Неуслышанные предупреждения Леонида Леонова. Часть 4. "Любимое детище"
«Скутаревский» и судьбы интеллигенции
Следующий роман - «Скутаревский» - вышел спустя всего два года. Затрагивая иные проблемы - судьбы российской интеллигенции в новую эпоху и становление советской науки - он, однако, крепко соединён с предыдущим произведением идейными нитями. Жизненный путь главного героя - учёного-электрофизика Сергея Скутаревского - настоящий подвиг во имя науки. Сын скорняка, вырвавшийся из своей среды исключительно благодаря упорству и жажде знаний, он долгое время не находил применения своему таланту. «Однажды его выселяли за просрочку квартирной платы; в другой раз его чуть не убило при испытании высоковольтного трансформатора. Семья кормилась на копейки», - таков был удел молодого учёного в царской России. Со временем капитал уразумел для себя пользу его открытий. У Скутаревского появились деньги, его имя зазвучало, но не о такой славе он мечтал: «Лихая эта метелица успеха длилась до самой революции; она слепила и мешала работе, которая была его целью, подвигом, схимой и единственным путём к самоутверждению».
Несмотря на предложения западных университетов, после 1917 года он остался в стране и однажды был приглашён на встречу с Лениным - человеком «с именем которого были связаны светлейшие надежды одной и животный страх другой, гораздо меньшей половины человечества». Скутаревский был потрясён: его собеседник не только проявил осведомлённость в вопросах физики, но и предложил «построить новый, со своей собственной подстанцией институт, специально для работ Скутаревского и его немногочисленных учеников. Сергею Андреичу предоставлялись выбор места, оборудованья, составление эскизного проекта и даже самая смета». Советская страна, которая даже в тяжелейшее время смотрела в будущее, дала учёному возможность творить. «Сквозь окопы войны и рогатки блокады сюда привозили осциллографы, - тогда ещё совсем новинки, зеркальные гальванометры, редчайшие компараторные аппараты и те высоковольтные, до миллиона вольт, трансформаторы, которых в ту пору не имели ещё и немцы», - отмечает автор. Ленинская идея всеобщей электрификации соединилась с научной мечтой Скутаревского о беспроводной передаче электроэнергии на любые расстояния.
Но этой мечте тяжело взлететь в поднебесье. Её держат тяжёлые путы окружающего быта. Учёный переживает душевный кризис - словно преодолевает «главный, решающий перевал» в своей судьбе. Случайная встреча с девушкой Женей и последовавшее «землетрясение» в его семье открывают Скутаревскому глаза на окружающих людей. Связанные с ним узами родства, они не только не близки ему - они откровенно враждебны его высоким порывам. Жена - Анна Евграфьевна - относится к мужу свысока. Для неё это неотёсанный «азиатский человек», а заслуженную Скутаревским славу она «конвертирует» в куда более приземлённый капитал. Одержимая «скверным микробом стяжательства», Анна Евграфьевна собирает «произведения искусства». Вот только к истинному искусству все эти вещи, которыми захламлена квартира учёного, не имеют никакого отношения. Вокруг неё крутятся сомнительные личности вроде скользкого мошенника Штруфа - вся эта «горелая человеческая труха», по замечанию Леонова. Они продают жене Скутаревского пошлые фальшивки под видом шедевров. Так, например, Штруф навязал Анне Евграфьевне собственное изображение под видом редчайшего портрета короля Франциска Первого, а та повесила его в кабинете учёного.
Уверив себя в измене мужа, она и жалеет, главным образом, о потере этих безделиц. «И вещи… я собирала их по крохам, менялась, обманывала. Отдать их ей он не посмеет», - жалуется она брату - Петру Евграфовичу Петрыгину. Как и его сестра, этот человек видит смысл в накоплении, но его страсть далеко не столь безобидна. Он ненавидит социалистический строй, и для этого проныривает в один из руководящих органов советской промышленности. По ходу повествования выясняется, что Петрыгин является участником подпольной организации, готовящей диверсии на предприятиях. В своих грёзах он видит, как, «еле поспевая за судьбой и словом, плывут иностранные вымпела к ленинградским воротам революции, топочут грузные сапоги интервенции, шумят казацкие плавни на Дону и колышется мужицкая Сибирь. Турбины вчерашней пятилетки десятками выходят из строя, лопаются маховики, сбиваются с такта моторы… и вот под гром военных оркестров стройный тридцатилетний генерал в треуголке и ботфортах шествует от моря до моря…».
