Новая глава книги. Часть 2.
По воле Мадам истории, великие всадники в блестящих на солнце доспехах и прекрасные образчики сельскохозяйственной культуры оказались явлениями одного порядка - отмирая, одно явление неумолимо тянуло с собой другое.
Но мы были бы неправы, возводя всю обреченность адыгской агрикультуры того времени только к исторической логике. Нет! Наша жизнь гораздо шире установленных ею же самой железных правил. В ней всегда есть место чему-то субъективному, случайному и нерациональному, что, в конце концов, тоже вносит свою лепту в окончательный исход событий.
Немало таких факторов сошлись вместе и на великолепном черкесском сельском хозяйстве, забрав у нас то, что даже в условиях смены земледельческих формаций было бы неплохо оставить.
В ходе длительной войны на измор судьба тех же садов, о которых мы говорили, была очень печальна. По трагичной иронии, сады сами стали инструментом этой войны - сначала их десятилетиями безжалостно вырубали русские войска, стремясь подорвать благосостояние и дух непокорных адыгов, а потом, когда надлом горцев произошел, остатки садов целенаправленно, осознанно и настолько же безжалостно вырубали сами черкесы, когда, выселяясь в Турцию, они стремились оставить ненавистным русским лишь выжженную землю на месте своих цветущих поселений. Теперь, когда потомки тех адыгов полуоткрыто обвиняют потомков тех казаков, что те не смогли воспользоваться садами, в значительной степени вырубленными самими черкесами, это может вызывать лишь горькую усмешку.
Другой, на мой взгляд, субъективной причиной уничтожения черкесской сельскохозяйственной культуры было то, что на место адыгов пришли именно казаки. Как мы знаем, «Кубанские казаки пренебрегли опытом адыгов в садоводстве… и практически не использовали его».[5]
Казачество никогда не являлось наиболее эффективным сословием с экономической точки зрения и оно не может быть таковым по определению. Если мы говорим о новых территориях, то его задачей был симбиоз войны с освоением, причем если совмещать войну с освоением оно могло еще хорошо, то вот делать упор на освоении параллельно с войной настолько хорошо у него уже не получалось по вполне понятным обстоятельствам.
Казак приходил в новые места, где население зачастую, а то и всегда было настроено к нему враждебно. Большую часть жизни он воевал, а значит отсутствовал дома, но его семья, находясь в опасном окружении, на незнакомой для себя, необжитой территории должна была тянуться и выстраивать жилье и быт, вгрызаясь зубами в новую, неприветливую и неизвестную землю.
На этапе освоения новых земель, казачество, без сомнения, давало большую фору крестьянству, но затем, когда все упорядочивалось и земли, еще вчера бывшие новыми, прочно входили в сферу российского владычества, чиновники и интеллигенция начинали сравнивать экономическую выгоду - налоги и подати, которые давал никогда не служивший и не воевавший мужик с постоянно служащим и почти совсем освобожденным от налогов казаком. Конечно же, в таком случае первый почти всегда получался для казны более выгоден, что зачастую приводило к дискуссиям на тему о необходимости расказачивания целых регионов.
Если представить, что в отрыве от исторической и военной ситуации, первым в Черкесию пришел русский крестьянин-мужик, то, думаю, что практическая жилка и тяга к использованию в хозяйстве всего полезного привела бы к наилучшему сохранению наследия тех адыгов. Но в реальной жизни это было невозможно потому что, как показывает история, до прихода казака мужик мог появиться в Черкесии лишь на аркане пленника и именно поэтому казак пришел первым.
Он мало заботился о сохранности остатков адыгской земледельческой культуры, вряд ли видел как их применить и вряд ли стремился к этому. Он пришел с уже сложившейся концепцией устройства сельского хозяйства и почти все из того, что он видел в Черкесии шло с ней в разрез и во многом поэтому он с ней мало считался. Естественно, с высоты опыта сегодняшнего дня мы видим, что это было неправильно, т.к. та сельскохозяйственная культура, носителем которой он являлся, была в основном культурой степи и далеко не во всем подходила к условиям горного и приморского ландшафта Кавказа. Вот, что пишет известный дореволюционный историк Кубанского казачества В.А. Щербина: «Помимо неблагоприятных климатических особенностей закубанский поселенец встретил совершенно иные, чем он знал до этого времени, почвенные и вообще физические условия, в значительной степени неблагоприятно отразившиеся на его хозяйственно-экономическом положении»[6]. Потребовалось около 50 лет пока произошла акклиматизация, привыкание, встраивание казачества в эти природные и общественные рамки и вообще то, что мы называем «трансформация казачества из степного в кавказское».
