------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Друзья, как вы заметили, надвигающаяся третья мировая практически не дает писать ни о чем душеполезном, в частности, пришлось на время притормозить с обзорами фестивального кино, - ММКФ три недели назад закончился, а я всё никак не соберусь дать вам полный обзор впечатлений. А ведь кино это намного лучше, чем война, правда?....
Разумеется, единственное кино, которое сейчас многие из нас смотрят регулярно - это леденящая кровь документальная хроника с полей сражений. Бесспорно, беда Новороссии - самая близкая к нам из бед, и отнюдь не только в смысле чисто географическом. Между тем, если быть до конца честными, Донбасс и Луганщина - отнюдь не самое сейчас кровавое место на Земле. За несколько последних дней в секторе Газа погибло больше людей, чем на всём Юго-Востоке Украины, вместе взятом с момента начала противостояния. Просто на Украине срабатывает эффект неожиданности, - давно, уже лет 15 нас старушка-Европа ничем подобным не изумляла, - а на Ближнем Востоке, увы, любая кровавая трагедия вплетена в ткань суровой повседневности:(.
Из года в год, из фестиваля в фестиваль израильские кинематографисты-документалисты радуют нас острейшим и захватывающего масштаба киноматериалом, смотрящимся куда выигрышнее художественного кино Земли Обетованной, которое либо грешит вторичностью, либо смотрится узколокальным, автаркическим. Резко поломал эту традицию пять лет назад Шмуэль Маоз, - ничего по художественной силе приближающегося к его "Ливану" я не смотрела до сих пор
http://kolobok1973.livejournal.com/1145352.html#comments .
Конечно, если я скажу, что документальный фильм-диалог израильтянина Надава Ширмана "Зелёный принц", названный зрителями Фестиваля независимого кино Сандэнс лучшим фильмом года, перевернул все мои представления о безграничных возможностях документального кино, я погрешу против истины:). Прошлогодний сюрприз ММКФ - "Привратники" Дрора Мореха
http://kolobok1973.livejournal.com/2377855.html#comments - и по замыслу, и по масштабу исполнения, и по информационной и художественной насыщенности пока что остаётся недосягаемым: ещё бы, усадить в кресло шестерых экс-руководителей Шин Бет и заставить их распинаться на камеру, оповещая мир, сколько центнеров тротила на какого героя Интифады было потрачено, при этом приковывая зрительское внимание на два часа к экрану, - задача, мягко говоря, не из лёгких. Молоденький Ширман, конечно, выглядит как ученик и последователь Мореха, однако интерес к материалу в таких случаях всегда перекрывает какие-то художественные изъяны и погрешности. В каком-то отношении Ширман следует за Морехом, продолжая неисчерпаемую тему войны израильских спецслужб с палестинской Интифадой,
Главный герой фильма - Мусаб Хасан Юсеф, один из сыновей видного деятеля и авторитетного руководителя ХАМАС в Рамалле шейха Хасана Юсефа, известный всему миру как "Сын ХАМАСа" (по названию его автобиографического романа, по прочтении которого режиссер Надав Ширман и увлекся темой). Мусаб, с юных лет выполнявший самые деликатные поручения безгранично доверявшего ему отца и его соратников, стал, наверно, главной кадровой ошибкой и самым большим позором ХАМАС за всё время его существования, самым главным предателем за всю историю движения. Завербованный в 1996 году (в 18-летнем возрасте) израильскими спецслужбами, Мусаб Хасан Юсеф, который в юности предотвратил покушение израильтян на собственного отца, после вербовки получивший кличку "Зеленый принц", более 10 лет был "двойным агентом", а по сути - шпионом Израиля, по вине которого многократно арестовывался не только его отец, игравший ключевую роль в сопротивлении, но и целый ряд героев палестинской Интифады, многим из которых довелось пройти через пытки и мучения и в конце концов принять смерть. По доносам Юсефа было провалено множество запланированных диверсионных акций ХАМАСовцев, арестованы и получили пожизненные срока глава ХАМАС в Иудее и Самарии Ибрагим Хамид, основатели ФАТХ Марван и Абдалла Баргути, а служба безопасности ХАМАС так и не смогла вычислить "крота" в собственных рядах, - видимо, трудно было поверить в то, что сын шейха Юсефа, отдавшего всю жизнь борьбе за свободу Палестины, способен на столь низкое и непостижимое здравому уму предательство. Когда наконец Юсеф был вычислен и разоблачён, ему пришлось, изрядно изменив внешность, бежать в США. Отец от него отрекся и проклял сына: Мусаб предал не только собственного отца и его соратников, не только родную страну работой на врага, но и исламскую религию - встретив в Тель-Авиве христианского миссионера Юсеф, отвергнув ислам и работая на иудеев, крестился в христианство.
Композиционно фильм выстроен как нарезка монологов самого Юсефа и его бывшего шин-бетовского куратора Гонена, уволенного из органов, - между фрагментами их рассказа вкраплены иллюстрирующие кусочки документальной хроники. Оба рассказчика - и Юсеф, и Гонен - сидят в пустой комнате с голыми стенами, навевающими ассоциации с суровым застенком, оператор дает крупные планы лиц.