На крючок своего дяди-антисоветчика попадает сын Скутаревского Арсений, что становится причиной тяжёлых размышлений отца-учёного. Они очень далеки друг от друга, и единственный откровенный разговор (вернее, монолог) состоялся в больничной палате, где после попытки самоубийства умирал Арсений. «Я помню тебя, когда ты краснел даже при слове чужой неправды, - с горечью говорит Скутаревский. - Какое нам дело до тех жуликов, что потеряли навсегда свои неправедные сокровища! Драться за них нечестно…».
Леонид Леонов возвращается здесь к мысли, ставшей стержневой в предыдущих произведениях, - к мысли о грузе прошлого, который мешает даже самым сильным личностям полностью встроиться в течение новой эпохи. Скутаревского не просто опутывает затхлый быт семьи, которому он в меру сил противится - он сам бессознательно несёт на себе родовые пятна ушедшей эпохи - это «непобедимое давление мёртвых». Среди них - слабое понимание социальных процессов и индивидуализм исследователя-одиночки. «Ему хотелось сделать много, а выходило мало… Вместе с тем он знал, что недоступное его косноязычным формулам осуществимо уже потому, что об этом мечталось именно ему, Скутаревскому. Так, эгоистически выделяя себя из непрерывного человеческого потока и живя как бы воспоминаньями будущего, он завидовал своему не очень отдалённому потомку, который без усилий достигнет всего, над чем бесплодно корпел он сам», - пишет автор. Глубоко закономерно поэтому, что решающий эксперимент - итог многолетней работы Скутаревского - оканчивается неудачей.
Историческую ограниченность старой интеллигенции может преодолеть новое поколение советских учёных и организаторов производства. В романе Леонова они предстают в образах Фомы Кунаева, Николая Черимова, Джелладалеева и, наконец, девушки Жени, пошедшей в науку. «Вчерашняя романтика всегда хуже сегодняшней, - говорит Черимов, споря с Арсением Скутаревским. - Романтику мы делаем сами… Уезжай куда-нибудь на стройку, где каждая строка стоит иной твоей фронтовой страницы… Ты слышал что-нибудь об ударниках? Иди в массы, растопи свой лёд, не буксуй зря…». «Яростный противник всякого прометейства… он по-прежнему всюду отстаивал взгляд, что под любым изобретением должна подписываться вся масса сотрудников, а не один только его вдохновитель», - описывает автор того же Черимова.
Такие люди, заметим мы, и подняли советскую науку на невиданную высоту. Игорь Курчатов, Сергей Королёв, Сергей Ильюшин и многие другие выдающиеся учёные и конструкторы тоже были выходцами из низов и начали свой путь в науку в те самые «вихревые» 1920-30-е годы. И то, что Леонов сумел разглядеть зарождение этого уникального продукта советской эпохи, говорит о его большой чуткости и прозорливости.
Скутаревский между тем совершает глубокое переосмысление своей гражданской и научной позиции. Мучительный внутренний переворот завершается, наполняя учёного новым смыслом жизни. С этими чувствами он едет по вечерним улицам на завод, чтобы выступить перед тысячами молодых советских рабочих. «Казалось, самая планета ускоряла своё вращенье, и центробежная сила выталкивала из неё цветы, алые знамёна, зелень и неугомонную, певчую человеческую породу.
Езжайте скорее! - сказал Сергей Андреич».
