"Ричард III" У.Шекспира в "Коляда-театре", реж. Николай Коляда
Оригинал взят у _arlekin_ в "Ричард III" У.Шекспира в "Коляда-театре", реж. Николай Коляда
"Да, Коляда любит вульгарных персонажей и грубые слова. Однако ханжествующим дамочкам и эстетствующим снобам только кажется, что екатеринбургский драматург низок. На самом деле Коляда значительно выше их понимания, а они просто разглядывают облако в луже, не догадываясь поднять глаза на оригинал..." - восторженно писала в "Новых известиях" пятнадцать лет назад о премьере "Уйди-уйди" в "Современнике" нынешний главред газеты "Культура" Елена Ямпольская. Героиня одной той давней пьесы Коляды, по обыкновению его персонажей повторяя одну и ту же фразу до полного отупения, говорила про важность "человеческого фактора". Во мне вот тоже иногда обнаруживается зацикленность на пресловутом "человеческом факторе": после того, как ровно три года назад во время именно гастролей "Коляда-театра" директор "театрального центра на Страстном" М.В.Пушкин собственноручно сбрасывал меня с лестницы, я на Коляду больше не ходил, хотя в самом центре, конечно, изредка бывал, на Богомолове, на Уилсоне, но рассуждая, что не Коляды же ради последними костями рисковать... Фанатов, да еще горящих каким-то прям сектантским энтузиазмом (чего я в принципе боюсь даже безотносительно к вышеописанным обстоятельствам), у Коляды хватает и без меня, а мне вроде бы пока есть куда пойти и помимо Коляды. Но спокойно читая ежедневные восторги поклонников "Коляда-театра", не по одному разу посещающие его старые постановки, я для себя выбрал самую новую, премьерного "Ричарда Третьего". Что-то меня конкретно в "Ричарде..." привлекло, теперь даже не могу понять, что же, собственно. И вообще не понимаю, как можно смотреть подобное в ежедневном режиме, а то и по два, по три спектакля в день (афиша гастролей очень насыщенная, расписание чрезвычайно плотное). Раз в три года - ну еще, пожалуй, терпимо, при том что и после трехлетнего перерыва я ничего нового, неожиданно в свежей постановке Коляды не обнаружил в сравнении, например ("Гамлета" колядовского я не видел) с "Королем Лиром":
http://users.livejournal.com/_arlekin_/1380022.html
Жестяные тазы, бельевые веревки с привязанными к ним чайными пакетиками. Массовка водит хороводы, наряженная в демонстративно вульгарное, образцово безвкусное отрепье с блестками и в цветочек - чулки, натянутые на головы и завязанные наподобие бандан, в идиотские колготки, в обтягивающие (мужские преимущественно тела) черные платья с люрексом, с "пальцами" в виде расписанных под хохлому деревянных ложек и с детсадовскими пластиковыми бубнами в руках. Птичий крик и песий лай. Вся эта цыганщина по-своему живописна и могла быть интересна, если б давно не приелась по другим спектаклям "Коляда-театра". Не поражает воображение и Ричард в исполнении неизменного (и, несомненно, обладающего экстраординарными актерскими возможностями) Олега Ягодина - перезрелый дворовый гопник с рогаткой за голенищем сбитого на увечной ноге сапога, в майке, из-под которой вылезают татуировки (настоящие, ягодинские), в заляпанных известкой (или еще чем-то белым...) труселях; с инвентарем, похоже, слесаря-сантехника, который он пользует в садо-мазохистском ключе, "откусывая" щипцами пальцы себе и окружающим. Под конец, раздевшись донага, стоя к залу татуированной спиной, Ричард занимается самобичеванием - то ли по-прежнему от избытка агрессии, то ли уже из запоздалого раскаяния... Единственное режиссерское "открытие" связано с использованием в спектакле живых змей. То есть в основном змейки все же игрушечные, резиновые (видимо, это должно быть символично, ведь Ричард подлый, как змея...), но есть и настоящая змеюка - то ли уж, то ли маленький удавчик в руках у Ричарда, и уж как он над ею мудрует, уж как мудрует, то засунет голову в рот, то протащит через штанину, наглядно демонстрируя, что и язык, и пальцы, и прочие члены тела у негодяя буквально "змеиные", а в финале с самобичеванием еще и обмотает, чуть ли не затянет безвинной рептилией петлю у себя на шее. Змейку, по совести сказать, жалко, хоть я и совсем не гринписовец, а хочется все же поставить театру на вид: почто животину тираните, за что ентому несчастному ужику такие шекспировские страсти!?