Забавно, что первым вопросом журналистов к Ширману на презентации картины был "кто играл роли Юсефа и Гонена?" Ширман, расхохотавшись, поведал, что в любой аудитории сразу получает такой вопрос - людям сложно поверить, что живой человек способен на протяжении двух часов откровенно, в мельчайших подробностях, а главное - с видимым удовольствием рассказывать историю своего морального падения. Зритель до последнего сомневается, а не актеры ли перед ним, а когда получает заверения в том, что фильм строго документальный, недоуменно допытывается у режиссера, как ему удалось "раскрутить" героев на такую обескураживающую откровенность и такое демонстративное самокопание. В целом, рассказ Юсефа достаточно малоинформативен: ему не очень интересна судьба погубленных им людей, его гораздо больше интересует собственная персона - его переживания, эволюция его взглядов, душевные терзания, история увлечений и разочарований, об этом он может говорить часами. В отличие от жёстких "Привратников" Мореха, дающих богатейший и эксклюзивный объем фактологической информации, фильм Ширмана может показаться "сопливым" - это попытка понять психологию человека, несколько раз в течение жизни отрекающегося от системы ценностей, от всего, что было свято и дорого.
И вот тут-то выясняется, что никакой системы ценностей-то и не было. О своем душевном повороте Юсеф говорит так, как обычно повеса рассказывает о замене одной мимолетной спутницы на другую, - сегодня нравилась одна, а завтра понравилась другая. Сегодня я истовый мусульманин и борец за свободу Палестины, а завтра я разочаровываюсь в исламе и начинаю работать на Израиль. Герой фильма не стесняется называть суммы зарплат, которые платила ему вражеская спецслужба. О ХАМАС Юсеф говорит не как о деле жизни, а скорей как о семейном бизнесе - то, что в ходе борьбы люди платили за свои идеалы свободой, а зачастую и жизнью, как-то ускользает при этом от его внимания... Юсеф пытается оправдать себя тем, что, мол, его впечатлили пытки, которым ХАМАСовцы подвергали собственных предателей (новые израильские хозяева организовали ему "экскурсию" в ХАМАСовскую тюрьму), однако не стоит забывать, что вербовали Юсефа не в кафе на площади Кикар Цион, а в израильской тюрьме, где он тоже, по его словам, подвергался пыткам и тяжелым испытаниям. Впрочем, тут, как говорится, у Юсефа концы с концами не сходятся - одно дело пойти на предательство под пыткой, под принуждением, а он рассказывает о своей измене как о чем-то совершенно рядовом, - ну, поработал на исламистов, теперь поработаю осведомителем на израильтян. Поначалу он уговаривает сам себя, что перехитрит Шин Бет и станет "двойным агентом", - какое-то время это ему удается, потом, якобы, по мере разочарования в исламе и идеалах борьбы за Палестину, окончательно продает душу дьяволу.
Во всем этом поражает удивительная легковесность суждений - то, от чего обычно люди либо сходят с ума, либо стреляются, Юсефу кажется лишь интересным поворотом собственной биографии. Главное и единственное, что сегодня мучит и терзает Юсефа - не преданная им Родина, не загубленные по его вине жизни, а то, что Израиль, которому он на целое десятилетие посвятил всего себя, оказался неблагодарным - каждый раз отказывает ему в визе и не желает помогать улаживать его отношения с Соединенными Штатами, жить в которых с каждым днем все менее безопасно: для американцев Юсеф прежде всего сын видного "террориста из ХАМАС" и сам в прошлом "террорист", и жить ему сегодня в США не комфортно, а Израиль отказывается принимать его назад. Мораль прозрачней не бывает: предателей все ненавидят, и место на Земле им найти трудно. В Палестине он предатель и подлежит уничтожению, Израиль отмахивается от него, как от назойливой мухи, забыв об оказанных Юсефом еврейскому государству услугах, а для Штатов он мутный тип с мутной биографией, которого при случае надо бы депортировать от греха подальше. Юсеф в кадре сопливится и начинает рыдать, слезы льются из неестественно больших, увеличенных в результате пластической операции глаз, выглядит это совершенно по-бабски и вызывает настоящий когнитивный диссонанс: двойной агент сильнейших спецслужб мира, почти палестинский Джеймс Бонд всхлипывает на экране, как красна девица, искренне не понимая, за что его, такого замечательного, никто не любит.
И вот тут-то нам показывают вишенку на торте. Рассказывая о собственных злоключениях, Юсеф живописует, как в раннем детстве подвергся неоднократному, как он сам отмечает, насилию со стороны какого-то залетного педофила на улице. Пожалуй, единственный стыд, который испытывал в своей жизни Юсеф, это была боязнь рассказать об изнасиловании родителям. Такой вот дедушка Фрейд в жарких палестинах.