И вот он стоит перед огромной аудиторией… «…Его прервали грохотом рукоплесканий. Было так, точно взорвалось длительное недоумение, разделявшее их до этой минуты, - пишет Леонов. - В этом небывалом приёме… выразилось многое - и прежде всего приглашение разделить свою временную неудачу на миллионы долей… Сердце его колотилось зло, аритмично, точно после крутого спуска с горы, точно перед путешествием в грозную и обширную страну, которая белым глухонемым пока пятном обозначена на картах». В статье, вышедшей вскоре после публикации «Скутаревского», Леонов объяснил эволюцию гражданской позиции своего героя. «Основная тема романа… - показ интеллигента так называемой второй фазы принятия Октября. Первая фаза характеризовалась примерно такой социально-психологической установкой интеллигенции: „Ну что ж, я нахожусь на службе у рабочего класса, но мои старые традиции и мировоззрение остаются в своей полной чистоте и неприкосновенности”. Вторая фаза характерна именно коренным пересмотром этих традиций и принятием Октября уже не только как совершившегося факта, но и идеологически, мировоззренчески, путём окончательного перехода на позиции рабочего класса».
«Любимое детище»
Завершение и высшая точка леоновского трёхкнижия - роман «Дорога на Океан». Сам писатель неоднократно подчёркивал особенность этого произведения, выделяя его среди остальных и называя «любимым детищем». «„Дорогу на Океан” я писал в момент возвышенного настроения, почти физического ощущения величия наших дел и устремлений», - говорил он. И, объясняя смысл книги, добавлял: «Для меня „дорога» была как бы прокладкой магистрали в дальнее будущее мира. Само же название - „Дорога на Океан” - означало не только дорогу и не только „железную”, и не просто на Восток, к Тихому океану, но и к Океану - в понятии вечности».
Философская символика, характерная для всех книг Леонова, обретает здесь наибольшие отточенность и силу. Волго-Ревизанская железная дорога, с которой так или иначе связаны основные действия романа, - аллегория Советского Союза. Как и вся страна, охваченная подъёмом индустриализации, она на пределе своих возможностей выполняет возложенные задачи. В том числе, по перевозке хлеба. «Это было самое грозное слово тех лет. Политическое значение хлеба давно переросло его товарную ценность. По существу, новая эра начиналась с этого первого социалистического хлеба...», - пишет Леонов.
Завязка сюжета связана с катастрофой: с рельсов сошли состав с зерном и несколькими пассажирскими вагонами. Разбираться с причиной крушения приезжает новый начальник политотдела железной дороги Алексей Курилов. Бывший рабочий, участник Гражданской войны, человек большой порядочности и убеждённый большевик, он, как и Увадьев в «Соти», часто думает о будущем: «Курилову всегда хотелось явственно представить себе ту далёкую путеводную точку, куда двигалась его партия. Это был единственный способ куриловского отдыха… Как и большинство его современников, он пугался мысли, что ему не придётся держать в руках зрелых плодов дерева, которое вот уже росло, ветвилось и могучими корнями распирало землю. Он не боялся смерти, он только не хотел её».
Эти мечты о завтрашнем дне образуют как бы книгу в книге. Курилов вместе с автором совершает мысленное путешествие сквозь время, становясь свидетелем первого межпланетного полёта и разумного использования человеком безграничных сил природы: «Мы присутствовали при пуске монументальных гидростанций, и утро, например, когда воды средиземноморской плотины, вскипая и беснуясь, рухнули в Среднюю Сахару и на турбины, сохранится в моей памяти, как величайшее торжество разума и человека, не заключённого в тюремные границы древних государств». Объём статьи не позволяет уделить достаточного внимания этим эпизодам, хотя они содержат просто поразительные предвидения, касающиеся и научно-технического прогресса, и исторических процессов.
Мир будущего разделён на два лагеря. Жаждущие реванша капиталистические «элиты» контролируют обе Америки, в то время как Евразия и часть Африки входят в Северную Федерацию Социалистических Республик. Её костяк составляют СССР и Китай, причём именно на территории последнего, в районе Шанхая, расположена столица федерации - город с названием Океан. «Беззаветный героизм всегда сопутствовал освободительным войнам, но в особенности это сказалось в стихийной атаке китайского народа. От века умевший работать, видеть историческую цель и презирать опасность, он не считал трудодней в свою героическую десятилетку подъёма», - писал Леонов за полтора десятилетия до образования КНР. Решающая схватка двух миров начинается с кровавого контрреволюционного мятежа на островах Индонезии (на ум приходит антикоммунистическая резня 1965-66 гг.), продолжается в джунглях Индокитая (война во Вьетнаме!), а завершается грандиозным сражением в Восточно-Китайском море и на Тайване. Силы старого мира разгромлены, над миром взвивается красное знамя.
