенами, чтобы добыть рабов для продажи в Турцию». Вместе с тем он подчеркивает, что работорговля была «важнейшей экономической нитью, связывающей адыгских феодалов с Турецкой империей и во многом способствовавшей их политической ориентации на Турцию в первой половине 19 века».
Подобного рода фрагменты встречаются в трудах республиканских историков. Однако общая тональность враждебна России, русская политика на Кавказе квалифицируется как хищническая, эксплуататорская, колониальная.
Итог этим историческим изысканиям был подведен в выступлении(1994 год) первого президента КБР Валерия Кокова в докладе «Мир на Кавказе-законность и порядок в России»(из книги Валерий Коков. «Восхождение к идеалам»).Выступая перед собранием представителей общественности Кабардино-Балкарии, посвященном 130-лтию завершения Кавказской войны, президент республики сказал, что «Характер самой Кавказской войны был одним из самых жестоких в истории. Царские генералы осуществляли тактику «выжженной земли», не щадя ни стариков, ни женщин, ни детей»(с.46). «С точки зрения политико-правовой оценки деяния царизма против черкесского народа можно квалифицировать как акт геноцида, который в международно-правовой системе характеризуется как одно из тягчайших преступлений против мира и человечества»(с.47). Присутствовавший на этой встрече историк из Северной Осетии Марк Блиев поделился своими впечатлениями в книге «Черкесы и Черкесия XIX века». По его словам, проблема геноцида адыгов в общественном сознании Кабарды заняла настолько важное место, что создавалось впечатление: Кавказская война происходила не на Северо-Западном Кавказе, а на территории Кабардино-Балкарии. Блиев был поражен докладом Кокова, из которого вытекало, что главные жертвы Кавказской войны были на территории Кабарды. Именно в отношении кабардинского народа был осуществлен геноцид. Переполненный зал был накален до предела. На массу людей большое впечатление произвели цифры, приведенные в докладе президента КБР. Из его доклада получалось, что в ходе Кавказской войны из 350000 населения осталось 35000 кабардинцев. Блиев аргументировано, опираясь строго на архивные данные, доказывает, что на территории Кабарды не было Кавказской войны, не было погибших от действий царских войск в таком количестве.
Историк из Нальчика Евгения Тютюнина написала на основе архивных изысканий книгу «Грани региональной истории 19-20 веков. Многонациональная Кабардино-Балкария и ее соседи». В этой книге она высказалась по интересующей нас теме: «Основная территория Кабарды и Балкарии в 30-50-х годах 19 века находилась вне зоны боевых действий так называемой Кавказской войны, но напряженность общей обстановки сказывалась на масштабе экономической деятельности и управленческих решений. Военное положение вызывало необходимость строго контролировать пути сообщения, охраняя от проникновения оппозиционной агентуры и криминальных элементов. Из жителей формировались ополчения(милиция) для охраны поселений, дорог, горных перевалов, а также участия в боевых действиях за пределами региона. Представители высших сословий направлялись также на военную службу в Петербург(гвардейский царский конвой), военные учебные заведения(кадетские корпуса), окончив которые они продолжали службу в армейских и казачьих частях.
2 марта 1844 года пожаловано от царя знамя с надписью:»Нашим вернолюбезным подданным кабардинским жителям за преданность и храбрые действия против непокорных горцев»(с14).
Следует отметить, что российские историки неоднократно поднимали эту тему в своих публикациях. Об этом рассказала историк из Армавира Наталья Великая в статье «О некоторых итогах двадцатилетней «войны» и «борьбы». Автор считает необходимым полностью процитировать эту важную статью.
«Пожалуй ни один из периодов северокавказской истории не вызывал столько споров и не был подвержен таким политическим влияниям, как первая половина ХIХ в. [3, с.256-306; 5, с.55-63; 7, с.179-185; 10, с.17-23 и др.]. В начальный советский период речь шла о колониальном завоевании Северного Кавказа и антиколониальной, антифеодальной борьбе горцев (20-е гг. ХХ в. - М.Н. Покровский); затем
- о национально-освободительной борьбе (30-е гг. ХХ в. - с подачи И.В. Сталина);
- о реакционном движении, инспирированном происками иностранной агентуры (40-е гг. ХХ в. - М.Д. Багиров);
- о народно-освободительной, антифеодальной борьбе (50-е гг. ХХ в. - В.Г. Гаджиев).
