Дагестан. Между прошлым и позапрошлым (6)
Окончание. Начало: https://komandorva.livejournal.com/1937341.html
https://komandorva.livejournal.com/1937436.html
https://komandorva.livejournal.com/1937794.html
https://komandorva.livejournal.com/1938124.html
https://komandorva.livejournal.com/1938257.html?utm_source=vksharing&utm_medium=social
У Расула Гамзатова есть притча про дагестанские языки. Летал Аллах над миром и раздавал народам языки. Испанцам дал испанский, немцам - немецкий, французам - французский. Так облетел весь земной шар, а в хурджине еще остались языков с полсотни. И раздавать вроде бы уже некому. Тогда было решено оставшиеся языки высыпать за ненадобностью над какими-то горами. Летящие к земле языки закружил ветер, перемешал и бросил на клочок каменистой горной суши. Так и появились языки Дагестана. Которых то ли 30, то ли 130 - это смотря как считать.
Когда руководителем республики становился аварец, то число аварцев быстро увеличивалось путем собирания всех племен, язык которых более или менее напоминал аварский. Племена друг друга понимали плохо, но зато можно было говорить о самом многочисленном народе региона. Когда руководил даргинец, то история повторялась, только уже в ином направлении. И так далее.
С развалом же Союза народы заговорили о самоопределении, и среди тех же лезгин выделились рутульцы, агульцы, цахуры, арчинцы, будухцы, табасаранцы и еще многие другие народы, вообще-то относимые к лезгинской языковой ветви, но друг друга понимающие, говоря мягко, недостаточно. Аналогично у всех остальных. В каждом селении может быть свой оригинальный язык или особый диалект.
Только официальными языками, на которых есть газеты и телерадиопрограммы, в Дагестане числятся одиннадцать.
Вместе с тем, когда говорят о "дагестанцах", то в таком обобщении имеются смысл и логика, поскольку ментально все малые народы республики являются, конечно, родными. Все они живут, кроме духовных скреп, еще и адатом - неписанными законами, которые нельзя нарушать.
Так вот, хотя Махачкалу я, её уроженец, узнаю сегодня с трудом и не везде, то люди практически здесь не изменились. Они все также трудолюбивы, философичны, терпеливы и очень наивны. Слухам здесь во все времена верили намного больше, чем телевизору, а адату - гораздо больше, чем закону. Взятки здесь признаются чем-то само собой разумеющимся, а сопротивление прививкам от коронавируса носит тотальный характер, Дагестан - самая непривитая республика России. Здесь по прежнему считается правильным жениться на девушке своего селения, а выбор в заметной степени является прерогативой родственников. Здесь принято обожать детей, которых в тутошних семьях гораздо больше, чем в семьях "континентальной" части страны. В Махачкале, кстати, нет ни одного детского дома, а всего на трехмиллионную республику - 4, все они для больных ребятишек, здоровых родственники и совершенно чужие люди разбирают, в случае чего, сразу.
В массе своей дагестанцы народ небогатый, но намус соблюдается четко - ныть не принято, жаловаться на судьбу - тоже.
Скажи местному про толерантность, он и не поймет. Потому что при такой этнической разноцветности, никакая толерантность невозможна, тут что-то другое, более близкое к братству. Именно братство позволило республике, к которой подбирались во время войны фашисты, принять огромное количество беженцев, от которых в здешнем русском остались такие словечки, как "жинка", "хата", "чеботы" и так далее. Из моей школы ушли на фронт и стали Героями Советского Союза украинец Леонид Гальченко, русский Александр Ситковский, еврей Шатииль Абрамов, лезгин Валентин Эмиров, которые вряд ли что-то слышали про национальную и религиозную терпимость.
Я до сих пор и понятия не имею о национальностях половины девочек и мальчиков из моего класса, с которыми проучился десять лет.
Впрочем, где она - та наша школа? Здание вроде бы есть, а духа уже нет. В ста метрах стоит еще памятник Ленину, у которого мне когда-то вручали пионерский галстук, сам Ильич все еще показывает рукой на север, через Каспий, на Москву, но мало кто в ту Москву сегодня уже верит. Когда-то Москва выручила Махачкалу, перенесшую крупное землетрясение, забрала детей по летним лагерям, отстроила разрушенное, а выручит ли теперь - бог весть.