Но чтобы эти грёзы стали явью в будущем, Курилову приходится отдавать силы настоящему - благо, работы на железной дороге непочатый край. Построенная ещё в XIX веке («не путь, а исторический памятник», говорит один из её работников), она невольно несёт на себе груз того времени. Член местной комсомольской ячейки Алёша Пересыпкин решает написать её историю и, углубляясь в архивы, открывает пласты многомиллионных махинаций и жестокой эксплуатации строителей - простых русских мужиков. Идейный вдохновитель аферы - уездный предводитель дворянства Орест Бланкенгагель - сколачивает состояние, а железная дорога остаётся памятником хищной поре становления российского капитализма. Её дефекты, порождённые жаждой прибыли дореволюционных дельцов, приводят к авариям и катастрофам уже в советское время, но у новой власти пока не хватает сил, чтобы быстро устранить их.
А поскольку железная дорога в романе Леонова - это символ страны и течения времени, становится понятной тревога писателя за судьбу новой жизни. Путы прошлого мешают разбегу коммунистического «поезда» по той дороге к Океану, которую видит в своих мечтах Курилов. Такими путами являются и те, кто, притворно поддерживая советский проект, втайне жаждет его разрушения. Среди них - бывший белогвардейский офицер Глеб Протоклитов, который участвовал в расправах над красными, а потом, ловко перевоплотившись, вступил в партию и стал делать карьеру на железной дороге. Его, в конце концов, разоблачают, но умирает от болезни почек и Курилов. Этот недуг - тоже своего рода проклятие прошлого, отголосок пыток, перенесённых им в плену у белых.
Но мечта, которая вела за собой Курилова, не умерла вместе с ним. Она продолжает жить в сердцах комсомольцев - Пересыпкина, Сайфуллы, Кати Решёткиной, а также бывшей актрисы Лизы, которая совершает путь из пошлой мещанской среды к честному труду. Курилов отдал силы и саму жизнь преобразованию мира, очищению его от застарелой грязи, и по его дороге к Океану уже идут молодые строители нового общества. Недаром Леонов сравнивает Курилова с мостом «над громадной рекой, проникшей далёким устьем к Океану». «Да, он был как мост, и люди по нему переходили в будущее...», - подчёркивает автор. Если воспринимать произведения Леонова в динамике, как связанные друг с другом картины настоящего и грядущего, то юные ученики Курилова появятся в его следующем романе - «Русский лес». Там комсомольцы - работники депо - по собственному почину построят бронепоезд и отправятся на защиту Москвы от фашистских полчищ. И это полностью оправданная сюжетная эволюция: и Курилов, и его младшие товарищи были готовы пойти на любой подвиг и пожертвовать жизнями ради воплощения великой цели.
Неуслышанные предупреждения
Важность этих трёх романов не исчерпывается тем, что они дают ключ к пониманию переломной и великой эпохи 1930-х годов. Книги Леонова ставят вопросы жизнеспособности советского проекта как такового. Писатель даёт понять, что запас прочности стране придают такие страстные, жертвующие собой подвижники, как Увадьев и Потёмкин, Черимов и Скутаревский, Курилов и Пересыпкин. Благодаря их убеждённости была совершена индустриализация и одержана победа в Великой Отечественной войне. Но Леонов предупреждал, что история может пойти и по другому пути - вспять, в сторону от «дороги на Океан». Это произойдёт, если место названных героев займут беспринципные эгоисты и карьеристы, если великая мечта о преображении мира окажется слабее живучих сорняков мещанства и своекорыстия.
