Посмотрев «Венеру в мехах» Романа Полански, я в очередной раз убедился в том, что семейный подряд в кино, как и во всех остальных сферах жизни, недопустим. Режиссер поставил на роль молодой девушки
[1] свою жену, изношенную блондинку со вставными зубами, молодящимися грудями и кожей, до треска натянутой на череп. Более того, г-н Полански старательно забывает о том, что персонаж г-жи Сенье олицетворяет Новую Венеру, свежую, молодую, освобожденную женственность 21-го века, которая глумится над закоснелым сексизмом и оставляет его, привязанного чулками к фаллическому символу (и фаллоцентрическому мышлению, конечно же), догнивать на свалке истории.
В результате наивный (с точки зрения искушенной современности) зритель, не огладывающийся на чины, звания и предыдущие заслуги режиссера, может усмотреть в фильме комический мессидж: путь к эмансипации женщин лежит через стол пластического хирурга; освобожденная женственность - это женственность, освобожденная современной медициной от «слишком человеческих» недостатков.
Можно, конечно, парировать этот упрёк заявлением о том, что модифицированное тело г-жи Сенье бросает вызов репрессивным гендерным шаблонам и сексистским представлениям о красоте. Однако ж, как ни крути, старуха никак не может стать символом чего-либо нового, современного - здесь конфликт уже на семантическом уровне: старуха - это некто старый, а никак не новый
[2]. И, в конце концов, когда посредственная актриса посредственно играет блестящую актрису, великолепно играющую посредственную актрису, выглядит это абсурдно и не очень привлекательно. Короче говоря, г-жа Сенье нанесла «Венере в мехах» ещё больший урон, чем в свое время нанес г-н Питт «Мечтателям» Бертолуччи.
Я так много написал об этом очевидном факте не только под воздействием злобы и отвращения. Таким неоригинальным способом я хочу подчеркнуть, что в тех случаях, когда кино имеет дело с классикой мировой литературы, малейшее снижение концентрации таланта на кубический сантиметр плоти фильма может привести к катастрофическим результатам. В кинолитературном жанре всё должно быть блистательно. Вспомните «Кармен» Карлоса Сауры, вспомните «Идиот» Ивана Пырьева, вспомните, наконец, «Смерть в Венеции» Лукино Висконти. Эти картины оказались состоятельными только потому, что в них не было слабых мест. При создании кинолитературного произведения одна ошибка может разрушить всё. Например, вышеупомянутые «Мечтатели», которые тоже имеют непосредственное отношение к литературе (сценарий написал Жильбер Адэр по мотивам нескольких своих произведений) - и как досадно смотреть на падение этого колосса на глиняных ногах г-на Питта. Из-за одного мелкого паскудника мы потеряли шедевр, который мог бы греметь в веках! А тут - экранизация (или, если угодно, интерпретация) такого сложного и нетривиального произведения, как «Венера в мехах»! Чтобы справиться с такой высокой задачей, режиссер не должен допускать ни малейшей погрешности. Вот почему я так беспощадно и отчасти нудно бичую г-на Полански, у которого от долгой и счастливой семейной жизни вместо головы вырос хуй.
* * *
Я был бы счастлив, если бы проблемы фильма исчерпывались только неверным подбором актеров. Есть ещё одна, крупная, и, я бы сказал, симтпоматическая проблема - концовка. Похоже, что в последние годы у режиссеров появился новый творческий метод: они не читают сценарий (максимум - выслушивают его пересказ), и просто снимают фильм на голом вдохновении и кокаине, ровно до тех пор, пока отснятого материала не хватит на те самые 100 минут родимого, прокатного, кассового формата. Потом из этого массива вырезают минут десять и на их место приделывают Гениальную Концовку. Что-нибудь свежее, остросовременное, актуальное. «Что там у нас сейчас в тренде? Феминизм? Ага, отлично, плевать на этот жалкий сценарий, я придумал Гениальную Концовку!». А поскольку, по мнению гнилой буржуазии и кинематографической черни, «гениальный» режиссер в медалях и звёздах ни при каких обстоятельствах не может сочинить глупую и убогую концовку, его разрушительные идеи не встречают никакого сопротивления (и этот творческий провал уже не спишешь на происки киноиндустрии, наступающей на горло беззащитному творцу: очевидно, что орденоносного автора «Горькой луны», не посмели подвергнуть унижению сценарным доктором).
К здоровому, хоть и уродливому, телу фильма вивисектор Полански попытался прирастить хвост дохлой кошки. Можно констатировать, что операция прошла с летальным исходом. Первые 80-85 минут под кожей несчастной картины ещё чувствовалось биение жизни. Но её сердце остановилось от внезапной, поспешной и неаккуратной инъекции актуального и модного. У искусства слишком короткие ноги для того, чтобы угнаться за модой, очень жаль, что г-н Полански забыл об этом, засмотревшись на сомнительные достоинства своей супруги.
Несмотря на эти деструктивные моменты, я все-таки считаю, что фильм «Венера в мехах» нельзя игнорировать. В нем есть здоровая сердцевина. Если очистить её от наносной гнусности, можно обнаружить интересную и неглупую интерпретацию произведения Мазоха. Сценарист Дэвид Айвз грамотно проработал «Венеру в мехах», дополнил её убедительным и ясным символизмом, придал старому доброму фантазму особое, лирическое звучание, и сумел, вопреки стараниям четы Полански, показать зрителю мазохизм с человеческим лицом. Идеальная любовь, голос которой был приглушен схематизмом мазоховских сцен, могла бы сказать свое слово в фильме Полански, если бы обстоятельства сложились в пользу зрителя.
