Апофеоз милицанера
Тут пошла череда каких-то праздников, к которым я не имею никакого отношения. Ну или почти никакого. Вот отметили в пятницу революцию. А сегодня не будем отмечать день милиции. Но подругу милицанерку я поздравила с самого утра. И хотя я могла бы повесить тут свою самую первую пьесу, которая так и называется - "Ментовская новогодняя", но не буду.)) Лучше размещу три байки от Андрея Ильенкова. Они тоже слегка тематические.
Одна женщина спит и видит во сне море: волна за волной, волна за волной... Ну, понесло... Видит море, как известно, писатель Дима Рябоконь, а волна за волной - это вообще из фильма "День радио". Но женщина точно спит, и ей приснился шум дождя. Но она сквозь сон помнит, что вообще-то зима на дворе и потому удивляется такому шуму. Зовут ее, кстати, Татьяна Ларина. Имя настоящее, фамилия вымышленная. И я охотно объясню почему именно такая фамилия дана героине. Это не из Пушкина, а из сериала "Улицы разбитых фонарей". Там был такой милиционер, Ларин. А наша Татьяна тоже милиционерка, только в отличие от Ларина она не капитан, а целый майор. Правда, в отставке, она из милиции незадолго до этого ушла.
И вот ей снится дождь, и она просыпается, а все происходит на самом деле. С потолка кое-где капает, а кое-где течет на пол. Ну, она сначала вскакивает, расставляет по квартире имеющуюся посуду, а потом начинает размышлять. Живет-то она на самом верхнем этаже, и залить ее вроде бы как бы и некому. И тем более, напоминаем, зима на дворе. Она тогда одевается во что поплоше и направляется на лестничную площадку.
Вот лестница на чердак. А люк, обычно закрытый на замок, теперь этого замка лишен. Следовательно, кто-то туда лазил. И отважный майор милиции, долго не раздумывая, лезет тоже. На чердаке нет никого из людей, зато целые кучи талого снега, окруженные обширными лужами. Так прояснилась причина дождя в квартире. Татьяна опытным взглядом окидывает место происшествия и видит, что все окна открыты настежь. Теперь ей становится ясно, каким образом снег попал на чердак. Она закрывает окна и вспоминает, что именно вчера вечером был снегопад с сильным ветром. Итак, все сходится! Осталось узнать, кто и зачем открыл окна, и тогда можно рассчитывать на поимку человека, который обязан оплатить ремонт.
Вы думаете, это невыполнимая задача? Не совсем так, ведь автор умышленно опустил важнейшую улику, которая и была недостающим звеном для мыслительной цепочки майора. Это была стоящая напротив одного из окон станок-тренога для закрепления стрелкового оружия. Ларина жила не в какой-нибудь там хрущовке, а в очень хорошем доме. А дом напротив был даже еще лучше, с очень дорогими квартирами. И сопоставив все эти данные, Татьяна пришла в полное остервенение. Она спустилась в квартиру, написала аршинными буквами записку и прилепила ее на площадке возле лесенки. Записка гласила: "Товарищи киллеры! Убедительная просьба!! Закрывать за собой окна!!!"
Она пришла на работу и рассказала обо всем сослуживцам. Те охали и ахали. А один мудрый сослуживец спросил: "Таня, ты что, совсем дура?!" Таня подумала. И согласилась, что совсем дура. И побежала домой.
Тренога-то стоит? Стоит. Значит, они еще вернутся? Вернутся. А понравится им, что подготовка обнаружена? Не понравится. А могут они как-нибудь вычислить автора записки? Вот это неизвестно, вот это вопрос вопросов. Татьяна, затаив дыхание и прислушиваясь к возможному шороху, подошла к записке и оторвала ее. Несколько дней еще боялась.
