Неуслышанные предупреждения Леонида Леонова. Часть 1. "Торжество беспамятства", "Яд от Быкова"
Глубина кризиса, в который тридцать лет назад погрузились общества Российской Федерации и других бывших советских республик, чётко видна на примере литературы. Действительно талантливые произведения и великие имена либо замалчиваются, либо преподносятся в ложном свете. Их место заняла агрессивная серость, чей успех прямо пропорционален объёму грязи, выливаемой в окружающее пространство. Это видно на примере отношения к таким выдающимся мастерам слова, как Леонид Леонов. Изложенные в его книгах мысли сегодня пытаются извратить, навязав читателям ложное представление о писателе, и без того почти позабытом в современной России.
Торжество беспамятства
От чего зависит количество читателей у автора? Первое, что приходит на ум - от таланта. Но это условие далеко не всегда является достаточным. Вспомним, как горячо надеялся Пушкин на время, когда:
Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
И назовёт меня всяк сущий в ней язык…
Чтобы понять чувства поэта, нужно иметь в виду, что даже самые выдающиеся мастера слова в царской России оставались писателями для образованного круга. А круг этот даже в начале XX века был очень узок. Положение изменилось после Великой Октябрьской революции. Поставив своей целью искоренение неграмотности, формирование образованной и всесторонне развитой личности, Советская власть сделала культуру достоянием всего общества. Литература - как классическая, так и современная - пошла в массы. Она перестала быть чем-то чуждым для человека, превратилась в часть его повседневного бытия. Начиная со школы - и даже раньше, с детского сада! - литературные сюжеты и герои окружали советского жителя и сопровождали его всю жизнь. Они напоминали о себе со страниц советских газет и с экранов советского телевидения, а цитаты и образы стали частью обыденного лексикона.
Это поражало иностранцев. Побывав в 1957 году на Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Москве, будущий лауреат Нобелевской премии Габриэль Гарсиа Маркес как нечто фантастическое описывал беседу с советским студентом, случайно встретившимся ему на улице. Узнав о национальности собеседника, молодой человек решил поговорить о латиноамериканской поэзии и, к стыду Маркеса, оказался куда большим знатоком предмета, чем сам гость. Даже в самых развитых западных странах знание литературы и, в целом, знакомство с высокой культурой - удел элиты.
В этом смысле разрушение Советского Союза действительно стало возвращением к «общемировым ценностям» и обретением России, «которую мы потеряли». У современного жителя страны нет прямых путей к русской литературе. Связующим звеном ещё остаётся школа, но с каждой новой реформой эта тропка становится всё уже. Всё труднее человеку нащупать её, чтобы, преодолевая колючие заросли и топкие трясины современной эрзац-культуры, выйти на прямую и светлую дорогу любви к родному слову.
Потери, которые принёс с собой отказ от социализма, невозможно подсчитать. Но то, что он обернулся забвением огромного числа имён и вымыванием целых пластов культуры, совершенно очевидно. Сильнее всего пострадала советская литература. Идеологи рыночной России рисуют ложную картину той эпохи, как смеси страха, равнодушия и конформизма, где промышленность производила «одни галоши», а народ втайне ненавидел строй и постоянно дрожал за свою жизнь. А поскольку социалистическая культура легко опровергает эти мифы и проливает свет на истину, сегодняшние ниспровергатели хотят покрепче заколотить это окошко и не дать людям взглянуть через его незамутнённое стекло и на наше прошлое, и на настоящее.
Одним из тех великанов, которых пытаются задвинуть в пыльный угол беспамятства, является Леонид Леонов. Сегодня его имя почти забыто, хотя по своему таланту этот писатель уступает в XX веке разве что Шолохову и Горькому. «Он, Леонов, очень талантлив, талантлив на всю жизнь и - для больших дел», - писал последний ещё в начале 1930-х годов, добавляя, что Леонов продолжает дело классической русской литературы - дело Пушкина, Грибоедова, Гоголя, Тургенева, Достоевского и Льва Толстого. «…Его талант, глубоко радуя меня, позволяет мне уверенно ждать от молодого автора книг, которые могуче послужат делу возрождения человечества, делу объединения его в единую всемирную семью», - подчёркивал Горький. А вот мнение младшего современника писателя - Юрия Бондарева: «На таких мастерах, как Леонов, держится и русская, и европейская культура».