Если кроме шуток, всемирную литературу и вообще весь мир Коляда по привычке представляет клоунадой истеричных дегенератов - да и не жалко, я бы, пожалуй, спорить по данному пункту не стал; но уж очень, до крайности однообразна и утомительна эта тотальная универсальная травестия. В дегенератов у Коляды превращаются не только злодеи вроде Ричарда, но любые, даже самые романтические герои - исключением остаются, как ни удивительно, персонажи собственных пьес Коляды-драматурга, которые, вот уж будучи от природы дегенератами, при всем своем уродстве, ущербности, убожестве всегда могут рассчитывать у Коляды-режиссера на безоговорочную сладенько-сентиментальную "добринку", на отношение более чем сочувственное, доходящее - тем больше, чем уродливее выведенное в пьесе существо, чем меньше у него общего с хомо сапиенсом, - до пиетета, до поклонения какого-то религиозного, прям экстатического. То есть Коляда занят "доказательством от противного": чтоб подчеркнуть способность героя к "просветлению", надо его сперва изобразить максимально неприглядным. С неприглядностью у Коляды полный порядок, просветление же каждый раз оборачивается фальшью, так же как философические наблюдения "экзистенциального" и "историософского" порядка вроде того, что новому правителю, писклявоголосому победителю узурпатора Ричмонду сапоги лижут (буквально, само собой) точно так же, как и прежнему кровавому тирану Ричарду, и "народ безмолвствует", знай себе хороводит с бубенцами - до неприличия банально, не стоит того ни жестокое обращение с животными, ни навороченный грохот, дым и свет будто на дискотеке в сельском клубе - пик приходится на финал первого действия, эпизод "коронации" Ричарда, где красные лучи прожекторов отражаются жестяными тазами.
Задействованные в игре многочисленные и разномастные предметные детали так и остаются игровой атрибутикой, не превращаясь в метафоры: от ковриков-половиков до граненых стаканов в металлических подстаканниках на подносе, от нашлепок на нос и накладок на глаз до щипцов и рогаток. Заглавный герой меняет трусы и майку на пиджак и брюки, цепляет накладные усы на резинке, а к финалу остается и вовсе без трусов (хочется покаламбурить про ягодинские ягодицы - но, боюсь, получится слишком в духе самого Коляды с его приколами типа "сэр Тиррелл-Сортирелл"), но не то что "поверить", а хотя бы рационально допустить, будто такого сорта персонаж способен, помимо механического переодевания-раздевания еще на какое-то "развитие", тем более, что и драматургический материал в данном случае того не предполагает - ну не знаю, каким запасом доверия к Коляде-режиссеру надо тут обладать, мне точно не хватит. Деревянная лошадка (из "полцарства" - или "венец мой" - "за коня", при том что фраза, кажется, в спектакле вовсе не используется, равно как и "зима тревоги нашей") становится надгробьем поверженному самозванцу, новый властелин очевидно не лучше прежнего, но хоровод должен продолжаться. Вероятно, в тиражируемом Колядой из спектакля в спектакль балагане есть своя прелесть и, несомненно, есть некая энергия ансамблевого актерствования, присущая "Коляда-театру" как мало какой еще репертуарной труппе. Но если все дело ограничивается извлечением игровой энергии из коллективного действия на сцене - обойтись, по-моему, легко не только без пары монологов, а совсем без текста, и так было бы честнее, чем годами ставить по разным, но предпочтительно хрестоматийным, знаковым пьесам, по сути один и тот же спектакль, воспроизводить раз за разом не просто один и тот же художественный мир, но и, по большому счету, один и тот же схематичный типовой сюжет. Даже если это воспринимаемое кругом почитателей почти как ритуальное мероприятие и продолжает привлекать внимание, чуть ли не завораживать целевую аудиторию. Впрочем, как видно, по-разному случается: у меня за спиной, прежде чем отвалить в антракте, парочка утОнченных ценителей изящного успела обменяться суждениями об увиденном первом действии вроде "Скоморошествуют, а смысла никакого... А ведь Ягодин мог бы сыграть... Вот у Бутусова в "Сатириконе" был "Ричард" хороший, КЛАССИЧЕСКИЙ..." - и с такими ценителями - разоблаченными еще до ее окончательного воцерковления Е.Ямпольской ханжествующими дамочками и эстетствующими снобами - мне бы тоже в единомышленниках очутиться не хотелось бы. Так что пускай Коляда колядует, на здоровье, и лишь бы только ни одно животное при этом не пострадало, ну и самому тоже хотелось бы в целости ноги унести.