После кинопоказа я спросила режиссера Надава Ширмана, почему сотрудники израильских спецслужб, как отставные, так и действующие, настолько легко идут на контакт и готовы выложить перед телекамерой все профессиональные секреты и эпизоды своей, мягко говоря, совсем непубличной деятельности. Немыслимо представить себе наших высокопоставленных КГБ-шников, рассказывающих перед камерой, как они кого ликвидировали - у нас бывших сотрудников госбезопасности не бывает, и человек дает присягу на всю жизнь, а в Израиле вышел на пенсию, и пошёл трепать языком. Красавец Ширман закатил большие зелёные глаза к потолку и сказал, что никогда не задумывался об этом, но предполагает, что Бен Ицхак Гонен легко пошел на контакт и рассказал всё, о чём его попросили, потому что был маленьким человеком в Шин Бет, и кураторство над "Зеленым принцем" был главный, наивысший карьерный успех в его жизни. Собственно, никто бы никогда не узнал, что есть такой шабаковец Бен Ицхак Гонен, если бы не его знаменитый протеже Юсеф. Для Гонена съемка в фильме стала поводом рассказать о себе.
Не могу сказать, чтобы такое объяснение меня удовлетворило, но тем не менее, правда состоит в том, что Гонен действительно уволен с действительной службы, по-прежнему дружит и перезванивается со своим экс-подопечным и очень доволен собой и тем, как сложилась его жизнь, чего о предателе Юсефе сказать нельзя. До конца жизни предатель не найдет душевного успокоения, и в этом, наверно, основная мораль картины.
Художественный фильм Амикама Ковнера "Прибежище" входил в конкурсную программу и, как мне кажется, получил довольно высокую оценку зрителей. Небольшая зарисовка из жизни двух израильских семей во время второй Ливанской войны фокусирует, как увеличительное стекло, проблемы и фантомные болячки еврейской половины израильского общества, находящегося в состоянии перманентной войны, как внешней, так и внутренней.
Один из немногих израильских фильмов, где противоположная, арабская сторона полностью за кадром: являясь сильнейшим и важнейшим фактором существования, она появляется на экране лишь в телерепортажах домашнего телевизора, газетных заметках, ну и давно ставших спутниками жизни всех израильтян звуках рвущихся снарядов. В отличие от большинства именитых израильских режиссеров, в чьих фильмах красной нитью проходит мысль о том, что противоборствующим сторонам надо искать и находить общий язык, для Ковнера всё однозначно: фильм начинается с субтитров, рассказывающих о том, что агрессивная Хезболла атакует мирные израильские города. Все акценты расставлены с первых кадров.
Респектабельная тель-авивская бездетная пара (семья, считающаяся более чем благополучной, которой, однако, вот уже добрый десяток лет не по карману починить электропроводку), принимает к себе пожить семейную пару с обстреливаемого Хезболлой севера Израиля. Боаз и Яли - абсолютно светская семья, в которой отношения давно дали трещину, поначалу подчеркнуто гостеприимны к ортодоксу-фундаменталисту Моти, в отсутствие мезузы прикладывающегося к дверному косяку, и его жене Керен на сносях. В первый же день дают о себе знать бытовые и культурно-традиционные различия (гости удивлены несоблюдением хозяевами кашрута и отсутствием в кухне раздельных раковин), и накапливается взаимное раздражение, - "пришельцы с севера" простоваты, как три шекеля, и практически сразу начинают напрягать. Для хозяина дома война - трагедия, досадная, муторная неприятность, которую надо перетерпеть, пережить, переждать. Для истового иудея Моти война - средство "доказать им, где раки зимуют", и "мы-то им покажем". Разумеется, тут же выясняется, что войны-то "солдат диванных войск" белобилетник и аллергик с врожденным плоскостопием Моти не нюхал (ортодоксально-правоверные сыны израилевы, как известно, военной службы не несут) в отличие от отслужившего Боаза, которому весь этот шапкозакидательский алармистски-безответственный треп поперёк горла.
Слушая перебранки двоих соотечественников, демонстрирующих ментальную и жизненную пропасть, изумляешься, насколько тесен шарик и насколько всё у нас, обитателей шарика, похоже. "Выжечь гадов напалмом!" - "Ну, поди, выжги, боец диванный, что ж не идёшь?" - "Я-то аллергик, а вот ты патриот или нет?"
Не правда ли, что-то до боли напоминает?...
Туристический автобус, на котором подвизающийся водителем Моти возит солдат в зону боевых действий, рассказывая глубоко беременной Керен, что возит туристов на Мёртвое море - это, пожалуй, такой исчерпывающий символ сегодняшнего Израиля получился, выразительней не придумаешь. Не менее выразительный, чем удушающая жара в отсутствие мощного кондиционера, лицемерные семейные ужины с гостями, половина которых готова разорвать (разумеется, только в мечтах) врага на куски, а в реале боящимися отъехать на десяток километров севернее Тель-Авива, практикующий ортодоксальный иудей, не отказывающийся практически при рожающей жене оприходовать жену хозяина дома в шабат, - срез израильского общества в картине Ковнера пусть маленький, но ёмкий.