Известно, до какой степени нормальные дети любят прогуливать школу. Это естественно - прогуливать вообще очень приятно. Ведь когда ты совершенно ничего никому не обязан - к этому быстро привыкаешь, и уже не получаешь удовольствия. Совсем другое дело, когда нужно куда-то идти, а ты взял и не пошел - вот это прикольно, вот это просто праздник какой-то. Школьники очень хорошо это понимают, и, как пел Гребенщиков, ребята ловят свой кайф. Причем наибольший кайф ловят не хронические хулиганы, дебоширы, двоечники и прогульщики, которым уже все это наскучило, а как раз наиболее законопослушные и примерные школьники, которым прогулы в редкость, и потому особенно приятны.
Вот жили-были две небольшие школьницы, назовем их Надя и Настя, неразлучные подружки. Обе круглые отличницы, активистки и так далее. Гордость школы и тому подобное. Вот они ходят в школу и ходят, ходят и ходят, ходят и ходят... И вот в одно прекрасное утро заходит, как обычно, Настя перед уроками за Надей, а та, понимаешь, заболела! У нее там температурка имеется, сопельки текут, горлышко красное, все дела. И Надя очень довольная сообщает, что ни в какую школку она не пойдет, а сейчас отправляется в поликлиничку. А Настя говорит: "Ну ничего себе! Ты в поликлинику, а я что?" А Надя весело отвечает: "А ты, Наська, в школку иди, что поделать". Настя даже не столько обиделась, сколько искренне расстроилась, и даже чуть не плачет, потому что как же так? Называется подружка, а заболела одна, как единоличница какая-то, а Настя ведь без нее скучать будет!
Надо было срочно что-то придумывать. И Надя вскоре придумала. Она говорит: "А давай-ка вот что: пойдем-ка сейчас в мою поликлиничку, там меня оформят, а потом слетаем-ка в твою, и я там вместо тебя врачам покажусь, и тебя тоже оформят. А потом пойдем в кино".
Так они и сделали. И потом, счастливые, побежали в кино. И на другой день побежали, и на третий. А на четвертый, когда Надя поправилась, уже пошли на пляж, купались, ели мороженое, катались на водных велосипедах - одним словом, оттягивались.
Но все кончается, и вот Наде назначен прием у врача, который решает, что пациентка совершенно здорова и со свистом ее выписывает. Подружки идут в другую поликлинику, и вот тут-то наступает облом. Дело в том, что Надя наблюдалась в обычной поликлинике, а Настя, папа которой был милиционером, - в поликлинике МВД. А там почему-то более тщательный подход. Доктор, осмотрев Надю, сделал вывод, что Настя еще не совсем здорова, и продлил больничный на неделю. То есть происходит ужасный облом, потому что Наде назавтра идти в школу, а она одна не хочет, она не столько обиделась, сколько искренне расстроилась, и даже чуть не плачет. А Настя и рада бы пойти уже учиться, но справка-то не закрыта...
В результате пошли в школу, и Настя объяснила учительнице, что, хотя она еще болеет, но уж так хочет учиться, уж так хочет, что даже не уговаривайте! Учительница, конечно, всплакнула от восхищения. С тех пор школа еще больше гордилась подружками-отличницами.
Вот леденящая душу история о том, как я был причтен к злодеям.
Моя прабабка была турецко-подданной. Это оставило неизгладимый след на моей внешности, придав последней отчетливые южные обертона. Но ведь национальный вопрос чрезвычайно запутан. Никто в нем не разбирается. В частности, я не помню, чтобы когда-нибудь меня принимали за турка. За еврея - пожалуйста. Притом за еврея меня зачастую принимают сами евреи, отчего очень быстро со мной сходятся, а потом в скором времени они каким-то неведомым мне образом понимают правду. До сих пор не постигаю, как. Но это, я бы сказал, позитивная сторона моей внешности. Негативная состоит в том, что все как один менты принимают мое лицо за лицо кавказской национальности. И хотел бы я знать, какой именно кавказской национальности! Потому что меня беспрестанно останавливают на улицах и спрашивают документы.