Когда это становится понятным, то сразу видится то, что люди, пишущие о том, что черкесская сельскохозяйственная культура была гораздо более продвинутой чем казачья, сравнивают несравнимые понятия - наивысшую стадию развития узко специализированной и адаптированной к местным условиям черкесской культуры, к которой адыги шли много веков и совершенно новой системы хозяйствования, буквально только что пришедшей из иного региона с несовпадающими условиями. Конечно же, по крайней мере на первое время какие-то части адыгской системы земледелия должны были оказаться выше и именно их надо было хранить и тщательно оберегать.
Проблема в том, что в истории не бывает идеальных условий. С учетом того, что основной заботой служилого сословия было укрепление России в новом регионе, а не сохранение чьего-то наследия (как бы неполиткорректно это не звучало), можно выделить три типа отношений новых переселенцев к элементам адыгской культуры сельского хозяйства.
Первый тип нам дают нам Кабарда и Бжедугия - территории, где казачье и черкесское население долгие годы жило бок о бок, где война была не единственным образом жизни, а набеги и репрессалии сменялись естественными долгими периодами мирного сосуществования. В этих условиях шло совершенно логичное взаимопроникновение и взаимообогащение цивилизаций и именно на этих территориях элементы адыгской сельскохозяйственной культуры сохранились лучше всего. Надо ли напоминать, что если знаменитая черкесская порода лошадей была символом всей Черкесии, то ее возрождение уже в наше время началось именно с Кабарды.
Второй тип мы наблюдаем на территориях в свое время максимально враждебно настроенных по отношению к России - Шапсугия, Натухай, Абадзехия и Убыхия. Здесь общение шло в основном через целик винтовки и поэтому взаимообогащения культур как-то не получилось. Сначала народ воевал против русских, а затем, проиграв, ушел в Турцию, после чего в результате совместных усилий как российской армии и переселенцев, так и самих адыгов, на месте их аулов осталась выжженная земля, а их культура была не просто утеряна, но целенаправленно и осознанно уничтожена.
Третьим типом реакции новых жителей черкесских земель является, видимо, их безразличие по отношению к достижениям черкесской аграрной мысли и отказ от их осваивания и применения. Наверное, я не погрешу против истины, если скажу, что в то время такое отношение в той или иной степени наблюдалось везде. Безразличие не есть преступление, но в долгом периоде для сохранения культурного наследия и третий тип отношений, и второй демонстрируют одинаковый результат - приводят к ее исчезновению.
Образно говоря, чтобы уничтожить черкесские сады их можно было вырубать, а можно было не обрабатывать, тогда они дичали, приходили в упадок и в горизонте 30-40 лет исчезали сами.
Но, говоря о причинах, главное, на мой взгляд - это все же правильно ставить акценты. Основной причиной исчезновения черкесской модели сельского хозяйства со всеми ее сильными и слабыми сторонами является не субъективное поведение новых переселенцев и самих адыгов, а крайняя специфичность этой модели и ее реализуемость только в конкретных территориальных и общественно-исторических условиях. Это был метод хозяйствования, выработанный для условий закрытого, закупоренного на несколько веков общества, живущего в крайне необычных природных, климатических, общественных и политических условиях.
Нигде иначе как в этом обществе и в этих условиях такой метод производства не мог существовать и с открытием черкесского мира он абсолютно объективным образом ушел в небытие. Доказательством этому служит то, что нигде более и ни в какое иное время не пришельцы-русские, а сами адыги не смогли воспроизвести достижения своего «Золотого века» и восстановить тот метод хозяйствования, который современные черкесские историки называют передовым и великим.
Стремление к сохранению этого образа жизни и этого метода хозяйствования, на мой взгляд, было основным для адыгов при принятии ими решения об уходе в Турцию. Парадоксально, но совершенно логично, что, попав туда, черкесы показали полную неспособность сделать это. Причем, сделать это черкесы не смогли не только в самой Турции, с ее непростым климатом и отсутствием достаточного количества земли, но даже и в балканских странах - Болгарии и Сербии - с их схожими с Кавказом погодой и ландшафтами.
Мало того! Что говорить о Турции! С уходом тех, специфичных общественно-исторических условий, адыги моментально теряют способность воспроизведения своего метода хозяйствования на самом Кавказе! Там же, где еще вчера они были настолько успешны! Ни кабардинцы, ни бжедуги, ни шапсуги, ни какие-либо иные группы, живущие в местах своего исторического расселения, оказались не способны продолжать использовать свои традиционные методы хозяйствования. Меняются ремесла, меняются породы скота, виды посевных культур, типы поселков, принципы расселения и т.д. Меняется все! Открытость и конкуренция приводит к смене цивилизаций и все на Кавказе начинает идти по-иному.
