Франческа
Однажды я чуть не стала лесбиянкой. Мне было двадцать один или двадцать два года. Лето, Неаполь, море, жара. Я приехала в Италию совершенно одна, тут же сколотила прекрасную девичью банду: я, немка, турчанка, украинка и испанка. Все - красотки и студентки. Будущие: архитектор, два журналиста, художник и пиарщик. Та еще компания. Вместе мы танцуем и загораем, мажем друг другу спины маслом для загара, меняемся косметикой, пьем «Пину Коладу» в соседних барах, хихикаем со слетающимися на наш «на-любой-вкус» цветник поклонниками, а потом до утра азартно их обсуждаем.
Я в центре событий. Точнее, мои ноги, руки, бедра, кудри и ресницы - в центре событий. Мои мысли - все об одном. Об одной. Я впервые увидела ее за завтраком. Обернулась, почувствовав ее взгляд. И застыла, сжимая в руке стакан сока.
Высокая итальянка. Длинные ноги, длинные руки. Большая грудь, крутые бедра. Широкие джинсы еле держатся на выступающих тазовых косточках. Хлопковая, застираная майка на тонких бретельках. Ни намека на лифчик. Смуглая, вся в веснушках. Руки по локоть в плетеных фенечках. Длинные темно-темно рыжие волосы небрежно скручены в узел у шеи. И зеленые глаза в пушистых ресницах. Ни грамма косметики. Тяжелый взгляд исполдлобья.
Сидит по-мужски, развалившись и рассматривает меня. С головы до ног, туда-обратно. А я обернулась, поймала ее взгляд - и ни вздохнуть, ни отвернуться. Только чувствую, как разгораются щеки и краснеют уши, и ничегошеньки не могу с этим поделать. Потом выыыыыдохнула, попыталась отвернуться, вылила на себя сок, чертыхнулась, вскочила, начала судорожно вытираться салфетками… Когда я обернулась снова, моей итальянки уже нигде не было.
Я на нее наталкивалась везде: в баре отеля, на пляже, на дискотеке, за завтраком и ужином. И везде - этот тяжелый взгляд, эти веснушки, эти рыжие кудри, от которых никак не спрятаться, никак не забыть. Как она играла в волейбол на пляже! Это было уму непостижимо. Играла в мужской команде, подпрыгивала, вытягивалась в струнку, прогибалась в спине - и гасила мяч с такой убойной, неистовой силой, что противники бросались врассыпную. Моя девочка победно ухмылялась, подтягивала рваные шорты, предательски сползающие с тонкой талии, и задорно смотрела в мою сторону. Поднимала бровь и хохотала.
Она это делала для меня. Производила впечатление. И она знала, что я это вижу. Я мучительно краснела и отворачивалась. Я уже, кажется, была влюблена и абсолютно не знала, что мне теперь со всем этим делать. По ночам снилось всякое. Прикосновения мужчин вдруг стали противны: ведь я вся - ее, я вся - для нее.
С каждым днем напряжение нарастало. Мы переглядывались все настойчивее. Я спиной чувствовала ее присутствие, а она была рядом почти всегда. Моя банда уже догадывалась, что происходит нечто серьезное, но никак не могла понять, из-за кого я так безнадежно и смертельно пропала. А я отнекиваалсь и отшучивалась. Не могла сказать правду, боялась спугнуть то, что появилось между нами.
Моя последняя ночь в Италии. Я пью ром с колой и танцую до упаду. Пью и танцую. Она вообще никогда не танцует. Она сидит за столиком, развалившись в этой своей бесстыдной полумужской-полуподростковой позе и смотрит на меня не отрываясь. Пьет фанту. Я танцую. Кто-то из нас должен сделать первый шаг. Черт возьми, это моя последняя ночь тут!
Наконец, она ставит свой стакан на столик, словно нехотя встает и вперевалочку идет ко мне. Я замираю. Сердце колотится так, что подташнивает. В голове мелькает: «да-нет-да-нет-да-нет-да… Да!» Она подходит совсем близко, смотрит на меня сверху вниз: вблизи она еще выше, чем мне казалось. Я поднимаю голову и нахожу в себе силы улыбнуться. Ее веснушки тоже раслываются в широченной улыбке: «Меня зовут Франческа! Мне триннадцать лет! Я все время на тебя смотрю! Ты такая красивая! И так хорошо танцуешь! И так нравишься мальчикам, я вижу! А тебе удобно на таких каблуках? А можно мне гулять вместе с твоей компанией? Не бойся, я вам не помешаю, меня пустят в клуб, потому что я взросло выгляжу! Мне тут так скучно с родителями! А где ты покупала эти сережки?»