Особое мнение на закате советского периода (в 80-е гг. ХХ в.) высказал М.М. Блиев. Но оно (о переходе горцев от военной демократии к раннефеодальному государству, сопровождавшемуся «войной всех против всех») было отторгнуто и подвергается критике по сей день.
С началом перестройки и особенно в 90-е гг. ХХ - начало ХХI в. спектр мнений расширился. События первой половины ХIХ в. начали именовать Гражданской войной (Я.З. Ахмадов, М.Б. Мужухоев), Реформацией (Г.Д. Даниялов) [8, с.12, 16], кризисом (В.Б. Виноградов) [1, с.6-10]. Но эти точки зрения, как и мнение М.М. Блиева, не были услышаны и учтены большинством исследователей. Чаще всего стал употребляться дореволюционный термин «Кавказская война» (русско-кавказская, русско-черкесская и т.п.), который явился синонимом русско-северокавказских связей. Не ушел в прошлое и термин «борьба» (национально/народно-освободительная, антиколониальная, антифеодальная). Подобная терминология придает работам соответствующую направленность и практически не оставляет места для изучения сюжетов, не связанных с войной и борьбой. При этом продолжительность военных действий стала распространяться на 200 (ХVIII-ХIХ вв.) или даже 400 лет (с ХVI в., когда на Тереке появились первые российские городки).
Подводя краткий «историографический» итог отметим, что после двух десятилетий активного изучения проблемы создается впечатление бега на месте. Так, в одном из современных обобщающих, изданных под грифом РАН, трудов утверждается, что борьба горцев с царизмом в 20-50-х гг. ХIХ в. «была антифеодальной, антиколониальной и освободительной, получившей название Кавказской войны» [4, с.5-6]. Точно такой же вывод о борьбе с царизмом, прозвучал и двадцать лет назад: борьба горцев «носила освободительный, антифеодальный, антиколониальный характер» [9, с.7]. А в ряде случаев произошел возврат к позициям, которые озвучивались в 20 - начале 30-х гг. ХХ в. Тогда на волне революционной эйфории отрицалось и очернялось всё имперское прошлое страны. Очередное переосмысление северокавказской истории в конце ХХ - начале ХХI в., к сожалению, большей частью вылилось не в движение вперед, а в повторение некоторых ранних советских подходов в освещении темы. Только тогда, в условиях классового подхода вина за обострение ситуации в регионе возлагалась на царизм и господствующие классы, теперь на Россию в целом.
Сегодня именно в этом ключе некоторые представители местной интеллигенции развернули настоящую кампанию по пропаганде геноцида, осуществлявшегося-де Российской империей в отношении горцев в рассматриваемый период. В этой связи приведу заявление девушки, которая на интернет-форуме, посвященном обсуждению «черкесского вопроса», написала примерно следующее: «Как можно отрицать геноцид горцев? Да я об этом знаю с детства». То есть выросло целое поколение, воспитанное на идеях «войны» и «борьбы» с Россией. «Кавказская война» зачастую подменяет весь огромный дореволюционный период и окрашивает его одной чёрной краской. Широкое и постоянное воспроизведение и актуализация негативных сторон взаимоотношений России с народами Северного Кавказа в последнее двадцатилетие привели к созданию образа врага в её лице.
Это второй итог пропаганды «настоящей правды», «настоящей истории», которая и поныне ведётся в школах, вузах, СМИ региона. Здесь целенаправленно культивируются антирусские, антироссийские настроения [2, с. 28]. Следует обратить внимание на процесс формирования в этой связи идеологии, «опрокинутой в прошлое», на становление особого мировоззрения у части граждан России, их негативного взгляда на собственную страну. Воспитание населения, особенно подрастающего поколения, в духе недоверия, неприязни к России, и её «колониальной» политике, дискредитация и полное забвение позитивного исторического опыта и, наоборот, пропаганда всевозможного негатива может привести в любом регионе к самым тяжёлым и непредсказуемым последствиям. Опыт Чечни конца 80 - начала 90-х гг. ХХ в. - яркое тому подтверждение.