Если я иду по улице не один, то еще ничего. Потому что я хожу всегда с представителями выражено арийской расы. Например, с драматургом Надеждой Колтышевой или гимназистом Глебом Ильенковым. Но вот, например, с литератором Алексеем Вдовиным я стараюсь вдвоем по улице не ходить, потому что точно загребут обоих. И в одиночестве тоже.
Так и случилось тем зловещим осенним вечером. Я вышел из дома, чтобы позвонить по таксофону, потому что деньги на мобильнике кончились. Естественно, я не стал проверять, есть ли у меня с собой документы - идти-то всего до угла и обратно! На углу-то меня и подстерегал милицейский коробок.
Они с первого взгляда определили во мне лицо кавказской национальности и потребовали документы. Тут, как говорили герои кинофильма «Трактористы», я и растерялси. То есть устно я им все объяснил - имя, адрес, прописку, - но они не были этим удовлетворены. Они пригласили меня в машину и стали связываться с райотделом, чтобы во всем удостовериться. Но пока там проверяли, один из ментологов заинтересовался содержимым моей сумки. Я легкомысленно ответил, что там ничего нет, можете посмотреть. Я взял ее только потому, что держу там ключи. Но я забыл, что вместе с ключами держу там и перочинный ножичек. Незаменимая вещь, тем более что он еще и с фонариком. Хороший был ножичек, кнопарь.
Они его как увидели - аж в лице все переменились! Так вот ты какой, настоящий террорист! Так они, вероятно, подумали. И стали мой ножик рассматривать.
Один говорит: «Да вроде бы, нож-то не велик».
Старший ему отвечает: «Да, все они не велики, пока в тебя не воткнутся!»
Все присутствующие от этих слов поежились. Особенно, конечно, я. Один из ментологов предложил отвезти меня в отделение. Старший сказал, что это всегда успеется, пусть сперва сначала подтвердят, что не та прописка или ее вообще нет - тогда-де уже повезем.
Когда по рации ему сказали, что действительно имеется такой человек, и даже по этому адресу прописан, он, как мне показалось, был очень удивлен и даже обескуражен. Он, кажется, ни секунды не сомневался в моем террористическом происхождении. В общем, скрепя сердце, они меня отпустили… Нож, понятно, конфисковали.
Одна женщина спит и видит во сне море: волна за волной, волна за волной... Ну, понесло... Видит море, как известно, писатель Дима Рябоконь, а волна за волной - это вообще из фильма "День радио". Но женщина точно спит, и ей приснился шум дождя. Но она сквозь сон помнит, что вообще-то зима на дворе и потому удивляется такому шуму. Зовут ее, кстати, Татьяна Ларина. Имя настоящее, фамилия вымышленная. И я охотно объясню почему именно такая фамилия дана героине. Это не из Пушкина, а из сериала "Улицы разбитых фонарей". Там был такой милиционер, Ларин. А наша Татьяна тоже милиционерка, только в отличие от Ларина она не капитан, а целый майор. Правда, в отставке, она из милиции незадолго до этого ушла.
И вот ей снится дождь, и она просыпается, а все происходит на самом деле. С потолка кое-где капает, а кое-где течет на пол. Ну, она сначала вскакивает, расставляет по квартире имеющуюся посуду, а потом начинает размышлять. Живет-то она на самом верхнем этаже, и залить ее вроде бы как бы и некому. И тем более, напоминаем, зима на дворе. Она тогда одевается во что поплоше и направляется на лестничную площадку.
Вот лестница на чердак. А люк, обычно закрытый на замок, теперь этого замка лишен. Следовательно, кто-то туда лазил. И отважный майор милиции, долго не раздумывая, лезет тоже. На чердаке нет никого из людей, зато целые кучи талого снега, окруженные обширными лужами. Так прояснилась причина дождя в квартире. Татьяна опытным взглядом окидывает место происшествия и видит, что все окна открыты настежь. Теперь ей становится ясно, каким образом снег попал на чердак. Она закрывает окна и вспоминает, что именно вчера вечером был снегопад с сильным ветром. Итак, все сходится! Осталось узнать, кто и зачем открыл окна, и тогда можно рассчитывать на поимку человека, который обязан оплатить ремонт.