Высокий детский голос. Немножко шепелявит. Курносый нос. Веснушки. Кудряшки. Дурацкие широкие штаны. Угловатые движения. Фенечки. Господи, какой же дурой я тогда себя чувстовала.
Я в центре событий. Точнее, мои ноги, руки, бедра, кудри и ресницы - в центре событий. Мои мысли - все об одном. Об одной. Я впервые увидела ее за завтраком. Обернулась, почувствовав ее взгляд. И застыла, сжимая в руке стакан сока.
Высокая итальянка. Длинные ноги, длинные руки. Большая грудь, крутые бедра. Широкие джинсы еле держатся на выступающих тазовых косточках. Хлопковая, застираная майка на тонких бретельках. Ни намека на лифчик. Смуглая, вся в веснушках. Руки по локоть в плетеных фенечках. Длинные темно-темно рыжие волосы небрежно скручены в узел у шеи. И зеленые глаза в пушистых ресницах. Ни грамма косметики. Тяжелый взгляд исполдлобья.
Сидит по-мужски, развалившись и рассматривает меня. С головы до ног, туда-обратно. А я обернулась, поймала ее взгляд - и ни вздохнуть, ни отвернуться. Только чувствую, как разгораются щеки и краснеют уши, и ничегошеньки не могу с этим поделать. Потом выыыыыдохнула, попыталась отвернуться, вылила на себя сок, чертыхнулась, вскочила, начала судорожно вытираться салфетками… Когда я обернулась снова, моей итальянки уже нигде не было.
Я на нее наталкивалась везде: в баре отеля, на пляже, на дискотеке, за завтраком и ужином. И везде - этот тяжелый взгляд, эти веснушки, эти рыжие кудри, от которых никак не спрятаться, никак не забыть. Как она играла в волейбол на пляже! Это было уму непостижимо. Играла в мужской команде, подпрыгивала, вытягивалась в струнку, прогибалась в спине - и гасила мяч с такой убойной, неистовой силой, что противники бросались врассыпную. Моя девочка победно ухмылялась, подтягивала рваные шорты, предательски сползающие с тонкой талии, и задорно смотрела в мою сторону. Поднимала бровь и хохотала.
Она это делала для меня. Производила впечатление. И она знала, что я это вижу. Я мучительно краснела и отворачивалась. Я уже, кажется, была влюблена и абсолютно не знала, что мне теперь со всем этим делать. По ночам снилось всякое. Прикосновения мужчин вдруг стали противны: ведь я вся - ее, я вся - для нее.
С каждым днем напряжение нарастало. Мы переглядывались все настойчивее. Я спиной чувствовала ее присутствие, а она была рядом почти всегда. Моя банда уже догадывалась, что происходит нечто серьезное, но никак не могла понять, из-за кого я так безнадежно и смертельно пропала. А я отнекиваалсь и отшучивалась. Не могла сказать правду, боялась спугнуть то, что появилось между нами.
Моя последняя ночь в Италии. Я пью ром с колой и танцую до упаду. Пью и танцую. Она вообще никогда не танцует. Она сидит за столиком, развалившись в этой своей бесстыдной полумужской-полуподростковой позе и смотрит на меня не отрываясь. Пьет фанту. Я танцую. Кто-то из нас должен сделать первый шаг. Черт возьми, это моя последняя ночь тут!
Наконец, она ставит свой стакан на столик, словно нехотя встает и вперевалочку идет ко мне. Я замираю. Сердце колотится так, что подташнивает. В голове мелькает: «да-нет-да-нет-да-нет-да… Да!» Она подходит совсем близко, смотрит на меня сверху вниз: вблизи она еще выше, чем мне казалось. Я поднимаю голову и нахожу в себе силы улыбнуться. Ее веснушки тоже раслываются в широченной улыбке: «Меня зовут Франческа! Мне триннадцать лет! Я все время на тебя смотрю! Ты такая красивая! И так хорошо танцуешь! И так нравишься мальчикам, я вижу! А тебе удобно на таких каблуках? А можно мне гулять вместе с твоей компанией? Не бойся, я вам не помешаю, меня пустят в клуб, потому что я взросло выгляжу! Мне тут так скучно с родителями! А где ты покупала эти сережки?»
Высокий детский голос. Немножко шепелявит. Курносый нос. Веснушки. Кудряшки. Дурацкие широкие штаны. Угловатые движения. Фенечки. Господи, какой же дурой я тогда себя чувстовала.