Отметим, что изучение событий первой половины ХIХ в. и по сей день постоянно актуализируется настоящим. Майкопская конференция (2004 г.) называлась: «Кавказская война: уроки истории и современность», Дербентская (2009 г.) была заявлена как научно-практическая. При этом то, что нужно переносить в современность, практику, авторами докладов, очевидно, понималось по-разному. Советская традиция (обязательно указывать актуальность, да еще и практическую значимость работ по истории) существует и поныне. В одних случаях всё это «притягивается за уши», в других - исследователи сами «подсказывают» политикам и идеологам, где и как можно использовать их труды. И только самые отважные учёные напоминают о том, что есть такие вещи, как утоление интеллектуального голода и элементарного профессионального любопытства в качестве веского основания для занятия историей [12, с.328]. Пока «актуальность и практическая значимость» в изучении названной проблемы будут стоять на первом месте, каждое изменение ситуации в стране будет накладывать огромный отпечаток на оценки и выводы историков. Казалось бы, у нас в написании исторической продукции, адресованной, в том числе и молодёжи, активно участвуют учёные из образовательных и научных заведений, что предполагает её высокий уровень и новаторские подходы. В условиях отсутствия цензуры каждый может публиковать статьи и монографии, высказывать свою точку зрения. Существуют и различные частные фонды, помогающие исследователям. Так, на деньги фонда Сороса было издано учебное пособие «Северный Кавказ в составе Российской империи» (М., 2007), где на с. 112 заявлялось, что ныне существует тенденция преувеличивать значение Кавказской войны и сводить «всю историю взаимоотношений Северного Кавказа и России к бесконечной войне». Но глава, посвященная дореформенному периоду, называется «Кавказская война в судьбах региона и Российской империи» и повествует исключительно о военных действиях [13].
Эту тенденцию не удаётся переломить и научным центрам РАН, которые действуют во всех северокавказских республиках. Более того, здесь мы наблюдаем парадокс, думаю, невозможный в других странах. На государственные деньги ученые мужи ругают на чем свет стоит это самое государство, не находя ни одной положительной черты в его действиях. Естественно, в условиях современного плюрализма исследователь вправе иметь любое мнение относительно прошлого и настоящего России. Но поношение всего и вся, явная предвзятость и русофобия не должны осуществляться за государственный счёт (а ещё точнее, за счет налогоплательщиков, всех граждан России, которым небезразлично какая обстановка будет в стране и какие отношения сформируются между людьми).
Выстроенные под определённым углом зрения «негативные» факты прошлого могут нанести и наносят вред формированию идей, устремлённых в будущее. Т.П. Хлынина справедливо подчеркивает, что настойчивая артикуляция событий «Кавказской войны» и некоторых других исторических сюжетов становится достоянием общественного сознания, которое властно вторгается в настоящее, предопределяя ход его последующего развития [14, с.187, 191]. Какое будущее может возникнуть при апелляции к столетним войнам на Северном Кавказе, которые вела колониальная Россия против свободолюбивых горцев? Если уверовать, что Россия, русские - главные враги, то и действительность, и будущее наполнятся терактами, столкновениями «на бытовой почве», и т. п.
Остаётся надеяться, что история сделает очередной виток и имперское прошлое страны будет переосмыслено, и на место «дискриминации», «ассимиляции», «геноциду», «национальной катастрофе» и «дантевскому аду» (такое понимание ситуации в регионе содержится, например, в более чем 1000-страничной коллективной монографии «Земля адыгов», см.: [6, с.18-25]), придут другие характеристики сущности процессов, которые происходили на Северном Кавказе в первой половине ХIХ в., что мы и наблюдаем в трудах В.Б. и Б.В. Виноградовых, В.В. Дегоева, Ю.Ю. Клычникова, и др. исследователей, чьи идеи постепенно входят в научный оборот и образовательный процесс» [см.: 11].