Заметки о Берн-Джонсе. Король и Нищенка.
"Король Кофетуа и нищая девушка" (1884)
это другой вариант, где лучше видны детали, но цветность похуже
Считается, что на создание этой картины Берн-Джонса вдохновила некая баллада 17 века. Во всяком случае в "Бесплодных усилиях любви" Шекспира упоминается баллада о короле Кофетуа и нищенке Зенелофон. По одной из версий, это был король Африки (!), который ненавидел всех женщин, но красота и кротость нищенки покорили его сердце. Учитывая, насколько во все времена британцы были падки на литературные мистификации с поэтическим привкусом, сложно привести какую-либо достоверную информацию пока (обещаю покопаться в шекспироведении - может, там найдется что-то по этой "балладе").
Берн-Джонс же нашел в этой истории прекрасный сюжет для иллюстрации одной из сквозных идей своего творчества: свойственное романтизму утверждение внесоцициальности и всесильности красоты, понимаемой как духовное, следовательно, высшее начало.
Часто в этой его работе видят морализаторский подтекст, но как-то забывают упомянуть, что т.н. "морализаторство" Б-Дж. носит совсем иной характер, нежели "басенное": в нем нет ни привкуса ханжества, ни неизбежно прокрустова нравоучительства. Он невероятный романтик, и его «морализаторство» столь же наивно, чисто и страстно, сколь любое чувство в противопоставлении к рассудку.
По сути, это во многом отражает собственное кредо художника: понимание, преклонение и служение красоте, но ни в коем случае не красивости.
Внешние данные нищей девушки вполне заурядны и для современного человека скорей странны. В ее чертах отсутствует изысканность, томность или порочность (сравним с Росетти, Уоттерхаусом и проч.). По облику она простой человек, но по значимости она подобна богине или даже стихии. Если может быть стихия кротости. Она словно бы распространяет вокруг себя это состояние: оно охватывает и короля, и двоих на балконе, и даже закат, чуть видный в проеме...
Композиционно девушка размещена слева и выше относительно фигуры короля - традиционное символическое выражение доминации и появления особой сущности, выходящей за нормальные рамки реальности. Босые ноги и обнаженные руки указывают на маргинальность в социальном плане. И это удивительно подчеркнуто тем, что король целиком, наглухо облачен в доспех. Лишь корону, сильно похожую на шлем, он снял - прекрасный образ освобождения сознания и сложения с себя атрибута, то есть ухода от социального статуса. У обоих отрешенное, но вместе с тем напряженное выражение лица, говорящее о значительной внутренней работе, и это моментально выводит нас за рамки социального противостояния.
Мы оказываемся в неком условном пространстве, где происходит, в первую очередь, не любовная история, а духовное прозрение. Странность этого мира образуется и засчет вещественного антуража. Обилие ткани, драпировок запутывает зрителя. Они скрывают мебель, заменяют стены, имитируя или декорируя их - нет возможности ощупью проверить, и создается ощущение ирреальности и зыбкости. Там, где стены или пол видны, их поверхность украшена резьбой или оказывается полированой, почти зеркальной - точно также Б-Дж. изображает ручьи, пруды, водную гладь, и вновь мы не имеет твердой опоры. Слева за портиком купы листьев и плодов, так что создается ощущение, будто не просто помещение украшено лиственными гирляндами, а растения располагаются внутри строения.
На втором плане и еще выше ярусом расположены две загадочные фигуры. Они погружены в разглядывание свитков, возможно, в чтение. Еще один великолепный символ и подсказка: покой, гармония и прозрение далеки от плотского мира и истинный союз - союз, в первую очередь душ, а не тел. И по совместительству, это, конечно, реверанс в сторону зрителя...
Впрочем, и несколько деталей в образе короля создают для нас тропинку из обычного вещественного мира в мир духовного. Его щит, пика, корона в руках, глухие латы со множеством тонко и скурупулезно прорисованных деталей вместе с деревянным портиком образуют рамку первого плана. Взгляд как бы отталкивается от них и проникает в центр картины, где...пусто. Хотя на самом деле это невидимая точка пересечения линий взглядов короля, нищенки и зрителя. Но с другой стороны, доспехи и вооружение настолько условны (почти в такие же латы одет и Персей, например, и Святой Георг), что их вещественная основа растворяется в романтическом флере.
Три плана картины выстроены таким образом, что взгляд движется от тяжелой рамки к едва видному небесному своду, что также, безусловно, является прекрасным символистским приемом.
Как-то непроизвольно акцент у меня сметился на особенности композиции и символику. Но это, пожалуй, определяющие аспекты для этого удивительного полотна. Поверьте, мне всегда искренне жаль, когда подобные уникальные по динамичности, символической наполненности и многозначности каждой детали, картины толкуют в духе наивной морали или примитивного романтизма.
