Jan 14, 2014 00:59
Наш царь - Мукден, наш царь - Цусима,
Наш царь - кровавое пятно,
Зловонье пороха и дыма,
В котором разуму - темно.
Наш царь - убожество слепое,
Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел,
Царь-висельник, тем низкий вдвое,
Что обещал, но дать не смел.
Он трус, он чувствует с запинкой,
Но будет, - час расплаты ждет.
Кто начал царствовать - Ходынкой,
Тот кончит - встав на эшафот.
______________________________________________________
Вселенский опыт говорит, что погибают царства
Не от того, что труден быт или страшны мытарства.
А погибают от того - и тем больней, тем дольше;
Что люди царства своего не уважают больше...
____________________________________________________________
Когда горело гетто,
Когда горело гетто,
Варшава изумлялась
Четыре дня подряд.
И было столько треска,
И было столько света,
И люди говорили:
- Клопы,
Клопы горят...
...Спустя почти пол века
Два мудрых человека
Сидели за бутылкой
Хорошего вина,
И говорил мне Януш,
Мыслитель и коллега:
- У русских перед Польшей
Есть своя вина!
Зачем вы в 45-м
Стояли перед Вислой?
Варшава погибает!
Кто даст ей жить?!
А я ему: - Сначала
Силёнок было мало,
И выходило, с помощью
Нельзя спешить.
- Варшавское восстанье
Раздавлено и смято!
Варшавское восстанье
Потоплено в крови!
Пусть лучше я погибну,
Чем дам погибнуть брату! -
С красивой дрожью в голосе
Сказал мой визави.
А я ему на это:
- Когда горело гетто...
Когда горело гетто
Четыре дня подряд,
То было столько пепла
И было столько света...
И все вы говорили:
"Клопы,
Клопы горят"...
_____________________________
Июнь. Интендантство.
Шинель с непривычки длинна.
Мать застыла в дверях. Что это значит?
Нет, она не заплачет. Что же делать - война!
"А во сколько твой поезд?"
И все же заплачет.
Синий свет на платформах. Белорусский вокзал.
Кто-то долго целует.
- Как ты сказал?
Милый, потише...-
И мельканье подножек.
И ответа уже не услышать.
Из объятий, из слез, из недоговоренных слов
Сразу в пекло, на землю.
В заиканье пулеметных стволов.
Только пыль на зубах.
И с убитого каска: бери!
И его же винтовка: бери!
И бомбежка - весь день,
И всю ночь, до рассвета.
Неподвижные, круглые, желтые, как фонари,
Над твоей головою - ракеты...
Да, война не такая, какой мы писали ее,-
Это горькая штука...
_____________________________
Подписан будет мир, и вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,
Как в дни войны, придут слуга покорный твой
И все его друзья, кто будет жив к той ночи.
Хочу, чтоб ты и в эту ночь была
Опять той женщиной, вокруг которой
Мы изредка сходились у стола
Перед окном с бумажной синей шторой.
Басы зениток за окном слышны,
А радиола старый вальс играет,
И все в тебя немножко влюблены,
И половина завтра уезжает.
Уже шинель в руках, уж третий час,
И вдруг опять стихи тебе читают,
И одного из бывших в прошлый раз
С мужской ворчливой скорбью вспоминают.
Нет, я не ревновал в те вечера,
Лишь ты могла разгладить их морщины.
Так краток вечер, и - пора! Пора!-
Трубят внизу военные машины.
С тобой наш молчаливый уговор -
Я выходил, как равный, в непогоду,
Пересекал со всеми зимний двор
И возвращался после их ухода.
И даже пусть догадливы друзья -
Так было лучше, это б нам мешало.
Ты в эти вечера была ничья.
Как ты права - что прав меня лишала!
Не мне судить, плоха ли, хороша,
Но в эти дни лишений и разлуки
В тебе жила та женская душа,
Тот нежный голос, те девичьи руки,
Которых так недоставало им,
Когда они под утро уезжали
Под Ржев, под Харьков, под Калугу, в Крым.