"Да, Коляда любит вульгарных персонажей и грубые слова. Однако ханжествующим дамочкам и эстетствующим снобам только кажется, что екатеринбургский драматург низок. На самом деле Коляда значительно выше их понимания, а они просто разглядывают облако в луже, не догадываясь поднять глаза на оригинал..." - восторженно писала в "Новых известиях" пятнадцать лет назад о премьере "Уйди-уйди" в "Современнике" нынешний главред газеты "Культура" Елена Ямпольская. Героиня одной той давней пьесы Коляды, по обыкновению его персонажей повторяя одну и ту же фразу до полного отупения, говорила про важность "человеческого фактора". Во мне вот тоже иногда обнаруживается зацикленность на пресловутом "человеческом факторе": после того, как ровно три года назад во время именно гастролей "Коляда-театра" директор "театрального центра на Страстном" М.В.Пушкин собственноручно сбрасывал меня с лестницы, я на Коляду больше не ходил, хотя в самом центре, конечно, изредка бывал, на Богомолове, на Уилсоне, но рассуждая, что не Коляды же ради последними костями рисковать... Фанатов, да еще горящих каким-то прям сектантским энтузиазмом (чего я в принципе боюсь даже безотносительно к вышеописанным обстоятельствам), у Коляды хватает и без меня, а мне вроде бы пока есть куда пойти и помимо Коляды. Но спокойно читая ежедневные восторги поклонников "Коляда-театра", не по одному разу посещающие его старые постановки, я для себя выбрал самую новую, премьерного "Ричарда Третьего". Что-то меня конкретно в "Ричарде..." привлекло, теперь даже не могу понять, что же, собственно. И вообще не понимаю, как можно смотреть подобное в ежедневном режиме, а то и по два, по три спектакля в день (афиша гастролей очень насыщенная, расписание чрезвычайно плотное). Раз в три года - ну еще, пожалуй, терпимо, при том что и после трехлетнего перерыва я ничего нового, неожиданно в свежей постановке Коляды не обнаружил в сравнении, например ("Гамлета" колядовского я не видел) с "Королем Лиром":
http://users.livejournal.com/_arlekin_/1380022.html
Жестяные тазы, бельевые веревки с привязанными к ним чайными пакетиками. Массовка водит хороводы, наряженная в демонстративно вульгарное, образцово безвкусное отрепье с блестками и в цветочек - чулки, натянутые на головы и завязанные наподобие бандан, в идиотские колготки, в обтягивающие (мужские преимущественно тела) черные платья с люрексом, с "пальцами" в виде расписанных под хохлому деревянных ложек и с детсадовскими пластиковыми бубнами в руках. Птичий крик и песий лай. Вся эта цыганщина по-своему живописна и могла быть интересна, если б давно не приелась по другим спектаклям "Коляда-театра". Не поражает воображение и Ричард в исполнении неизменного (и, несомненно, обладающего экстраординарными актерскими возможностями) Олега Ягодина - перезрелый дворовый гопник с рогаткой за голенищем сбитого на увечной ноге сапога, в майке, из-под которой вылезают татуировки (настоящие, ягодинские), в заляпанных известкой (или еще чем-то белым...) труселях; с инвентарем, похоже, слесаря-сантехника, который он пользует в садо-мазохистском ключе, "откусывая" щипцами пальцы себе и окружающим. Под конец, раздевшись донага, стоя к залу татуированной спиной, Ричард занимается самобичеванием - то ли по-прежнему от избытка агрессии, то ли уже из запоздалого раскаяния... Единственное режиссерское "открытие" связано с использованием в спектакле живых змей. То есть в основном змейки все же игрушечные, резиновые (видимо, это должно быть символично, ведь Ричард подлый, как змея...), но есть и настоящая змеюка - то ли уж, то ли маленький удавчик в руках у Ричарда, и уж как он над ею мудрует, уж как мудрует, то засунет голову в рот, то протащит через штанину, наглядно демонстрируя, что и язык, и пальцы, и прочие члены тела у негодяя буквально "змеиные", а в финале с самобичеванием еще и обмотает, чуть ли не затянет безвинной рептилией петлю у себя на шее. Змейку, по совести сказать, жалко, хоть я и совсем не гринписовец, а хочется все же поставить театру на вид: почто животину тираните, за что ентому несчастному ужику такие шекспировские страсти!?