Что же касается Булгакова или Солженицына, которым либеральной пропагандой поручено представлять советскую литературу, Леонов выше их по меньшей мере на целую голову. Однако 100-летие Солженицына празднуется с общероссийским размахом и с установлением памятников, а леоновские юбилеи - будь то столетие или 120-летие - сопровождает молчание. Но это молчание не служит мерилом значимости писателя. В современной России оно почётнее всех фальшивых фанфар.
Отступление первое. Обретение Леонова
Прежде чем начать разговор о жизни и творчестве писателя, позволю небольшое личное отступление. Выше уже говорилось о непростом пути современного человека к литературе (под этим словом, конечно, понимается настоящая литература, а не низкопробные поделки). Автору, родившемуся в 1980-е годы, также пришлось идти к Леонову окольными путями, от одной вешки к другой, пока мир этого писателя не распахнулся в своей громадной и захватывающей дух шири. Первой такой вешкой стал 6-й том Литературной энциклопедии 1932 года, неведомо как (спросить, к сожалению, уже не у кого) оказавшийся в дедушкиной библиотеке. Перелистывая её, я обратил внимание на статью о Леонове. Что именно зацепило десяти- или одиннадцатилетнего подростка, точно вспомнить трудно. Может, выразительный портрет писателя. А, может, и сам объём статьи, который при молодости её героя - а Леонову тогда было всего 33 года! - немногим меньше статьи о М.Ю.Лермонтове и вдвое больше статьи о Н.С.Лескове, помещённых в том же томе. Бросается в глаза и иллюстрация - изображение обложки «Полного собрания сочинений» Леонова 1930 года. С возрастом писателя подобные иллюстрации, согласитесь, вяжутся туго!
Впечатление усилило пришедшее примерно в то же время сообщение о смерти Леонова, смутно запомнившееся реакцией родителей: «А мы думали, его давно уже нет в живых!». После этого была и попытка (признаюсь: неудачная) осилить «Русский лес», и пробравшая буквально до дрожи статья «Утро победы», опубликованная «Правдой» 30 апреля 1945 года. Этот номер подарил коллега, знавший о моём увлечении советским прошлым.
Постепенно возраставший интерес в конце концов заставил меня без раздумий протянуть руку к полке букинистического магазина с репринтным изданием романа Леонова «Барсуки». Буквально проглоченная, книга не только не утолила, а многократно усилила читательскую жажду. Вот тут-то произошло то, что могло раз и навсегда положить конец едва начавшемуся «роману» с леоновским творчеством. Поиски информации привели к работам современных критиков, среди которых небезызвестный Дмитрий Быков.
Отступление второе. Яд от Быкова
«Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно». Человек, ненавидящий социализм, призывающий реабилитировать генерала Власова и сокрушающийся о недальновидности Гитлера, который своим антисемитизмом, дескать, оттолкнул от себя русскую интеллигенцию, объявлен в современной России главным специалистом по советской литературе! Увы, это не гипербола. В то время как настоящие литературоведы живут на полунищенские зарплаты и, если публикуются, то в малотиражных нынче научных журналах, Быков демонстрирует прямо-таки феноменальную плодовитость. За последние годы им изданы биографии Пастернака, Маяковского, Горького и целых два сборника с претенциозными заголовками «Советская литература. Краткий курс» и «Советская литература. Расширенный курс». Добавьте к этому беспрестанное мельтешение Быкова по телеканалам и печатным изданиям (причём всё чаще именно в роли главного эксперта по советской литературе!) - и картина будет полной.
Главная опасность в том, что Быков, по сути, создаёт новый взгляд на словесность прошлого века. Крайне вольно обходясь с фактами и охотно подменяя их сальными, сомнительного происхождения байками, он сознательно лишает советских писателей причитающегося им по праву таланта и простого человеческого уважения. Нет, формально Быков отдаёт должное и Горькому, и Маяковскому, и тому же Леонову, называя их великими мастерами. Но с восхвалениями чередуются мысли-вирусы, заряженные на сомнение и даже отвращение к личностям писателей. При желании их несложно опровергнуть, и вдумчивый читатель обязательно обойдёт стороной эти зловонные пятна. Но Быков, вероятно, руководствуется словами дона Базиля из «Севильского цирюльника»: «Я видел честнейших людей, которых клевета почти уничтожила. Поверьте, что нет такой пошлой сплетни, нет такой пакости, нет такой нелепой выдумки, на которую в большом городе не набросились бы бездельники, если только за это приняться с умом, а ведь у нас здесь по этой части такие есть ловкачи!».