Мы не говорили обо всем этом с тремя одноклассниками, которые пришли пообщаться через много много лет за чашкой кофе. Мы смотрели друг на друга, радовались тому, что мы есть и, наверное, какой-то срок еще будем на поверхности земли. И как "физические лица", и как носители того времени, которое иногда приходит в снах, но уж точно никогда больше не повторится...
https://komandorva.livejournal.com/1937436.html
https://komandorva.livejournal.com/1937794.html
https://komandorva.livejournal.com/1938124.html
https://komandorva.livejournal.com/1938257.html?utm_source=vksharing&utm_medium=social
У Расула Гамзатова есть притча про дагестанские языки. Летал Аллах над миром и раздавал народам языки. Испанцам дал испанский, немцам - немецкий, французам - французский. Так облетел весь земной шар, а в хурджине еще остались языков с полсотни. И раздавать вроде бы уже некому. Тогда было решено оставшиеся языки высыпать за ненадобностью над какими-то горами. Летящие к земле языки закружил ветер, перемешал и бросил на клочок каменистой горной суши. Так и появились языки Дагестана. Которых то ли 30, то ли 130 - это смотря как считать.
Когда руководителем республики становился аварец, то число аварцев быстро увеличивалось путем собирания всех племен, язык которых более или менее напоминал аварский. Племена друг друга понимали плохо, но зато можно было говорить о самом многочисленном народе региона. Когда руководил даргинец, то история повторялась, только уже в ином направлении. И так далее.
С развалом же Союза народы заговорили о самоопределении, и среди тех же лезгин выделились рутульцы, агульцы, цахуры, арчинцы, будухцы, табасаранцы и еще многие другие народы, вообще-то относимые к лезгинской языковой ветви, но друг друга понимающие, говоря мягко, недостаточно. Аналогично у всех остальных. В каждом селении может быть свой оригинальный язык или особый диалект.
Только официальными языками, на которых есть газеты и телерадиопрограммы, в Дагестане числятся одиннадцать.
Вместе с тем, когда говорят о "дагестанцах", то в таком обобщении имеются смысл и логика, поскольку ментально все малые народы республики являются, конечно, родными. Все они живут, кроме духовных скреп, еще и адатом - неписанными законами, которые нельзя нарушать.
Так вот, хотя Махачкалу я, её уроженец, узнаю сегодня с трудом и не везде, то люди практически здесь не изменились. Они все также трудолюбивы, философичны, терпеливы и очень наивны. Слухам здесь во все времена верили намного больше, чем телевизору, а адату - гораздо больше, чем закону. Взятки здесь признаются чем-то само собой разумеющимся, а сопротивление прививкам от коронавируса носит тотальный характер, Дагестан - самая непривитая республика России. Здесь по прежнему считается правильным жениться на девушке своего селения, а выбор в заметной степени является прерогативой родственников. Здесь принято обожать детей, которых в тутошних семьях гораздо больше, чем в семьях "континентальной" части страны. В Махачкале, кстати, нет ни одного детского дома, а всего на трехмиллионную республику - 4, все они для больных ребятишек, здоровых родственники и совершенно чужие люди разбирают, в случае чего, сразу.
В массе своей дагестанцы народ небогатый, но намус соблюдается четко - ныть не принято, жаловаться на судьбу - тоже.
Скажи местному про толерантность, он и не поймет. Потому что при такой этнической разноцветности, никакая толерантность невозможна, тут что-то другое, более близкое к братству. Именно братство позволило республике, к которой подбирались во время войны фашисты, принять огромное количество беженцев, от которых в здешнем русском остались такие словечки, как "жинка", "хата", "чеботы" и так далее. Из моей школы ушли на фронт и стали Героями Советского Союза украинец Леонид Гальченко, русский Александр Ситковский, еврей Шатииль Абрамов, лезгин Валентин Эмиров, которые вряд ли что-то слышали про национальную и религиозную терпимость.
Я до сих пор и понятия не имею о национальностях половины девочек и мальчиков из моего класса, с которыми проучился десять лет.
Впрочем, где она - та наша школа? Здание вроде бы есть, а духа уже нет. В ста метрах стоит еще памятник Ленину, у которого мне когда-то вручали пионерский галстук, сам Ильич все еще показывает рукой на север, через Каспий, на Москву, но мало кто в ту Москву сегодня уже верит. Когда-то Москва выручила Махачкалу, перенесшую крупное землетрясение, забрала детей по летним лагерям, отстроила разрушенное, а выручит ли теперь - бог весть.
Мы не говорили обо всем этом с тремя одноклассниками, которые пришли пообщаться через много много лет за чашкой кофе. Мы смотрели друг на друга, радовались тому, что мы есть и, наверное, какой-то срок еще будем на поверхности земли. И как "физические лица", и как носители того времени, которое иногда приходит в снах, но уж точно никогда больше не повторится...