Отметим, что эту же опасность предвидел В.И.Ленин. В работе «Детская болезнь „левизны„ в коммунизме» он писал, что, несмотря на победу социалистической революции, пролетариат по-прежнему окружён мелкобуржуазной стихией, силами старого общества. Эти силы развращают рабочий класс, вызывают в нём «рецидивы мелкобуржуазной бесхарактерности, раздробленности, индивидуализма, переходов от увлечения к унынию». «Сила привычки миллионов и десятков миллионов - самая страшная сила, - предупреждал Ленин. - Победить крупную централизованную буржуазию в тысячу раз легче, чем „победить” миллионы и миллионы мелких хозяйчиков, а они своей повседневной, будничной, невидной, неуловимой, разлагающей деятельностью осуществляют те самые результаты, которые нужны буржуазии, которые реставрируют буржуазию». Противостоять этому в состоянии только строжайшая централизация и железная дисциплина внутри пролетарской партии. «Диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и традиций старого общества», - заключал Владимир Ильич.
В художественной форме эти риски обозначены в книгах Леонова, и особенно в трёх описанных нами романах. К сожалению, эти предупреждения не были оценены в должной мере. После смерти Сталина на смену энтузиазму и пламенному порыву пришли скептицизм и равнодушие, в интеллигентской среде доходившие до открытой ненависти к советскому строю. Государственная идеология омертвела, превратившись в застывший набор догм и ритуалов, в форму без содержания. Предчувствие этой угрозы заметно в «Дороге на Океан». Незадолго до смерти Курилов рассказывает мальчику Зямке сказку. В ней предприимчивый европеец решает использовать легенду, бытующую среди жителей одного азиатского королевства. Легенда эта гласила, что однажды явится белый слон, вместе с которым придут сытость и благополучие. Делец покупает слона у владельца передвижного зверинца и приводит его в королевство. Бедное животное, испугавшись звуков барабанов и труб, начинает крушить всё вокруг и погибает под градом стрел. Но европеец не отчаялся: нанятый им механик снабдил тушу мёртвого слона хитрым механизмом. «Когда в будущем году повторился праздник, слон путешествовал как ни в чём не бывало. Размахивал хоботом, уши дрожали, мигали глаза. Он стал очень уравновешенный, толще и даже красивее в этом виде… Только жаль, что колёсики поскрипывали в ногах по недосмотру техника. Так завёлся собственный бог в черномазом королевстве», - завершил Курилов.
Не напоминает ли эта притча последние десятилетия советской истории? Притаившиеся при Сталине сорняки мещанства, эгоизма, частнособственнических страстишек вырвались на свободу, и пропалывать их оказалось некому. После «перестройки» и разрушения СССР они окончательно опутали собой ту самую дорогу в будущее, которая, будучи заброшенной, сегодня еле угадывается в колючей и бесплодной сорной чащобе…
Леонов на сцене
Но пока на дворе - 1930-е годы, самые активные для Леонова не только в творческом, но и в общественном плане. Он активно участвует в создании Союза советских писателей, избирается членом его правления, много ездит по стране. И если первая половина десятилетия была отмечена, главным образом, работой в жанре крупной прозы, то вторая половина 30-х годов - расцвет Леонова как драматурга. Абсолютно неверно было бы считать такой переход отливом творческой энергии писателя. Отдельные пьесы этого периода не уступают по значительности лучшим его романам. В них поднимаются не менее острые проблемы современности и ставятся не менее глубокие вопросы, касающиеся настоящего и будущего. «Драматургия… есть самый тяжёлый в смысле ёмкости труда, самый высокий и доходчивый литературный жанр, - подчёркивал сам Леонов. - В этом жанре вполне отсутствует всякая беллетристическая орнаментика; с самого начала автор обязан вскрыть, так сказать, двигательный нерв события, - и, таким образом, зритель с самого начала становится нелицеприятным судьёй наших персонажей, на чьих примерах мы хотим показать борьбу, происходящую в человеческом обществе».
Одна из лучших пьес Леонова - «Половчанские сады», была поставлена в 1939 году. Вся она буквально пронизана предвоенным напряжением, но, вместе с тем, убеждённостью в силах страны. Главный герой - директор плодового совхоза Адриан Маккавеев - настоящий подвижник своего дела, буквально живущий своим хозяйством, его нуждами и проблемами. Огромный сад - своеобразная метафора советской страны, недаром выведенный в совхозе новый сорт яблок получает название «Родина». Но богатства Маккавеева - не только плодовые деревья, но и его дети. Пять сыновей, среди которых моряк-подводник, танкист, врач, инженер и спортсмен, тоже служат родной стране. «Я понимаю подвиг как цветение мужества и зрелости. И я ввёл бы это обязательным для каждого комсомольца страны. Покажи себя родине во весь рост, незнакомец!» - говорит один из них, Юрий. Со всех концов страны съехались они к отцу на день его рождения.