Характерный пример - описание смерти старшего сына Горького - Максима. По утверждению Быкова, когда тот умирал на втором этаже дачи в Горках от крупозного воспаления лёгких, отец «сидел внизу… и беседовал со Сперанским [советский учёный-медик А.Н.Сперанский] об институте экспериментальной медицины, о том, что надо сделать для его поддержки, о проблеме бессмертия. О Максиме не говорили. Когда в три часа ночи к Горькому спустились сказать, что Максим умер, он побарабанил пальцами по столу, сказал: „Это уже не тема„, - и продолжил говорить о бессмертии».
Как обычно у Быкова, ссылка на какой-нибудь документ отсутствует. Однако обнаружить первоисточник не составляет большого труда. Это - воспоминания самого Сперанского. Действительно, в них приводятся указанные слова Горького. Вот только сказаны они были спустя несколько часов после смерти сына и не Сперанскому, а лечившим Максима врачам. Сухость высказывания, скорее всего, вызвали сомнения Горького (и он в этом был не одинок) в правильности назначенной терапии.
При этом Сперанский постоянно подчёркивает глубокие - хоть и не проявляемые бурно - страдания Горького. А любовь писателя к сыну общеизвестна. Дочери Максима - Дарья и Марфа - вспоминали, как после смерти их отца дедушка набросил его пальто себе на плечи и не расставался с ним до конца жизни. «Последняя встреча с дедушкой была связана как раз с тем, чтобы мы
не забывали папу, самого близкого дедушке человека, - говорили они. - После смерти Максима главной любовью Горького были мы, две маленькие девочки, жившие с ним в Горках, на даче. Смерть Максима фактически его сломила. Он сидел в кресле перед камином, мы с Дарьей присаживались рядышком, и весь разговор сводился к отцу».
Данный пример хорошо показывает манеру обращения Быкова с литературным прошлым. Единственное, что заслуживает его одобрение - случаи (нередко взятые с потолка) конфликтов писателей с Советской властью. Вот тут-то его страсть к обличениям вспыхивает с поистине ветхозаветной пылкостью. На советский строй, и особенно сталинский его период, обрушиваются все мыслимые и немыслимые громы и молнии. Быкову не хватает «самой малости» - элементарной доказательной базы - чтобы эти обличения превратились в суровый приговор прошлому. Но, как известно, подобными пустяками критик и его единомышленники легко пренебрегают.
Среди жертв этого безжалостного и, самое главное, необъективного препарирования советской литературы оказался Леонид Леонов. Начать нужно с того, что Быков просто не любит этого писателя, в чём откровенно признаётся: «скажем сразу: Леонов был, вероятно, плохим человеком» (статья «Леонид Леонов как певец Апокалипсиса»). Для объяснения своего категоричного вердикта автор приводит не менее скользкие анекдоты, как в случае с Горьким. А это автоматически напитывает ядом все последующие утверждения. Например, такие: «Весь корпус леоновских текстов… производит впечатление антивещества, сверхтяжёлого и чужеродного: совершенно нерусская, вообще нечеловеческая конструкция». Или: «Это был писатель редкого, небывалого ещё в России типа - писатель без идеологии, с одной огромной и трагической дырой в душе, с твёрдым осознанием недостаточности человека как такового, непреодолимости его родового проклятия».
Чтобы хоть как-то обосновать свои слова, Быков безапелляционно заявляет, что собственные мысли Леонов вкладывал в уста отрицательных персонажей. Уловка дьявольски хитрая. Она способна запятнать любого писателя, вывернув наизнанку всё его творчество, а заодно и личность. Отождестви Шекспира с Яго, Пушкина - с Сальери, Салтыкова-Щедрина - с Иудушкой Головлёвым, Достоевского - со Смердяковым, и - мели Емеля! - можно поставить с ног на голову всю мировую культуру, поменяв местами чёрное и белое, добро и зло. Заронить это ядовитое семя много ума не надо. Куда труднее искоренить его всходы, для чего нужно не только хорошо знать творчество писателя, но и относиться к нему с уважением. Без этого популяризация - если только можно назвать этим словом быковские и аналогичные им опусы - становится видом забвения. Причём даже более глубоким, чем обычное…
Когда режут по живому
«Теория» Быкова, как ни печально это признавать, дала глубокие корни. Своё влияние она оказала и на такого, безусловно, талантливого современного писателя, как Захар Прилепин. Несколько лет назад в серии ЖЗЛ вышла его книга, посвящённая Леонову. Нужно признать, что Прилепин проделал огромную работу, возвращая фактически забытого мастера широкому кругу читателей. Многие из мифов - и родившихся ещё в советское время, и сфабрикованных современными судиями от литературы - нашли в этой книге подробное и аргументированное разоблачение.