Им девушки платками не махали,
И трубы им не пели, и жена
Далеко где-то ничего не знала.
А утром неотступная война
Их вновь в свои объятья принимала.
В последний час перед отъездом ты
Для них вдруг становилась всем на свете,
Ты и не знала страшной высоты,
Куда взлетала ты в минуты эти.
Быть может, не любимая совсем,
Лишь для меня красавица и чудо,
Перед отъездом ты была им тем,
За что мужчины примут смерть повсюду,-
Сияньем женским, девочкой, женой,
Невестой - всем, что уступить не в силах,
Мы умираем, заслонив собой
Вас, женщин, вас, беспомощных и милых.
Знакомый с детства простенький мотив,
Улыбка женщины - как много и как мало...
Как ты была права, что, проводив,
При всех мне только руку пожимала.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но вот наступит мир, и вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,
Как в дни войны, придут слуга покорный твой
И все его друзья, кто будет жив к той ночи.
Они придут еще в шинелях и ремнях
И долго будут их снимать в передней -
Еще вчера война, еще всего на днях
Был ими похоронен тот, последний,
О ком ты спросишь,- что ж он не пришел?-
И сразу оборвутся разговоры,
И все заметят, как широк им стол,
И станут про себя считать приборы.
А ты, с тоской перехватив их взгляд,
За лишние приборы в оправданье,
Шепнешь: "Я думала, что кто-то из ребят
Издалека приедет с опозданьем..."
Но мы не станем спорить, мы смолчим,
Что все, кто жив, пришли, а те, что опоздали,
Так далеко уехали, что им
На эту землю уж поспеть едва ли.
Ну что же, сядем. Сколько нас всего?
Два, три, четыре... Стулья ближе сдвинем,
За тех, кто опоздал на торжество,
С хозяйкой дома первый тост поднимем.
Но если опоздать случится мне
И ты, меня коря за опозданье,
Услышишь вдруг, как кто-то в тишине
Шепнет, что бесполезно ожиданье,-
Не отменяй с друзьями торжество.
Что из того, что я тебе всех ближе,
Что из того, что я любил, что из того,
Что глаз твоих я больше не увижу?
Мы собирались здесь, как равные, потом
Вдвоем - ты только мне была дана судьбою,
Но здесь, за этим дружеским столом,
Мы были все равны перед тобою.
Потом ты можешь помнить обо мне,
Потом ты можешь плакать, если надо,
И, встав к окну в холодной простыне,
Просить у одиночества пощады.
Но здесь не смей слезами и тоской
По мне по одному лишать последней чести
Всех тех, кто вместе уезжал со мной
И кто со мною не вернулся вместе.
Поставь же нам стаканы заодно
Со всеми! Мы еще придем нежданно.
Пусть кто-нибудь живой нальет вино
Нам в наши молчаливые стаканы.
Еще вы трезвы. Не пришла пора
Нам приходить, но мы уже в дороге,
Уж била полночь... Пейте ж до утра!
Мы будем ждать рассвета на пороге,
Кто лгал, что я на праздник не пришел?
Мы здесь уже. Когда все будут пьяны,
Бесшумно к вам подсядем мы за стол
И сдвинем за живых бесшумные стаканы.
_____________________________________________________
Морква на городi,
У саду бджола.
Жаба на болотi
Крила розвела.
Хоче полетiти,
Тихо каже "Ква!"
Але в небо взмити
Hе дає Москва.
Знають, знають хитрi
Клятi москалi
Те, що у повiтрi
Жаби - королi.
Що розкинув крила,
Мов зелений птах
Цiлий день парила б
Жаба в небесах.
Що могла б дiстати
Hавiть до зiрок,
Що створив лiтати
Жаб зелених бог.
Але щось тримае,
Тягне до трави.
Жаба точно знае -
То рука Москви.
В ней залiзнi пальцi,
Як кiльцем взяли.
I трима за яйця
Жабу москалi...
Кажуть, що не треба.
Кажуть: "Ти лайно".
Але смотрить в небо
Жаба все одно.
