-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Бангладешский режиссёр Лиза Гази отправила на фестиваль картину о горькой женской судьбе «Дом, названный Шахана», до этого получившую приз зрительских симпатий в Лондоне и приз «За гендерную чувствительность» Гильдии индийских кинокритиков на Мумбайском кинофестивале. На экране - бангладешские 90-е, но уже тогда технологии позволяли провести например, брачный обряд никях по телефону, через трубку, а социальные отношения оставались и по сей день остаются столь архаичными, что тот малозначимый факт, что невеста не произнесла «кобул» в знак согласия, в расчёт не принимается, и брак считается заключённым.
Главная героиня за два с половиной часа экранного времени эволюционирует из безмолвной и покорной субстанции - бесплатного приложения к мужу - до расправившей плечи личности, сражающейся за своё право говорить, думать и принимать решения. Изображая постылую и ненавистную «семейную жизнь» героини с мусульманином-фундаменталистом в Великобритании, режиссёр подчёркивает, что среда обитания отнюдь не всегда способна трансформировать социальные отношения, и жизненный уклад патриархальной общины что в Лондоне, что в глухой бангладешской деревне примерно один и тот же. Религиозные ограничения и каноны, помноженные на устои патриархальной семьи, не дают героине почувствовать себя полноценным человеком, при том, что она человек глубоко верующий и отнюдь не революционер по натуре. Второй раз за последнее время вашей покорной слуге довелось наблюдать сцены исламского экзорцизма - «изгнания джиннов»: поверьте, в Казахстане и в Бангладеш они сильно отличаются.
Не торопитесь называть фильм «Дом, названный Шахана» набором гендерных штампов - это реалистичная, не сгущающая красок картина жизни миллионов женщин, в постиндустриальную эпоху зажатых в тиски домашнего патриархального рабства. Отсутствие динамичного сюжета и, казалось бы, бесконечный возврат в исходную точку демонстрирует безвыходность положения героини. Единственный человек, ставший героине по-настоящему родным, не может породниться с ней по-настоящему - ислам не признаёт усыновления детей, и удочерить девочку она не может. Героиня вроде бы решается порвать с консервативной средой, но фильм остаётся с открытым финалом. Подкупает режиссёрская дотошность в изображении деталей, придающая действию документальность, и по-восточному метафорическая речь героев фильма: «Я в тупике, как водяной гиацинт».