И опять про котиков
------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Машка у нас еврейка, а Лушка - китаянка.
Помните анекдот, как люди разных национальностей попадают в ад? Китайцы варятся в открытом котле и дисциплинированно не пытаются его покинуть, а еврей ухитряется сдвинуть крышку закрытого котла, удрать самому и вытащить всех соплеменников?...
Запихнула Машку и Лушку в большую сумку, застегнула молнию - тащить их через всю Москву к другу. "Если будете себя плохо вести, - говорю, - отдам вас дяде Лёше насовсем и забирать не приеду!" Они сначала прихуели, а потом начали в сумке метаться, шипеть и орать. Я оставляю сумку в коридоре, а сама иду за телефонной трубкой - вызывать такси. Говорю с диспетчером, а мимо пролетает чёрная молния - Машка выбрала свободу, расстегнула молнию и дала дёру, а Лушка сидит в сумке, лупает глазами и не шевелится, не пытается удрать. Отлавливаю Машку, застегиваю сумку и тащу их на улицу к такси. Сумка пляшет у меня в руках, оттуда истошные вопли.
Пока ехали, думала, что сойду с ума - сумка издает оглушительные рулады, оттуда торчат когти и зубы (думала, прогрызут сумку нахер). Вдруг начинаю понимать, что рулады уже давно не дуэтом - писклявого тонкого машкиного голоска давно не слышно, только хриплый шаляпинский бас Лушки. Не померла ли там Машка, - думаю, - от страха и стресса?... Приезжаю в Бирюлёво, поднимаемся к дяде Лёше, его шотландская вислоухая начинает шипеть на сумку. Вытряхиваем обеих из сумки - китаянка Лушка моментально, как будто всю жизнь здесь прожила, насрав на шипящую вислоухую, деловым шагом отправляется к миске, сжирает чужую еду, дальше хиляет к чужому горшку, сделав свои дела, начинает осваиваться - деловито рассекает по квартире. Неприхотливая, бесцеремонная, отличающаяся повышенной адаптивностью, заполняет собой всё пространство. Вислоухая в ахуе, хлопает круглыми глазами.
Машка же, для которой главный Холокост её жизни уже случился, полуживая от страха, на полусогнутых проползает под обувной шкафчик и там ховается, один хвост торчит. Всё время, пока я попивала чай с добрым дядей Лёшей, добровольно взвалившим на себя двух новых квартиранток, проторчала в гетто под шкафом, попытки её оттуда извлечь, чтобы попрощаться, успехом не увенчались.
Буду теперь за них волноваться. Это ещё как с вислоухой отношения сложатся....
Машка у нас еврейка, а Лушка - китаянка.
Помните анекдот, как люди разных национальностей попадают в ад? Китайцы варятся в открытом котле и дисциплинированно не пытаются его покинуть, а еврей ухитряется сдвинуть крышку закрытого котла, удрать самому и вытащить всех соплеменников?...
Запихнула Машку и Лушку в большую сумку, застегнула молнию - тащить их через всю Москву к другу. "Если будете себя плохо вести, - говорю, - отдам вас дяде Лёше насовсем и забирать не приеду!" Они сначала прихуели, а потом начали в сумке метаться, шипеть и орать. Я оставляю сумку в коридоре, а сама иду за телефонной трубкой - вызывать такси. Говорю с диспетчером, а мимо пролетает чёрная молния - Машка выбрала свободу, расстегнула молнию и дала дёру, а Лушка сидит в сумке, лупает глазами и не шевелится, не пытается удрать. Отлавливаю Машку, застегиваю сумку и тащу их на улицу к такси. Сумка пляшет у меня в руках, оттуда истошные вопли.
Пока ехали, думала, что сойду с ума - сумка издает оглушительные рулады, оттуда торчат когти и зубы (думала, прогрызут сумку нахер). Вдруг начинаю понимать, что рулады уже давно не дуэтом - писклявого тонкого машкиного голоска давно не слышно, только хриплый шаляпинский бас Лушки. Не померла ли там Машка, - думаю, - от страха и стресса?... Приезжаю в Бирюлёво, поднимаемся к дяде Лёше, его шотландская вислоухая начинает шипеть на сумку. Вытряхиваем обеих из сумки - китаянка Лушка моментально, как будто всю жизнь здесь прожила, насрав на шипящую вислоухую, деловым шагом отправляется к миске, сжирает чужую еду, дальше хиляет к чужому горшку, сделав свои дела, начинает осваиваться - деловито рассекает по квартире. Неприхотливая, бесцеремонная, отличающаяся повышенной адаптивностью, заполняет собой всё пространство. Вислоухая в ахуе, хлопает круглыми глазами.
Машка же, для которой главный Холокост её жизни уже случился, полуживая от страха, на полусогнутых проползает под обувной шкафчик и там ховается, один хвост торчит. Всё время, пока я попивала чай с добрым дядей Лёшей, добровольно взвалившим на себя двух новых квартиранток, проторчала в гетто под шкафом, попытки её оттуда извлечь, чтобы попрощаться, успехом не увенчались.
Буду теперь за них волноваться. Это ещё как с вислоухой отношения сложатся....