О блинчиках
Когда еще "Автосалон" не закрыли, мы все время работали вместе -- я и Вовка. По разные стороны монитора. Иногда до утра. Часто -- по выходным. Я знала, что Вовина мама -- потрясающая женщина, потому что она готовит самые лучшие блинчики в мире.
Еще ни одно блюдо у меня не вызывало столько эмоций. Когда я слышу, что Вовка ест блинчики, я начинаю ржать сразу. Потому что это нужно знать Вову. Если мы куда-нибудь собирались редакцией, то Вова узнавал об этом первый. Он сразу шел в шкаф.
За время его в шкафу ко мне успевала приехать Таня, я успевала нарисовать лицо, одеться и сковыляться вниз. Мы успевали приехать к Вове под подъезд. Мы успевали, сидя под Вовиным подъездом, обсудить всех Вовиных барышень. Их, кстати, много. А Вова всегда опаздывал. Минут на 20 -- минимум. Вова не мог выбрать рубашку. Я поняла, что это неизлечимо, когда Вова опоздал на 2,5 часа.
Нам нужно было ехать на съемку фестиваля фейерверков в Логойск. Начало -- в 8 вечера.
Зная, что Гурьянов опоздает, я спиздела ему, что начало в 7. Виталик, фотограф, пришел ко мне ждать Гурьянова в половину девятого. Мы уже попили пива и посматривали нервно на часы. Не менее нервно уже из Логойска звонили Цырфа, у которой не было аккредитации, потому что все ксивы были у Гурьянова. Алгоритм был таков: Таня звонит мне и Гурьянову, я звоню Гурьянову, потом -- Тане. По-ходу, хреново всем, кроме Вовы, который не берет трубку. Вова ответил на первый звонок в 9 вечера, пообещав, что он уже выезжает. Я оставила его в покое на 10 минут. Через 10 минут перезвонила и злобно поинтересовалась, где он едет.
Он ехал в шкаф.
Зная, что путь в шкафу -- далек и труден, я перезвонила ему в половину десятого. Вова заверил, что он уже вышел из шкафа и почти закрыл за собой дверь. В 9.45 он снял трубу и елейным голосом сообщил, что Цырфу на фестиваль уже кто-то провел, и мы, в принципе, можем никуда не спешить. Я поняла, что мы обречены. От обреченности я стала долбить его звонками каждые три минуты. Я всё ждала, когда он меня пошлет. А Вова неизменно снимал трубку и бодрячком говорил, что уже подъезжает.
В 10 вечера я решила, что звонок будет последним и я тупо лягу спать:
-- Блядь, Гурьянов, не зли, а?
-- Алесь, я доедаю блинчик и выезжаю.
Он приехал. Через полчаса.
С тех пор я всегда смеюсь при слове "блинчик" и никогда не злюсь на Вовку. Потому что невозможно злиться на того, кто готов послать всех своих барышень, ради того, чтобы выпить со мной и с Таней пива. На того, кто в час ночи, накануне поездки в Швейцарию присылает тебе sms: "Всё небо в звездах, даже Млечный путь виден, в комнате трещит камин, я лежу на диване, читаю Стендаля и думаю: нахуй Цюрих?"
На того, кто всегда работает с тобой в связке до самого утра. На того, кто, когда уже совсем хреново, под утро пишет: "Идем спать. Только я без тебя я не пойду. В жопу работу. До завтра -- в жопу".
Еще ни одно блюдо у меня не вызывало столько эмоций. Когда я слышу, что Вовка ест блинчики, я начинаю ржать сразу. Потому что это нужно знать Вову. Если мы куда-нибудь собирались редакцией, то Вова узнавал об этом первый. Он сразу шел в шкаф.
За время его в шкафу ко мне успевала приехать Таня, я успевала нарисовать лицо, одеться и сковыляться вниз. Мы успевали приехать к Вове под подъезд. Мы успевали, сидя под Вовиным подъездом, обсудить всех Вовиных барышень. Их, кстати, много. А Вова всегда опаздывал. Минут на 20 -- минимум. Вова не мог выбрать рубашку. Я поняла, что это неизлечимо, когда Вова опоздал на 2,5 часа.
Нам нужно было ехать на съемку фестиваля фейерверков в Логойск. Начало -- в 8 вечера.
Зная, что Гурьянов опоздает, я спиздела ему, что начало в 7. Виталик, фотограф, пришел ко мне ждать Гурьянова в половину девятого. Мы уже попили пива и посматривали нервно на часы. Не менее нервно уже из Логойска звонили Цырфа, у которой не было аккредитации, потому что все ксивы были у Гурьянова. Алгоритм был таков: Таня звонит мне и Гурьянову, я звоню Гурьянову, потом -- Тане. По-ходу, хреново всем, кроме Вовы, который не берет трубку. Вова ответил на первый звонок в 9 вечера, пообещав, что он уже выезжает. Я оставила его в покое на 10 минут. Через 10 минут перезвонила и злобно поинтересовалась, где он едет.
Он ехал в шкаф.
Зная, что путь в шкафу -- далек и труден, я перезвонила ему в половину десятого. Вова заверил, что он уже вышел из шкафа и почти закрыл за собой дверь. В 9.45 он снял трубу и елейным голосом сообщил, что Цырфу на фестиваль уже кто-то провел, и мы, в принципе, можем никуда не спешить. Я поняла, что мы обречены. От обреченности я стала долбить его звонками каждые три минуты. Я всё ждала, когда он меня пошлет. А Вова неизменно снимал трубку и бодрячком говорил, что уже подъезжает.
В 10 вечера я решила, что звонок будет последним и я тупо лягу спать:
-- Блядь, Гурьянов, не зли, а?
-- Алесь, я доедаю блинчик и выезжаю.
Он приехал. Через полчаса.
С тех пор я всегда смеюсь при слове "блинчик" и никогда не злюсь на Вовку. Потому что невозможно злиться на того, кто готов послать всех своих барышень, ради того, чтобы выпить со мной и с Таней пива. На того, кто в час ночи, накануне поездки в Швейцарию присылает тебе sms: "Всё небо в звездах, даже Млечный путь виден, в комнате трещит камин, я лежу на диване, читаю Стендаля и думаю: нахуй Цюрих?"
На того, кто всегда работает с тобой в связке до самого утра. На того, кто, когда уже совсем хреново, под утро пишет: "Идем спать. Только я без тебя я не пойду. В жопу работу. До завтра -- в жопу".