Вы думаете, это невыполнимая задача? Не совсем так, ведь автор умышленно опустил важнейшую улику, которая и была недостающим звеном для мыслительной цепочки майора. Это была стоящая напротив одного из окон станок-тренога для закрепления стрелкового оружия. Ларина жила не в какой-нибудь там хрущовке, а в очень хорошем доме. А дом напротив был даже еще лучше, с очень дорогими квартирами. И сопоставив все эти данные, Татьяна пришла в полное остервенение. Она спустилась в квартиру, написала аршинными буквами записку и прилепила ее на площадке возле лесенки. Записка гласила: "Товарищи киллеры! Убедительная просьба!! Закрывать за собой окна!!!"
Она пришла на работу и рассказала обо всем сослуживцам. Те охали и ахали. А один мудрый сослуживец спросил: "Таня, ты что, совсем дура?!" Таня подумала. И согласилась, что совсем дура. И побежала домой.
Тренога-то стоит? Стоит. Значит, они еще вернутся? Вернутся. А понравится им, что подготовка обнаружена? Не понравится. А могут они как-нибудь вычислить автора записки? Вот это неизвестно, вот это вопрос вопросов. Татьяна, затаив дыхание и прислушиваясь к возможному шороху, подошла к записке и оторвала ее. Несколько дней еще боялась.
Известно, до какой степени нормальные дети любят прогуливать школу. Это естественно - прогуливать вообще очень приятно. Ведь когда ты совершенно ничего никому не обязан - к этому быстро привыкаешь, и уже не получаешь удовольствия. Совсем другое дело, когда нужно куда-то идти, а ты взял и не пошел - вот это прикольно, вот это просто праздник какой-то. Школьники очень хорошо это понимают, и, как пел Гребенщиков, ребята ловят свой кайф. Причем наибольший кайф ловят не хронические хулиганы, дебоширы, двоечники и прогульщики, которым уже все это наскучило, а как раз наиболее законопослушные и примерные школьники, которым прогулы в редкость, и потому особенно приятны.
Вот жили-были две небольшие школьницы, назовем их Надя и Настя, неразлучные подружки. Обе круглые отличницы, активистки и так далее. Гордость школы и тому подобное. Вот они ходят в школу и ходят, ходят и ходят, ходят и ходят... И вот в одно прекрасное утро заходит, как обычно, Настя перед уроками за Надей, а та, понимаешь, заболела! У нее там температурка имеется, сопельки текут, горлышко красное, все дела. И Надя очень довольная сообщает, что ни в какую школку она не пойдет, а сейчас отправляется в поликлиничку. А Настя говорит: "Ну ничего себе! Ты в поликлинику, а я что?" А Надя весело отвечает: "А ты, Наська, в школку иди, что поделать". Настя даже не столько обиделась, сколько искренне расстроилась, и даже чуть не плачет, потому что как же так? Называется подружка, а заболела одна, как единоличница какая-то, а Настя ведь без нее скучать будет!
Надо было срочно что-то придумывать. И Надя вскоре придумала. Она говорит: "А давай-ка вот что: пойдем-ка сейчас в мою поликлиничку, там меня оформят, а потом слетаем-ка в твою, и я там вместо тебя врачам покажусь, и тебя тоже оформят. А потом пойдем в кино".
Так они и сделали. И потом, счастливые, побежали в кино. И на другой день побежали, и на третий. А на четвертый, когда Надя поправилась, уже пошли на пляж, купались, ели мороженое, катались на водных велосипедах - одним словом, оттягивались.
