Интересно, как закончат укронаци, также, или ещё страшнее?
Источник.
Рассказывает Герой Советского Союза, генерал-полковник В.М. Шатилов
Моабит вдавался в центр города, окаймленный с одной стороны каналом Фербиндунгс, а с другой - рекой Шпрее. Здесь-то и надеялись гитлеровцы обескровить наши части и отбросить контрударом от центра. Хочу предупредить: рассказывая о штурме Рейхстага, я буду говорить преимущественно о действиях 150-й дивизии…
Очищая дом за домом, квартал за кварталом, к вечеру 28 апреля дивизия пробилась к мосту Мольтке. Бойцы роты капитана Ефрема Кирсановича Панкратова с ходу разметали баррикады на полуразрушенном мосту и ворвались в прилегающее здание швейцарского посольства. Но тут автоматная очередь настигла командира. Солдаты вынесли его из боя в бессознательном состоянии и отправили в медсанбат.
Роту возглавил старший сержант Илья Сьянов, командир первого взвода. Рослый, смекалистый боец повел роту на дома по улице Мольтке.
Вскоре через реку Шпрее переправились другие подразделения и несколько танков приданной нам 23-й танковой бригады. Всю ночь и день 29 апреля шел яростный бой на этом участке.
Особенно тяжело было в квартале, занимаемом Министерством внутренних дел, или, как прозвали солдаты, у «дома Гиммлера». Перед ним были вырыты окопы, установлены бронированные колпаки. Эсэсовцы предпочитали умирать, но не сдаваться: знали, что не будет им пощады. Но наши, прокладывая путь автоматами и гранатами, все ближе и ближе подбирались к главным апартаментам. В воздухе носились полуобгоревшие листы бумаги, сажа. Эсэсовцы торопились сжечь секретные документы.
Свой наблюдательный пункт я приказал устроить на верхнем этаже дома на набережной, поближе к боевым порядкам. Здесь хорошо было видно, как разворачивалось наступление. Я видел идущих в атаку солдат, слышал грохот тяжелых орудий и чувствовал, как после стольких длинных военных дорог обидно было воинам умирать в этих последних боях. То и дело я соединялся с начальником артиллерии и требовал не жалеть снарядов, пока гитлеровцы не сдадутся.
Наконец в одном из окон «дома Гиммлера» замелькал белый флаг. Стрельба прекратилась. Из подвалов, из подъездов главного здания повалили эсэсовцы в черных и серо-зеленых полевых мундирах. Они бросали оружие и уныло выстраивались вдоль стены.
Теперь открывалась дорога на Рейхстаг. Но наши танки, выскочившие на Королевскую площадь, были встречены сильным огнем зенитных батарей. Три машины сгорели. Остальные остановились и с места повели огонь.
С адъютантом Анатолием Курбатовым, капитаном Константином Барышевым и двумя разведчиками мы спустились с наблюдательного пункта. Перебежками пересекли мост Мольтке, и тут вдруг перед нами откуда-то из-под моста вырос здоровый небритый детина в прожженном, иссеченном осколками ватнике. Он протянул мне руку с часами.
- Раз вы к Рейхстагу, получайте часы, товарищ генерал.
Вокруг были разбросаны ящики, битком набитые часами.
- Нам на минометные плиты груз понадобился, наткнулись на склад, а там вот эти ящики. Ковырнули один - часы! Вот и порешили: тем, кто на Рейхстаг пойдет, выдать по часам, чтоб за временем следили. Время-то, скажу вам, историческое…
Я невольно улыбнулся, довольный солдатской находчивостью. Прикинул, только в нашей дивизии вместе с приданными частями тысяч семнадцать. Спросил:
- Хватит на всех?
- А как же!
Как позднее выяснилось, эти часы фашисты закупили у швейцарских фирм для награждения тех, кто первым войдет в Москву. Да зря потратились. Часы я взял. Сейчас они находятся в Музее Великой Октябрьской революции в Ленинграде.
Потом мы пробрались к танкистам. Машины погромыхивали моторами на малых оборотах. Озадаченные чумазые ребята в комбинезонах молча уставились на меня.
- Пехота на Рейхстаг без брони пойдет? - спросил я.
Вперед выступил механик-водитель Алексей Титков, кашлянул в кулак:
- Да он, гад, из зенитных бьет прямой наводкой…
- Засекли батареи?
- Во-он в парке и за углом Рейхстага.
- Ладно, сейчас мы им огоньку подбросим…
Стрельба несколько приутихла. И мы и немцы готовились к большой, последней схватке.
На наблюдательном пункте меня ждал командир 207-й дивизии Василий Михайлович Асафов. Он приехал договориться о взаимодействии, поскольку его дивизия должна была наступать западнее Рейхстага на Кроль-оперу. Медсестра перевязывала ему ногу. Двадцать шесть ранений было у старого солдата. Как он выжил, можно только диву даваться. Некоторые раны не успели зажить, гноились и кровоточили. Он прохромал к окну.
