Синдром великодержавия отталкивает соседей от России .
Я не понимаю, почему недавнее интервью Владислава Суркова Алексею Чеснакову вызвало негодование не только на Украине, но и в России. Владислав Сурков сказал вслух то, о чем писали все, кто всерьез изучал историю так называемого «украинского сепаратизма». Не было никогда духовного единства русских и украинцев, о чем любит говорить наш уважаемый патриарх Кирилл. Украинцы и русские - не разделенная нация, как до сих пор считает наш президент, а разные славянские нации, несмотря на то что они имеют одни и те же исторические корни. Правда состоит в том, что, как говорит Сурков, действительно единственно необходимым действием, исторически доказавшим эффективность на украинском направлении, является принуждение силой к братским отношениям. И «принуждение украинцев к дружбе» было характерно и для царской России, и для СССР.
Из этого следует (о чем не говорит В. Сурков), что на самом деле в России все всегда держалось на насильственном принуждении к единству. И в этом смысле Ленин был прав: царская Россия была, как он говорил, «тюрьмой народов». Другое дело, что «тюрьма народов» при царе была раем на земле по сравнению с «тюрьмой народов», которую организовали Ленин и Сталин. Но поэтому, когда идеологи украинства говорили, что их страна является колонией Российской империи, они в какой-то мере были правы. Правда, надо учитывать, что уникальность Российской империи состояла в том, что в ней таким же колониальным, закрепощенным народом была государствообразующая нация, т.е. великороссы.
Правда состоит в том, что жизнь в России мало кто из ее народов выбирал добровольно. Наш президент прав, когда говорит, что распад СССР был геополитической катастрофой. Но ведь эта катастрофа была неизбежна в силу того, что никакого добровольного союза народов, входящих в состав СССР, не было. За геополитической катастрофой 1991 года стоит катастрофа народов Кавказа, Прибалтики, Западной Украины, которых силой присоединили к «красной», а потом советской России, катастрофа маленьких народов, которые от пришедшей к ним коммунистической чумы потеряли значительную часть своей интеллигенции, национальной элиты. Для русских, как оказалось, гибель национальной элиты, цвета интеллигенции, - невелика беда. Но для этих малых народов утрата цвета нации равносильна национальной катастрофе. Неужели мы не понимаем, что после массовых расстрелов населения, учиненных сталинским НКВД в Западной Украине, они уже не могли не встречать немцев как освободителей? За нынешней ненавистью к Горбачеву стоит, помимо прочего, наш советский страх перед страшной правдой о советской истории.
Таким образом, правда Суркова о «принуждении к дружбе» как сердцевине российской державности помогла мне понять, что стоит за обвинениями Горбачева в предательстве. Конечно, ложью является утверждение депутата Думы Евгения Федорова, что «Горбачев вытолкнул Украину и Белоруссию из России». Горбачев, в отличие от любимца русского народа Бориса Ельцина, был категорическим противником распада СССР, мечтал о создании «нового союзного договора». Но правда состоит в том, что как только перестройка разрушила механизмы «принуждения к дружбе» силой, разрушила «железный занавес», преследования за «инакомыслие», то народы страны начали уходить в «свободное плавание».
Решающую роль здесь, конечно, играл «железный занавес». Вы представляете, что бы осталось от сталинского СССР, если бы он не был громадным лагерем, окруженным со всех сторон колючей проволокой. За месяц до ГКЧП Александр Яковлев с согласия М.Горбачева создавал партию, которая хотела снова соединить народы СССР на основе демократических ценностей. Эта партия хотела противостоять «Демократической России» Елены Боннер, которая, напротив, поддерживала политику распада СССР. В руководство этой партии - нового, добровольного объединения народов СССР - вошел весь Общественный совет «Московских новостей». Лично я и Лен Карпинский по заданию Егора Яковлева уговаривали войти в состав руководства этой партии Георгия Шеварднадзе. Так что неправдой является утверждение тех, что Горбачев, перестройщики силой разрушали русский мир, выталкивали из СССР Украину и Белоруссию.