Но все кончается, и вот Наде назначен прием у врача, который решает, что пациентка совершенно здорова и со свистом ее выписывает. Подружки идут в другую поликлинику, и вот тут-то наступает облом. Дело в том, что Надя наблюдалась в обычной поликлинике, а Настя, папа которой был милиционером, - в поликлинике МВД. А там почему-то более тщательный подход. Доктор, осмотрев Надю, сделал вывод, что Настя еще не совсем здорова, и продлил больничный на неделю. То есть происходит ужасный облом, потому что Наде назавтра идти в школу, а она одна не хочет, она не столько обиделась, сколько искренне расстроилась, и даже чуть не плачет. А Настя и рада бы пойти уже учиться, но справка-то не закрыта...
В результате пошли в школу, и Настя объяснила учительнице, что, хотя она еще болеет, но уж так хочет учиться, уж так хочет, что даже не уговаривайте! Учительница, конечно, всплакнула от восхищения. С тех пор школа еще больше гордилась подружками-отличницами.
Вот леденящая душу история о том, как я был причтен к злодеям.
Моя прабабка была турецко-подданной. Это оставило неизгладимый след на моей внешности, придав последней отчетливые южные обертона. Но ведь национальный вопрос чрезвычайно запутан. Никто в нем не разбирается. В частности, я не помню, чтобы когда-нибудь меня принимали за турка. За еврея - пожалуйста. Притом за еврея меня зачастую принимают сами евреи, отчего очень быстро со мной сходятся, а потом в скором времени они каким-то неведомым мне образом понимают правду. До сих пор не постигаю, как. Но это, я бы сказал, позитивная сторона моей внешности. Негативная состоит в том, что все как один менты принимают мое лицо за лицо кавказской национальности. И хотел бы я знать, какой именно кавказской национальности! Потому что меня беспрестанно останавливают на улицах и спрашивают документы.
Если я иду по улице не один, то еще ничего. Потому что я хожу всегда с представителями выражено арийской расы. Например, с драматургом Надеждой Колтышевой или гимназистом Глебом Ильенковым. Но вот, например, с литератором Алексеем Вдовиным я стараюсь вдвоем по улице не ходить, потому что точно загребут обоих. И в одиночестве тоже.
Так и случилось тем зловещим осенним вечером. Я вышел из дома, чтобы позвонить по таксофону, потому что деньги на мобильнике кончились. Естественно, я не стал проверять, есть ли у меня с собой документы - идти-то всего до угла и обратно! На углу-то меня и подстерегал милицейский коробок.
Они с первого взгляда определили во мне лицо кавказской национальности и потребовали документы. Тут, как говорили герои кинофильма «Трактористы», я и растерялси. То есть устно я им все объяснил - имя, адрес, прописку, - но они не были этим удовлетворены. Они пригласили меня в машину и стали связываться с райотделом, чтобы во всем удостовериться. Но пока там проверяли, один из ментологов заинтересовался содержимым моей сумки. Я легкомысленно ответил, что там ничего нет, можете посмотреть. Я взял ее только потому, что держу там ключи. Но я забыл, что вместе с ключами держу там и перочинный ножичек. Незаменимая вещь, тем более что он еще и с фонариком. Хороший был ножичек, кнопарь.
Они его как увидели - аж в лице все переменились! Так вот ты какой, настоящий террорист! Так они, вероятно, подумали. И стали мой ножик рассматривать.
Один говорит: «Да вроде бы, нож-то не велик».
Старший ему отвечает: «Да, все они не велики, пока в тебя не воткнутся!»
Все присутствующие от этих слов поежились. Особенно, конечно, я. Один из ментологов предложил отвезти меня в отделение. Старший сказал, что это всегда успеется, пусть сперва сначала подтвердят, что не та прописка или ее вообще нет - тогда-де уже повезем.
Когда по рации ему сказали, что действительно имеется такой человек, и даже по этому адресу прописан, он, как мне показалось, был очень удивлен и даже обескуражен. Он, кажется, ни секунды не сомневался в моем террористическом происхождении. В общем, скрепя сердце, они меня отпустили… Нож, понятно, конфисковали.