Если кроме шуток, всемирную литературу и вообще весь мир Коляда по привычке представляет клоунадой истеричных дегенератов - да и не жалко, я бы, пожалуй, спорить по данному пункту не стал; но уж очень, до крайности однообразна и утомительна эта тотальная универсальная травестия. В дегенератов у Коляды превращаются не только злодеи вроде Ричарда, но любые, даже самые романтические герои - исключением остаются, как ни удивительно, персонажи собственных пьес Коляды-драматурга, которые, вот уж будучи от природы дегенератами, при всем своем уродстве, ущербности, убожестве всегда могут рассчитывать у Коляды-режиссера на безоговорочную сладенько-сентиментальную "добринку", на отношение более чем сочувственное, доходящее - тем больше, чем уродливее выведенное в пьесе существо, чем меньше у него общего с хомо сапиенсом, - до пиетета, до поклонения какого-то религиозного, прям экстатического. То есть Коляда занят "доказательством от противного": чтоб подчеркнуть способность героя к "просветлению", надо его сперва изобразить максимально неприглядным. С неприглядностью у Коляды полный порядок, просветление же каждый раз оборачивается фальшью, так же как философические наблюдения "экзистенциального" и "историософского" порядка вроде того, что новому правителю, писклявоголосому победителю узурпатора Ричмонду сапоги лижут (буквально, само собой) точно так же, как и прежнему кровавому тирану Ричарду, и "народ безмолвствует", знай себе хороводит с бубенцами - до неприличия банально, не стоит того ни жестокое обращение с животными, ни навороченный грохот, дым и свет будто на дискотеке в сельском клубе - пик приходится на финал первого действия, эпизод "коронации" Ричарда, где красные лучи прожекторов отражаются жестяными тазами.
Задействованные в игре многочисленные и разномастные предметные детали так и остаются игровой атрибутикой, не превращаясь в метафоры: от ковриков-половиков до граненых стаканов в металлических подстаканниках на подносе, от нашлепок на нос и накладок на глаз до щипцов и рогаток. Заглавный герой меняет трусы и майку на пиджак и брюки, цепляет накладные усы на резинке, а к финалу остается и вовсе без трусов (хочется покаламбурить про ягодинские ягодицы - но, боюсь, получится слишком в духе самого Коляды с его приколами типа "сэр Тиррелл-Сортирелл"), но не то что "поверить", а хотя бы рационально допустить, будто такого сорта персонаж способен, помимо механического переодевания-раздевания еще на какое-то "развитие", тем более, что и драматургический материал в данном случае того не предполагает - ну не знаю, каким запасом доверия к Коляде-режиссеру надо тут обладать, мне точно не хватит. Деревянная лошадка (из "полцарства" - или "венец мой" - "за коня", при том что фраза, кажется, в спектакле вовсе не используется, равно как и "зима тревоги нашей") становится надгробьем поверженному самозванцу, новый властелин очевидно не лучше прежнего, но хоровод должен продолжаться. Вероятно, в тиражируемом Колядой из спектакля в спектакль балагане есть своя прелесть и, несомненно, есть некая энергия ансамблевого актерствования, присущая "Коляда-театру" как мало какой еще репертуарной труппе. Но если все дело ограничивается извлечением игровой энергии из коллективного действия на сцене - обойтись, по-моему, легко не только без пары монологов, а совсем без текста, и так было бы честнее, чем годами ставить по разным, но предпочтительно хрестоматийным, знаковым пьесам, по сути один и тот же спектакль, воспроизводить раз за разом не просто один и тот же художественный мир, но и, по большому счету, один и тот же схематичный типовой сюжет. Даже если это воспринимаемое кругом почитателей почти как ритуальное мероприятие и продолжает привлекать внимание, чуть ли не завораживать целевую аудиторию. Впрочем, как видно, по-разному случается: у меня за спиной, прежде чем отвалить в антракте, парочка утОнченных ценителей изящного успела обменяться суждениями об увиденном первом действии вроде "Скоморошествуют, а смысла никакого... А ведь Ягодин мог бы сыграть... Вот у Бутусова в "Сатириконе" был "Ричард" хороший, КЛАССИЧЕСКИЙ..." - и с такими ценителями - разоблаченными еще до ее окончательного воцерковления Е.Ямпольской ханжествующими дамочками и эстетствующими снобами - мне бы тоже в единомышленниках очутиться не хотелось бы. Так что пускай Коляда колядует, на здоровье, и лишь бы только ни одно животное при этом не пострадало, ну и самому тоже хотелось бы в целости ноги унести.