Но в условиях демократии нельзя было сохранить СССР, нельзя было противостоять настроениям сепаратизма, стремлению народов Советского Союза создать собственные национальные государства. И, конечно, драма Горбачева состоит в том, что он не осознавал: как только будут разрушены традиционные скрепы советской империи, произойдет ее распад. Горбачев не осознавал, что демократия, которую он даровал народу страны, может быть использована тем же Борисом Ельциным для воплощения в жизнь идеи суверенитета РСФСР. Парадокс 1991 года состоит в том, что главной силой, разрушившей СССР, был великорусский сепаратизм. Не Горбачев, а Ельцин выталкивал из страны и Украину, и Белоруссию.
За обвинениями Горбачева в предательстве стоит убеждение, что можно было сохранить СССР, ту страну, где все держалось на принуждении к дружбе. И, самое главное, за обвинениями Горбачева в предательстве стоит убеждение, что нам, русским, свободы не нужны, что мы обречены жить в государстве, в котором все держится на насилии. Критики Горбачева считают, что лучше СССР, даже сталинский, чем нынешняя демократическая Россия, лишившаяся «дружбы народов по принуждению». Таким образом, нет проблемы перестройки Горбачева, а есть проблема выбора путей дальнейшего развития нашей страны. Враги перестройки считают - и получается, что к ним вольно или невольно примыкает В. Сурков, - что во имя утраченной дружбы народов по принуждению надо идти на жертвы, на кровь и не бояться санкций, новой «холодной войны», противостояния с США.
Именно люди с подобными настроениями и создали проект «Новороссия» и тем самым сознательно спровоцировали гражданскую войну в Украине. Эти люди, как, к примеру, тот же Евгений Федоров, считают, что не может быть никакого подлинного суверенитета России, пока не будет восстановлен СССР в своих бывших границах. Более того, они считают, что ничего зазорного не будет в том, если для восстановления страны в границах СССР придется применять насилие. Эту же позицию развивает в своих бесчисленных интервью Игорь Стрелков. Он - один из активных участников воплощения в жизнь проекта «Новороссия». Стрелков считает, что если мы хотим сохранить нынешнюю Россию, то мы должны довести войну с Украиной до победного конца и не бояться открытого военного противостояния с Киевом. Другие, как автор этих заметок, считают, что не имеет никакого смысла после всего, что произошло, возрождение российской державности путем насилия, путем принуждения к дружбе той же Украины, той же Белоруссии.
Пора наконец-то увидеть, что по непонятным мне причинам не учитывает В. Сурков, что «принуждение к дружбе» ничего не дает, кроме всплеска антироссийских настроений и расширения кольца врагов современной России. И, как показало интервью Суркова, самая главная правда, которой нам не хватает, состоит в понимании того, что Российская империя умерла навсегда. И не стоит больше жертвовать людьми, возрождать угрозу ядерной войны во имя невозможного, во имя принуждения силой к дружбе. Трагедия нынешней власти в том, что она не видит: невозможно оживить то, что уже умерло.
Принуждение к дружбе как метод строительства государственности дискредитировал себя целиком и полностью. Неужели не видно, что наши усилия принудить того же Лукашенко к более тесной «дружбе с Россией» провоцируют антирусские настроения и в этой стране, выталкивают Белоруссию на Запад. Пора извлечь уроки из всего того, что называется проектом «Новороссия». В. Сурков говорит о том, что он всю жизнь, с детства, страдает от потока неостанавливающихся мыслей. Но я думаю, что еще страшнее страдать от того, что ты участвовал в воплощении в жизнь проекта, который, как ты сам понимал, вел неизбежно к жертвам. Повторяю: нет проблемы объективного и честного отношения к перестройке Горбачева. Есть проблема преодоления мифов о дружбе народов России, преодоления синдрома имперскости. Главная правда, которой нам не хватает, состоит в том, что не может быть никакого великодержавия, когда оно держится на принуждении к дружбе силой.
Александр Ципко, главный научный сотрудник Института экономики РАН, доктор философских наук