Нельзя не отметить и блистательную работу оператора, которая делает многое для того, чтобы смягчить вопиющую несостоятельность г-жи Сенье. Только благодаря его трогательной заботе о зрителе я сумел досмотреть фильм до конца.
* * *
Вставные зубы вырвали из наших рук потенциальный шедевр. Фильм погиб в ненасытной утробе г-жи Сенье, и его чистая душа отправилась на небеса. Теперь мы можем созерцать его лишь в умозрении, в те счастливые моменты, когда наш разум соприкасается с миром идеальных сущностей. Но раз уж мы можем получить представление о том идеале, который разрушила чета Полански, по неосторожности выпущенная из клетки, то ничто не мешает нам переснять фильм «Венера в мехах» в воображении. Осмелюсь предложить свою реконструкцию погибшего шедевра. О, это крайне сексистский и неактуальный фильм!
Итак, драматург и режиссер бьется над подбором актрисы для главной роли в театральной постановке «Венеры в мехах». После нескольких десятков проб он совершенно опустошен, измучен, ощущает глухое, мучительное отчаяние («вот так и в реальной жизни мы впадаем в отчаяние после множества проб и ошибок в любви» - скажет ценитель киносимволизма). Блистательный замысел драматурга под угрозой. Его Венеру, холодную Венеру Мазоха, будет играть какая-нибудь безмозглая шлюха, не способная связать двух слов. Раздается стук в дверь. На пробы с изрядным опозданием пришла очередная порция глупости с большими сиськами. Драматург не желает слушать актрису, но она, как это свойственно подлым низовым бабищам, давит на его человеческие чувства - жалость, человеколюбие, сострадание к ближнему. Начинается прослушивание. Драматург пытается объяснить недалекой девушке смысл произведения Мазоха, его культурный контекст, его воздействие на мировую культуру (актриса смотрит на него с удивлением, будто спрашивая: «Ты чё, ебанутый штоле?!»). В момент, когда абсурдность происходящего достигает апогея, в душе героя из отчаяния и опустошенности рождается идеальный образ, идеальная иллюзия. Драматург вдруг начинает прозревать нечто иное за неуклюжими жестами и вульгарной интонацией базарной бабы. «В ней что-то есть! Она - моя Венера» - думает режиссер («Вот так и мы, будучи не в силах снести очередное любовное разочарование, на голом инстинкте самосохранения вымучиваем из себя образ идеальной любви и насильственно прикрываем им убожество первой попавшейся женщины» - добавит уже знакомый нам любитель символизма). Драматург все с большим интересом слушает актрису и начинает подыгрывать ей, вовлекается в театральное действо. Он распаляется, начинает играть по-настоящему, от души, в порыве вдохновения выстраивает здесь и сейчас, на глазах у изумленного кинозрителя, здание своей великолепной пьесы. Драматург всё больше погружается в священное сопереживание искусству, и вот, наконец, творческая сила духа одолевает таки косную материю, фантазм Мазоха воплощается в жизнь. Герой уже привязан к столбу, он ждет невыносимого наслаждения любви. И вдруг (гремит гром!!!) в театр врывается слесарь Николя, жених «Венеры». Некоторое время актриса и её ухажер выясняют отношения, потом обрабатывают своими тяжелыми кулаками хнычущего драматурга (за то, что он жыд и пидарас), а затем скрываются с его кошельком и мобильным телефоном («Вот так и мы, затеяв строительство идеального здания любви, забываем о реальности и неожиданно спотыкаемся о классовые противоречия, отчуждение, капитализм» - вновь вклинивается в мой фильм неугомонный любитель символизма). Громко хлопает дверь театра. Наступает тишина. Занавес милосердно скрывает рыдающего драматурга от взглядов зрителей…
Только что мы пересняли за г-на Полански этот глубокий и поучительный фильм, повествующий о том, что идеальная любовь рождается из субстанции скорби и разочарования, и о том, что этот соблазнительный призрак приводит нас только к своему источнику - скорби и разочарованию. Эта картина побуждает зрителя смело принять отчаяние, в которое нас ввергает убогая реальность, принять его как основополагающую характеристику действительности. Приняв невозможность преодолеть отчуждение не только между людьми в целом, но и между мужчинами и женщинами, мы должны с гордо поднятой головой идти вперед и не скрываться в скорлупу идеалистических мечтаний, которая удушает и унижает всё человеческое в человеке, не смешивать акт творения и блистательную работу ума с суетливыми побуждениями телесного низа, и искоренить в себе «это отвратительное желание быть любимым, истерическое и плаксивое желание, которое заставляет нас вставать на колени, которое укладывает нас на диван и так и оставляет на нем»
[3].
Этот путь к истоку загубленного фильма - не единственный. Я предлагаю читателю посмотреть «Венеру в мехах» Полански, а потом закрыть глаза и посмотреть другое, неродившееся кино. Я уверен, оно вам понравится.
[1] «А она, кажется, действительно красива - эта вдова, и еще очень молода, ей не больше двадцати четырех лет, и очень богата» (Захер-Мазох Л. Венера в мехах. - Спб.: Азбука-классика, 2004. - с. 41).
[2] В связи с этим не могу не вспомнить фильм Седерика Кана «Желание», в котором критика эстетических клише осуществлена блистательным образом и без вставных зубов; неуклюжее, грузное, в каком-то смысле даже вопиющее тело Софи Гиймен будто бы создано для того, чтобы проблематизировать связь между красотой и сексуальностью.
[3] Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. - Екатеринбург: У-Фактория, 2008.- с. 106.