I хоча минають
Цi тяжки часи,
Досi заважають
Жабi руськi пси.
Годi, кляте стерво,
Золота Москва
Жаба ще не вмерла,
Жаба ще жива.
Жаба ще порине
В синю далечiнь,
Бо немає нинi
Краще жаб створiнь
__________________________________________
Не руські ми, не руські!
Та ні! з яких боків?!
Це руськими колись там
Ще звали козаків,
А от мою бабусю
татарин вiдiдрав,
І я отим горджуся,
Бо ж українцем став.
Ці руські, кажуть, дикі,
Із темної Русі,
А суржик наш великий
Культурніший за всіх.
Тож бач, москаль надутий -
Мене ти не замай,
Бо ж предком може бути
У мене хан Мамай!
Ми ідемо в Європу.
А там нам, хай Вам грець,
Дадуть на голу сраку
Зелений папірець,
Що, завидно? А дзуськи -
Мої ж то хазяї!
Не руські ми, не руські -
Місцеві холуї.
_____________________________________________
Были "денежки" - стали "грошики",
От рубля городяся гривною...
Разошлися пути-дороженьки
У Московии с Украиною!
Древний камень ровняют шпателем
Всяк по-разному, - делят Родину.
Всю историю разлопатили,
Что за десять столетий пройдена...
Нынче к Лавре, где тело Муромца
Упокоилося нетленное
Люди ходят - Мазепы улицей,
Чертыхая его, наверное...
И бравурные речи слушают,
Мол, обрадуют их "парадиком",
Тем, где Гитлеру присягнувшие,
Будут шествовать по Крещатику...
Всё нас учат - уму, да разуму...
Мол, Москва, да Рязань - а братья ли?
Дескать, мы - суть народы разные,
Никакие, мол, не предатели...
Делят земли, заводы, вотчины,
Пожирают друг друга поедом...
Забывая, что всякой сволочи
Все воздастся, - по синусоиде...
___________________________________________________
Угораздило меня,
Я родился в Украине.
Нет, точней, родился «на» -
«в» - придумали лишь ныне…
Я любил два языка -
Русский и, конечно, мову:
Два ручья, одна река…
Бог один, одна основа.
Только сложно мне понять
В перспективе самой близкой:
Почему же русский, плятть,
Хуже вдруг, чем украинский
_________________________________________________
Жизнь не делима на эры и фазы,
Не существуют века и эпохи...
Если нажать на три клавиши сразу,
Я не замечу вовсе подвоха...
Киев, Афины, Ерушалаим -
Все это только лишь смена иллюзий...
Может, вселенную я разрушаю,
Шар биллиардный отправивши в лузу?
Может палач я, бесчувственный к плачу, -
Сам для себя незнакомый прохожий?
Может быть звуки я слышу иначе,
Коль поминутно мурашки по коже?
Все неизменно. В движении каждом
Что-то во мне замирает все чаще...
Если б часы поломались однажды,
Я бы не знал, что живу в настоящем...
Хочется выдох. Не хочется вдоха,
Чтоб оборвалось во мне то, что тленно,
Раз уж не чувствую вовсе подвоха
Клавиш, нажатых одновременно...
Вроде бы все - просто выдох, и точка.
Веки прикрыть, и исчезнут заботы...
Но перепуганно шепчет мне дочка:
"Папа, чего ты? Папа! Чего ты?.."
_____________________________________________
Не лги, что павшая страна
Была обитель зла и фальши.
Я помню эти времена,
Я помню всё, как было раньше.
Там волчьей не было грызни,
Там люди верили друг другу,
И вместо:"Слабого толкни"
Всегда протягивали руку.
Там секс не лез вперёд любви,
Там братство было просто братством,
И не учили по TV
Вседозволяемому бл*дству.
Там вор, бандит, подлец и мразь
Страшились сильного закона,
И не бывала отродясь
Фемида в рабстве у Мамоны.
Я помню эти времена
Я помню всё, и не забуду.
Не лги, что павшая страна
Была обитель зла... иуда.
Разное,
Стихи