- А ведь все же дошли, - задумчиво проговорил Василий Михайлович.
Перед нами в дымке чернел Рейхстаг - громадное здание с четырьмя башнями по бокам и огромным стеклянным куполом.
Он закладывался 9 июня 1884 года в присутствии Вильгельма I, строился по планам франкфуртского архитектора Пауля Валлота десять лет и обошелся в двадцать семь миллионов марок. Стены, колонны, скульптуры древних германцев и великих полководцев - все это кричало: «Дейчланд, Дейчланд юбер аллес!» - «Германия превыше всего!»
Но сейчас окна Рейхстага были замурованы или заложены мешками с песком. Через бинокль просматривались стволы орудий и минометов, автоматов и чушки фаустпатронов, нацеленных на «дом Гиммлера», где уже были наши. Смертоносное оружие держали руки того поколения, которое входило в жизнь под барабаны и флейты военных оркестров, под вопли «хайль!», которое маршировало по Франции, погибало под Москвой и Сталинградом с заклинанием: «Фюрер приказывает, мы выполняем».
Как и все дети мира, они учили в школе стишки. Только это были не такие стишки, как всюду. «Каждый шаг - англичанин, каждый удар штыком - француз, каждый выстрел - русский», - хором на школьных уроках повторяли будущие солдаты вермахта.
Потом одни из них погибали, другие сдавались в плен, рыдая, как мальчишки, у которых была вдребезги разбита самая дорогая игрушка - жизнь.
Статистика установила, что из ста немцев 1924 года рождения двадцать пять погибли или пропали без вести, тридцать три стали инвалидами из-за тяжелых ран, пять были легко ранены. Искалеченные души ни в одну из этих категорий не включались.
Гитлеровцы не жалели своих солдат. Они попытались выбить наших из «дома Гиммлера» и взорвать мост Мольтке. Для этой цели они перебросили из Ростока на транспортных «юнкерсах» курсантов-моряков. Перед ними в последний раз появился Гитлер. Полупарализованный, потерявший голос, он вручил Железный крест двенадцатилетнему мальчику, который якобы из фаустпатрона поджег русский танк. Затем выступил Геббельс. Он сказал, что если уж такой мальчик в состоянии справиться с танком, то отборные отряды моряков и подавно выполнят свой долг.
Семнадцатилетние курсанты дважды бросались в атаку, но бойцы полка Плеходанова разметали их в пух и прах, более четырехсот человек захватили в плен. Попался их командир. Его привели ко мне. Это был рослый вышколенный офицер лет тридцати в черной морской форме.
- Какого черта вы бросаете на смерть мальчишек? - не скрывая злости, спросил я.
- Таков приказ… - И вдруг, картинно щелкнув каблуками, со злостью продолжил: - С часу на час придет новое оружие. Тогда вам не удержаться в Берлине.
Когда пленного увели, я было призадумался: неужели фашисты собрались применить какое-то секретное оружие, которым стращали несколько лет? Но потом махнул рукой - перед смертью, как говорится, не надышишься.
В дивизии завершалась подготовка к решающему штурму. 756-й полк Федора Матвеевича Зинченко - маленького, быстрого в движениях, не унывающего даже в тяжелые моменты полковника - нацеливался на главный вход Рейхстага. 674-й - подполковника Алексея Дмитриевича Плеходанова - готовился справа штурмовать депутатский вход. 469-й - Михаила Алексеевича Мочалова - остался прикрывать фланг дивизии по реке Шпрее, так как там рвался на север к гросс-адмиралу Деницу немецкий механизированный корпус.
На прямую наводку было установлено 89 орудий. Наверное, никогда за всю войну не сосредоточивалось столько огня на сравнительно небольшом участке.
Из показаний пленных удалось установить силы гитлеровцев, сосредоточенных в Рейхстаге. В самом здании засело более двух тысяч солдат, да шесть тысяч окопались в траншеях на площади. Поддерживали их сто танков, сто - сто двадцать орудий и минометов.
Знамя нашей Третьей ударной армии я вручил командиру полка Федору Матвеевичу Зинченко. Его должны были установить на Рейхстаге. Бойцов штурмовых групп мы вооружили автоматами, гранатами и ножами для ближнего боя внутри Рейхстага.
В ночь перед штурмом никто не спал. Чистили оружие, проверяли боевые запасы, снаряжали диски.