Но вместе с радостью приходит тревога. Одновременно с гостями желанными появляется гость нежданный - Матвей Пыляев. До того, как стать женой Маккавеева и заменить мать его сыновьям от первого брака, Александра Ивановна родила от этого человека двух детей. И вот теперь, спустя много лет, этот духовно опустошённый, озлобленный и одинокий человек появляется в доме своего антагониста. Пыляев продолжает череду образов, через которые выступает старый мир. «Мне всё чудится, вот двери рухнут, и целое кладбище ворвётся за ним», - говорит Александра Ивановна. И действительно, несчастье не замедлило себя ждать: в семью Маккавеевых приходит известие о гибели одного из сыновей - Василия - при испытании подводной лодки в полярных водах. Таково дыхание близкой войны. «Родина готовится к бою… Воздух… жёсткий на ощупь», - говорят герои пьесы. Впереди всех их ждут тяжёлые испытания. Вряд ли выживут сады, расположенные неподалёку от западной границы. Но Родина будет жить, пока есть такие люди, как Маккавеев и его сыновья - готовые к подвигу «перья в крыле огромной птицы».
В эмигрантской и постсоветской критике Леонова нередко называли конъюнктурным писателем. Это грубое заблуждение. Леонов действительно проникся тем вихрем созидания, который охватил страну. Но он не скрывал ни от самого себя, ни от читателя беспокойства за явления, имевшие место в то сложное и неспокойное время. Это приводило к тому, что вокруг каждого творения писателя разворачивались настоящие бои, в которых сталкивались положительные и отрицательные оценки. Наиболее конфликтным в этом смысле произведением стала пьеса «Метель» (1940). Всё её действие происходит в квартире Степана Сыроварова - «директора чего-то». Этот человек ведёт двойную жизнь. Брызжа трескучими фразами о коммунизме и пролетариате, он бредит «красивой жизнью» и втайне готовится осесть за границей. Для этого Сыроваров пускается в валютные махинации: «задумал уберечь себя от будущего и вот перекинул украдкой краюху хлеба через забор, на чёрный день». Тех же своих сотрудников, которые становятся на его пути, директор нейтрализует доносами с обвинениями в контрреволюционной деятельности.
Не касаясь подробно столь обширной и противоречивой темы, выскажу лишь одну мысль. В оценке репрессий 1930-х годов одинаково неверными являются как раздувание до солженицыновских «ста миллионов», так и полное их оправдание. То, что жертвами становились не только реальные враги, но и безвинные люди, что репрессии сопровождались истерией доносов и взаимной подозрительности, показал Леонов. Причём показал настолько открыто, как никто из современников. Чего стоит обмен репликами между персонажами пьесы:
«Лизавета. …У нас по району ровно ветровал прошёл. На каланче один уж сколько годов стоял, старичок, а на деле открылося, всё объекты высматривал. Шпиён турецкий оказался.
Иван. Мамань, это который из райфо - турецкий, а тот, с каланчи, африканский».
Не менее смелым стал и сам сюжет пьесы. Советский руководитель Степан Сыроваров оказывается подлее, чем его брат Порфирий - бывший белогвардеец и эмигрант, заслуживший возвращение на родину раскаянием и участием в гражданской войне в Испании на стороне республиканцев.
Наверное, в условиях приближающейся большой войны и необходимости быстро скреплять общественные трещины это показалось перебором. Постановлением Политбюро ВКП(б) пьеса «Метель» была запрещена к постановке. Но никаких других последствий за этим, несомненно, неприятным для писателя событием, не последовало. Леонова не арестовывают и не ограничивают свободы передвижения. В конце 1940 - начале 1941 года он совершает новую поездку в Среднюю Азию, плодами которой стали несколько замечательных очерков.
https://www.politpros.com/journal/read/?ID=8009&journal=249