это другой вариант, где лучше видны детали, но цветность похуже
Считается, что на создание этой картины Берн-Джонса вдохновила некая баллада 17 века. Во всяком случае в "Бесплодных усилиях любви" Шекспира упоминается баллада о короле Кофетуа и нищенке Зенелофон. По одной из версий, это был король Африки (!), который ненавидел всех женщин, но красота и кротость нищенки покорили его сердце. Учитывая, насколько во все времена британцы были падки на литературные мистификации с поэтическим привкусом, сложно привести какую-либо достоверную информацию пока (обещаю покопаться в шекспироведении - может, там найдется что-то по этой "балладе").
Берн-Джонс же нашел в этой истории прекрасный сюжет для иллюстрации одной из сквозных идей своего творчества: свойственное романтизму утверждение внесоцициальности и всесильности красоты, понимаемой как духовное, следовательно, высшее начало.
Часто в этой его работе видят морализаторский подтекст, но как-то забывают упомянуть, что т.н. "морализаторство" Б-Дж. носит совсем иной характер, нежели "басенное": в нем нет ни привкуса ханжества, ни неизбежно прокрустова нравоучительства. Он невероятный романтик, и его «морализаторство» столь же наивно, чисто и страстно, сколь любое чувство в противопоставлении к рассудку.
По сути, это во многом отражает собственное кредо художника: понимание, преклонение и служение красоте, но ни в коем случае не красивости.
Внешние данные нищей девушки вполне заурядны и для современного человека скорей странны. В ее чертах отсутствует изысканность, томность или порочность (сравним с Росетти, Уоттерхаусом и проч.). По облику она простой человек, но по значимости она подобна богине или даже стихии. Если может быть стихия кротости. Она словно бы распространяет вокруг себя это состояние: оно охватывает и короля, и двоих на балконе, и даже закат, чуть видный в проеме...
Композиционно девушка размещена слева и выше относительно фигуры короля - традиционное символическое выражение доминации и появления особой сущности, выходящей за нормальные рамки реальности. Босые ноги и обнаженные руки указывают на маргинальность в социальном плане. И это удивительно подчеркнуто тем, что король целиком, наглухо облачен в доспех. Лишь корону, сильно похожую на шлем, он снял - прекрасный образ освобождения сознания и сложения с себя атрибута, то есть ухода от социального статуса. У обоих отрешенное, но вместе с тем напряженное выражение лица, говорящее о значительной внутренней работе, и это моментально выводит нас за рамки социального противостояния.
Мы оказываемся в неком условном пространстве, где происходит, в первую очередь, не любовная история, а духовное прозрение. Странность этого мира образуется и засчет вещественного антуража. Обилие ткани, драпировок запутывает зрителя. Они скрывают мебель, заменяют стены, имитируя или декорируя их - нет возможности ощупью проверить, и создается ощущение ирреальности и зыбкости. Там, где стены или пол видны, их поверхность украшена резьбой или оказывается полированой, почти зеркальной - точно также Б-Дж. изображает ручьи, пруды, водную гладь, и вновь мы не имеет твердой опоры. Слева за портиком купы листьев и плодов, так что создается ощущение, будто не просто помещение украшено лиственными гирляндами, а растения располагаются внутри строения.
На втором плане и еще выше ярусом расположены две загадочные фигуры. Они погружены в разглядывание свитков, возможно, в чтение. Еще один великолепный символ и подсказка: покой, гармония и прозрение далеки от плотского мира и истинный союз - союз, в первую очередь душ, а не тел. И по совместительству, это, конечно, реверанс в сторону зрителя...
Впрочем, и несколько деталей в образе короля создают для нас тропинку из обычного вещественного мира в мир духовного. Его щит, пика, корона в руках, глухие латы со множеством тонко и скурупулезно прорисованных деталей вместе с деревянным портиком образуют рамку первого плана. Взгляд как бы отталкивается от них и проникает в центр картины, где...пусто. Хотя на самом деле это невидимая точка пересечения линий взглядов короля, нищенки и зрителя. Но с другой стороны, доспехи и вооружение настолько условны (почти в такие же латы одет и Персей, например, и Святой Георг), что их вещественная основа растворяется в романтическом флере.
Три плана картины выстроены таким образом, что взгляд движется от тяжелой рамки к едва видному небесному своду, что также, безусловно, является прекрасным символистским приемом.
Как-то непроизвольно акцент у меня сметился на особенности композиции и символику. Но это, пожалуй, определяющие аспекты для этого удивительного полотна. Поверьте, мне всегда искренне жаль, когда подобные уникальные по динамичности, символической наполненности и многозначности каждой детали, картины толкуют в духе наивной морали или примитивного романтизма.