Пришли газеты. В них сообщалось о встрече наших войск с американцами на Эльбе. В этой связи Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин обратился к советским воинам. Вместе с тем были опубликованы телеграммы-обращения Трумэна и Черчилля к войскам союзников. Слова Трумэна мы читали с улыбкой. Непривычны были они для нашего уха, хотя в общем-то правильны: «Час победы, для наступления которого так долго трудились и о чем молились весь американский народ, все британские народы и весь советский народ, приближается…»
Первыми в атаку на Рейхстаг вызываются идти добровольцы - почти вся рота Ильи Сьянова.
В тринадцать часов ударили гвардейские минометы, следом загрохотали тяжелая артиллерия, орудия танков и самоходок. Выстрелы слились в сплошной гром.
И пошла пехота. Смотрим - знамени не видно. Спрашиваю:
- Где знамя?
- Вручили его Егорову и Кантарии из разведвзвода полка, - отвечает Зинченко.
Их я знал. Отчаянные ребята! Но ведь и смелых пуля берет. Петр Пятницкий, один из первых добровольцев Сьянова, побежал с развернутым красным флагом; гитлеровцы весь огонь обрушили на него. Не добежал храбрый солдат…
А Кантария вместе с Егоровым решили знамя пронести в чехле. Они бежали вместе с солдатами и не особенно выделялись. В 14 часов 25 минут рота Сьянова ворвалась-таки в главный вход. Начался бой на первом этаже. Там ждал знаменосцев Алексей Берест - заместитель по политчасти командира 1-го батальона. Сильный, смелый, отчаянный. Помню, когда еще брали мост Мольтке и схватились с немцами врукопашную, он одного гитлеровца швырнул через плечо, да так, что тот и вздохнуть в последний раз не успел. Так вот, Берест организовал охрану из ребят с ручными пулеметами, и знаменосцы прорвались на второй этаж, выбросили флаг из окна. Так мы узнали, что наши уже на втором этаже.
В это время ко мне привели двух немецких генералов. Оба пожилые, лет по шестьдесят с лишним. Они встали на колени и приложили правую руку к груди, как когда-то рыцари.
- Встать! - не выдержал я.
Сами понимаете, занят был боем, тут не до церемоний.
От них узнали, что еще много фашистов осталось в подвалах, притом самых отборных.
- Черт с вами, - сказал я, - все равно перебьем, если не сдадитесь.
Прорыв был, прямо скажу, стремительный. В пролете первого и второго этажей стояла статуя Вильгельма, огромная, мраморная. Около нее ранило бойца Ваганова. Так он прижался раной к этой статуе и бросал гранаты в наседающих немцев, пока не подоспела подмога.
Мгновенно заалели на Рейхстаге различные по форме и величине красные флаги. Их установили младший сержант П.Д. Щербина, лейтенант Р. Кошкарбаев, рядовой Г.П. Булатов, младший сержант М. Еремин и много других воинов.
Второй этаж отбили уже в сумерках. Тем временем Егоров и Кантария сумели пролезть на крышу Рейхстага. Хотели сначала установить знамя на скульптурной группе, а потом передумали, решили, что лучше на самом куполе - видней будет. Пробрались по железным решеткам и укрепили его на самом верху здания. Взгляд невольно упал на часы - 21 час 50 минут.
А до конца на самом деле было еще не так близко.
В этот день, 30 апреля 1945 года, в имперской канцелярии справляли последнюю тризну фашистские заправилы.
«Для гитлеровцев создалось безвыходное положение. 30 апреля Гитлер покончил с собой, оставив завещание о составе нового правительства, канцлером которого назначался гроссадмирал Дёниц. В 3 часа 1 мая начальник штаба немецких сухопутных войск генерал пехоты Кребс по договоренности с командованием Красной армии перешел линию фронта в полосе 8-й гвардейской армии… и был принят генерал-полковником В.И. Чуйковым. На командный пункт вскоре прибыл заместитель командующего 1-м Белорусским фронтом генерал армии В.Д. Соколовский, который вместе с генерал-полковником В.И. Чуйковым вступил в переговоры с Кребсом от имени советского командования. В документе за подписью Геббельса и Бормана, переданном Кребсом, официально сообщалось о самоубийстве Гитлера и об образовании нового правительства.
В ходе переговоров Кребсу было заявлено, что прекращение военных действий возможно только при условии безоговорочной капитуляции немецко-фашистских войск перед всеми союзниками.
…После этого генерал Кребс отбыл для доклада Геббельсу. В 18 часов 1 мая Геббельс и Борман ответили, что они отклоняют требования о безоговорочной капитуляции» (История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945, т. 5, стр. 286. М.: Воениздат, 1963.).
Бой разгорелся снова. В Рейхстаге дерутся солдаты капитанов Неустроева и Давыдова. Фашисты сильным огнем отсекли другие наступающие подразделения.
- Сложите оружие! Нас больше! - кричит откуда-то сверху немец.
- Я не за тем в Берлин шел, чтобы сдаваться! - в ответ кричит воин в пробитой осколком каске.