Однако полностью сбросить шлейф псевдо-истин автору не удалось. Что, возможно, объяснимо чувством признательности, ведь именно Быков, по словам Прилепина, подсказал ему идею жизнеописания Леонова. Поэтому те идеи-вирусы, что с такой настойчивостью навязывает нам Быков, нашли продолжение в этой книге. Среди них и «презрение писателя к человеку как таковому», и его «глубинный антисоветизм». Заразившись ими, Прилепин стал отбирать для их подтверждения факты биографии Леонова и под определённым углом подавать его творчество. Что неизбежно породило новые мифы.
Самой большой ошибкой биографа стало стремление угодить либеральной публике. Для этого отношение Леонова к Советской власти преподносится как скептическое и даже враждебное - за исключением очень короткого периода «очарования» в начале 1930-х годов. А сталинская эпоха изображается Прилепиным как настоящий кромешный ад. «Мясорубка продолжается», - так названа одна из подглав, где живописуются «кровавый абсурд чисток», «нечеловеческие, иезуитские методы ведения фальсифицированных следствий» и «прочие жуткие признаки эпохи» (всё это - цитаты Прилепина). Но и повседневная жизнь «несчастных» граждан, по Прилепину, была не лучше: «…атмосфера осклизлой мерзости наступившего времени со всеми его пакостными приметами - от неустанного доносительства до нового социального расслоения и разделения совграждан на „чистых„и „нечистых„. Таким оборотам позавидовал бы каждый записной антисоветчик - от поношенного Сванидзе до восходящей звезды Дудя!
Что двигало автором, непонятно. Попытка пробудить интерес либеральной кучки к писателю? Но «своим» для этой публики Леонов никогда не станет. Прежде всего, из-за своего - на этот раз действительно глубинного! - неприятия лицемерия, торгашества и мещанства. А вот широкие читательские массы подобные моменты могут отвратить от Леонова и его книг раз и навсегда.
Беспощадная вивисекция леоновского творчества продолжилась в вышедшем в 2013 году собрании его сочинений. Составителем шеститомника стал всё тот же Захар Прилепин. Наследие писателя подвергнуто им строгому отбору. В частности, из собрания выброшен «Русский лес» - один из самых известных и, не побоимся сказать, лучших романов Леонова, а также пьесы и повесть о войне «Взятие Великошумска». Составитель не скрывает мотивов своего жестокого приговора. «Русский лес» он называет «непроходимо советским, очень искусственным и тяжёлым», пьесы - «ходульными и просто ужасающими»,
а «Взятие Великошумска» - «просто советской повестью». Что, видимо, в глазах Прилепина является серьёзным преступлением. Таким образом, составитель отсёк все произведения Леонова, посвящённые Великой Отечественной войне. А это трудно объяснить недосмотром. Это сознательно совершённая, а потому непростительная ошибка. Зато собрание сочинений сопровождает целых три сопроводительных статьи - самого составителя, упомянутого Дмитрия Быкова и журналиста либеральных взглядов Олега Кашина, также записавшегося в знатоки леоновского творчества...
Признаюсь: после прочтения статей Быкова и книги Прилепина я сам испытал немалое смущение. Простор леоновского творческого космоса только открывался передо мной, и дать справедливую оценку их суждениям было сложно. Но острые противоречия, в которые эти идеи вошли с моими собственными впечатлениями, были настолько глубокими, а нотки в отдельных пассажах современных критиков - настолько фальшивыми, что я принял решение разобраться во всём сам. Единственным средством стало чтение Леонова - от его автобиографических статей до романов. Поэтому теперь, после, может быть, необоснованно затянувшего вступления, перейдём к самому писателю - его жизни и его творчеству.
https://www.politpros.com/journal/read/?ID=8009&journal=249