Удивительно, но перемены оказываются настолько глубоки, а старая формула производства настолько узка и так сильно «заточена» под ушедшую общественно-историческую систему, что, оказавшись в новых условиях, черкесы еще несколько десятилетий напоминают выброшенную из воды рыбу - они отчаянно не могут освоиться и осознать как им теперь жить на той же самой земле, на которой они еще вчера были так успешны! Теперь уже не казаки - пришельцы, а они сами - коренные жители - утрачивают способность обрабатывать ее эффективным образом.
Иллюстрацией этого может служить то, что, воспевая прекрасные черкесские сады закрытой высокосословной Черкесии времен пленопродавства и Хабзэ, современные историки забывают упоминать, что после Кавказской войны на несколько десятилетий черкесы вообще утратили способность к садоводству и «лысые» аулы с полным отсутствием деревьев на долгие годы стали для современников неким символом типичного адыгского поселения. Свидетельств этому немало, возьмем лишь одно: «Остатки обширных садов, состоящих из яблонь, груш, слив. алычи, черешни, вишен, указывают на любовь горцев к плодовым деревьям. Однако, в настоящее время, несмотря на близость станиц, красиво утопающих в зелени, в аулах очень мало растительности; в некоторых же, как, например, в Габукае, не найдется ни одного дерева. Причина этого явления коренится, повидимому, в том, что в горах горцам помогала сама природа: к диким экземплярам плодовых деревьев, и изобилии покрывающих и покрывавших склоны Черных гор, горцы прививали благородные ветки; переселившись же в степь, горцы не вывезли с собою плодовых деревьев, а природная лень помешала им это сделать и в позднейшее время. И вот обширный, так сказать, столичный абадзехский аул Хакуринохабль, не имел бы никакой растительности, если бы основатели его не выбрали места близ столетней дубовой рощи. Насадить же тополей, акаций, сделать палисаднички вперед сакли абадзехи еще не чувствуют потребности».[7]
Смена формаций всегда приходит с болью. Она всегда проходит по судьбам отдельных людей и целых народов. Но у нее всегда есть причина и она всегда является частью сложного процесса движения общества к развитию и прогрессу, даже если иногда это неявно для современников.
Мы должны помнить о великих образчиках черкесской системы производства, но точно также мы должны понимать почему они ушли. Не осознавать это или спекулировать на этих вещах значит обеднять нас самих сегодняшних, давать нам неверную картинку социальных процессов, а значит подводить нас к ошибкам, которые мы, используя такой подход, будем обязательно делать.
PS: И напоследок. Существует один воображаемый пример в духе кинофильма «Аватар», который очень выпукло показывает то, как общественное восприятие пытаются повернуть в отношении «Золотого века» системы сельхозпроизводства Черкесии и его ухода. Может быть, этот пример не очень политкорректен… простим ему, ибо этот недостаток он с лихвой возмещает точностью.
Представим, что когда то-давно предки какого-то народа в совершенстве овладели искусством метания камней. Но камней не простых, а только овальной формы и не всегда, а только по утрам, только во время тумана и только вверх. В мире не было других таких великих мастеров метать овальные камни вверх во время тумана и все их гости были без ума от такого великого искусства!
Но потом злые соседи этих людей изобрели пращу и лук и искусство метать камни постепенно ушло…
Есть два типа поведения: а) можно заламывать руки, стенать по поводу потери человечеством великого умения метать овальные камни и учить детей, что все человечество за много лет так и не достигло степени величия тех людей потому, что не может кидать камни в тумане с такой точностью; б) можно совершенствоваться в стрельбе и создавать новые инструменты.
Что выбираете Вы?
[1] Самир Хотко. «Черкесское сопротивление России: историографический аспект». Цит. по сайту http://adygi.ru
[2] Я.В. Абрамов. «Кавказские горцы». Цит. по сайту http://www.vostlit.info
[3] П.С. Уварова. «Путевые заметки графини П. С. Уваровой». Цит по сайту http://nw-kuban.narod.ru
[4] А.Н. Дьячков-Тарасов. «Aбадзехи (Историко-этнографический очерк)». Цит. по сайту http://www.vostlit.info
[5] Тхагапсова Г. П. Указ. соч. С. 173; Агрба Б. С., Хотко С. Х. «Островная» цивилизация «Черкесии». - Майкоп, 2004. С. 15.
[6] Щербина В. А. Хозяйственно-экономический быт казачьих поселений по бассейнам рек Пшехи, Пшиша и Псекупс в Закубанском уезде Кубанской области // Кубанский сборник. Т. II. - Екатеринодар, 1891. С. 1-54 (6 паг.). С. 5.
[7] А.Н. Дьячков-Тарасов. «Aбадзехи (Историко-этнографический очерк)». Цит. по сайту http://www.vostlit.info