Весь вечер и ночь с 1 на 2 мая продолжалась жестокая схватка. Гитлеровцы фаустпатронами подожгли нижние этажи Рейхстага, где были наши. Люди задыхаются в дыму, но продолжают бой. Непрерывно рвались гранаты, темноту разрывали трассирующие пули. Пропитанная краской и лаком обшивка залов пылает, как порох, сильно и жарко. Фашисты из подвала предпринимают контратаку, но их быстро загоняют обратно.
Ожесточенность боя, казалось, достигла предела. Стволы пулеметов, автоматов до того накалились, что до них нельзя дотронуться рукой. Пожар становится невыносимым. Упорно, метр за метром, бойцы продолжали очищать от противника лестницы, коридоры, залы. Трудность состояла еще и в том, что гитлеровцы хорошо ориентировались в лабиринтах здания и в темноте все время предпринимали наскоки.
Офицеры, управляя боем в такой сложной обстановке, проявляли не только личную храбрость, но и военную хитрость, смекалку. Так, чтобы зайти противнику в тыл с северной части главного зала, старший лейтенант Гусев приказал Сьянову и его солдатам пробраться наверх через окно, выходящее на лестницу. Воины выполнили этот дерзкий замысел и внезапно обрушились на фашистов. Гитлеровцы не ожидали русских с той стороны, попрятались, где могли. Но в этот момент по ним ударили бойцы роты капитана Ярунова. Часть немцев закрепилась на балконе и была полностью уничтожена. Ни на минуту не прекращая стрельбы, бойцы сквозь огонь и дым бросились в южную часть здания, выбили врага с восточного прохода.
Сотни вражеских снарядов рвались на подступах к Рейхстагу, били по мосту Мольтке, по глубине Моабита. Наша артиллерия отвечала с утроенной силой, и все мы чувствовали, что Рейхстаг доживает последние часы.
Позднее мы узнали, что в это время в имперской канцелярии фашистские главари ломали головы: что делать? В кабинете Геббельса шло совещание за совещанием. Борман, Кребс и Вейдлинг - последний комендант фашистского Берлина - спорили о том. принять ли безоговорочную капитуляцию или попытаться обмануть русских?
- Фюрер приказал нам сражаться до конца, стрелять в спину тем, кто вздумает перебежать на сторону красных, - настаивал Геббельс.
Борман соглашался с ним. Кребс молчал. Возражал лишь Вейдлинг, напоминая, что Берлин остался без воды, света, радиостанций. Особый упор делал на то, что для последнего удара в районе Унтер-ден-Линден русские сосредоточили свыше пятисот орудий.
Ночью 2 мая наш радист поймал открытый текст о капитуляции берлинского гарнизона.
Сдались комендант Берлина и два других генерала. Вейдлинг был одет в серые затасканные брюки и длинные чулки. Китель - грязный и тоже старый - болтался на плечах, как на вешалке. Этот сильно потрепанный годами и событиями генерал во время первой мировой войны командовал дирижаблем «Цеппелин». В Польше он был командиром полка, во Франции - начальником артиллерии корпуса. Он наступал на Москву и отступал, участвовал в боях на Курской дуге, бежал из-под Бобруйска, бросив свою армию. Гитлер едва не расстрелял его, но потом отменил приказ и по странному стечению обстоятельств назначил последним комендантом своей столицы.
Мы же в это время выбивали последних гитлеровцев из подвалов Рейхстага. А у Бранденбургских ворот наш начальник штаба артиллерии Александр Петрович Дерягин с конвоем и переводчиком принимал пленных. Всего на участке дивизии сдалось двадцать шесть тысяч солдат и офицеров к 134 тысячам гитлеровцев, которые были взяты в плен из берлинского гарнизона.
Но мы знали, что большинство самих гитлеровских вожаков зарылись в норы, пытаются скрыться от возмездия. Их надо было найти. Этим делом в нашем корпусе занялся подполковник Иван Исаевич Клеменко. Он допрашивал пленных, организовывал поиски. От пленных он узнал о последних часах жизни первого преступника, когда Гитлер наконец решился отравить себя и жену Еву Браун. Полицейский Гарри Менгерхаузен, в частности, рассказал о том, как эсэсовцы Гюнше и Ланге - телохранители Гитлера - поджигали трупы фюрера и Евы Браун, потом пытались похоронить их.
Пал Рейхстаг, пал Берлин. Через несколько дней фельдмаршал Кейтель подписал документ, который начинался словами: «Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени Германского верховного командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе…»
Так начинались дни мира.
Из архива журнала «Вокруг света» за 1974 год
Фото: Getty Images
ПС. События были 79 лет назад, публикация 50 лет назад. Не думали мы тогда, что это повторится...АК