"Своя чужая война"
В начале этого года вышла в свет книга «Своя чужая война: Дневник русского офицера Вермахта 1941-1942 гг.» (изд-во «Посев», редактор-составитель О.И.Бэйда). Это впервые публикуемый и аннотированный дневник Ростислава Вадимовича Завадского (1908-1944), русского эмигранта «первой волны» (Югославия, Бельгия), вступившего в 1941 г. в «Валлонский легион» (373-й пехотный батальон Вермахта) на должность переводчика, и охватывает период c августа 1941 по июнь 1942 гг. Если попадётся - весьма рекомендую к прочтению.
Начало описывает отъезд эшелона из Брюсселя и подготовительный период в военном лагере в Польше. Тут до войны ещё далеко, и Завадский время от времени иногда даже шутит. Объект большинства шуток - бельгийцы. Конечно, во многом это предвзятый взгляд иностранца, своего рода психологическая компенсация за «sale étranger» и т.п. Но местами, я думаю, всё-таки справедлива поговорка «со стороны виднее» :-) Например:
«Началось с интриг и шантажа. Каждый рексист (член ультраправой Рексистской партии Бельгии, из членов которой и формировался «Валлонский легион» - В.К.) знает всю подноготную другого, система чисто бельгийская.»
«...одного бедного бельгийца лейтенанта перевели на фельдфебельское положение. Причина - был только представлен во время [Первой мировой] войны к производству [в офицеры], а не произведен, что мы узнали давно. Кажется, немцы начинают высказывать свое неудовольствие, какие же идиоты эти бельгийцы. Среди солдат тоже не всё ладно. Оказывается, многие ехали к[а]к на пикник, есть бифштексы, couche avec des femmes, polonaises et russes (фр. «спать с женщинами, польскими и русскими» - прим.). Приехали, а тут их заставили маршировать и работать, как не взроптать.»
«Вечером говорил Дегрэль (Леон Дегрель - лидер Рексистской партии, в то время своего рода «комиссар» Легиона - В.К.)... Тема была: «История Бельгии». Конечно, выходит так, что все великие реформаторы и вообще велик[ие] люди вышли из Бельгии, а начало Бельгии надо считать за 300 лет до РХ.»
«Нет, положительно, бельгийцам не дано свыше ходить в ногу, и вообще по-человечески. Чем выше звание - тем отчаяннее ходят.»
«Относительно же работы, буду делать вид, что очень занят, система знакомая - бельгийская.»
«Легионеры, какое громкое название, но посмотрим их в деле, если их только до этого дела допустят. На мой взгляд, это просто сброд всякой сволочи, среди которой изредка проглядывают приличные люди. А сколько из этих приличных людей окажется приличными солдатами? Становится как-то жутко, нам, русским, надо быть начеку - нас не любят.»
«Какая разница в воспитании и психологии немцев и бельгийцев. Первые не могут понять бельгийской распущенности и только качают головами, да разводят руками. А я сказал бы, что в смысле дисциплины, бельгийская армия не имела еще таких подтянутых солдат, к[а]к наши легионеры, которые, конечно, на самом деле являются пока сбродом.»
«Просидел весь вечер с немецкими офицерами, показывали фокусы. Кстати, они весьма падки на питие и буйны во хмелю - ломают вещи, стреляют и пр[очее]. Картинки знакомые нам, но не бельгийцам, которые дивятся.»
«Руло выставили, куда-то переведут. Кто прав, кто виноват - не знаю. Думаю, что просто один хотел съесть другого. К[а]к характерно для бельгийцев. Маленькая страна, маленькие люди, мелкие души - дизьем (фр. «десятая часть» - прим.)!»
Дальше описывается выдвижение на фронт. Кстати, в описываемый период «Валлонский легион» был в знакомых по новостям последних недель местах: Славянск, Краматорск... Некоторые зарисовки:
«Сейчас стоим в Знаменке... Забавно, что когда начинаешь говорить на русском языке, то люди спрашивают, откуда я так хорошо знаю украинский. Произошло какое-то смешение наречий за эти года.»
«Украинцы безобразничают и притесняют русских. Повторяется старая история, которая не пройдет и на этот раз.»
«Заметил еще, что к русским, т.е. московитам, отношение недоброжелательное. Говорят, что они за сов[етскую] власть и все беды приписывают им. Жалко, что нет возможности проверить это на месте, но думаю, что это пропаганда.»
Ну а дальше идут фронтовые будни, и уже совсем не до шуток:
«Становится тяжело, нам здесь не место... Нетактичные намёки и разговоры одних, видимая нелюбовь других. Мы, русские - гунны, дикари, народ, который вообще надо уничтожить и проч[ее]. И это идеалисты, поднявшие знамя борьбы с коммунизмом! - Мелко плаваете, г.г. бельгийцы. Дело Ваше умрет вместе с Вами, а русский народ, кроме того, Вам этого не забудет. Может, и простит, но не забудет. Камень в нищего. Плевок в униженного и оскорбленного... Пока же, смейтесь над развалившимися и покривившимися домиками, с их полуголодными и грязными обитателями, или над военнопленными, давящими своих вшей. Это интересно и смешно. Бог Вам судья!»
«Они шли-ползли медленно, едва передвигая ноги, одетые во всякую рвань... Когда на них наводили яркий луч электрического фонаря, никто не реагировал. Было их тысячи три. Некоторые в изнеможении падали. Тогда их подбирали и бросали к[а]к мешок на телегу, едущую сзади. Один из упавших представлял из себя гниющую массу мяса, покрытую лентами того, что было раньше шинелью. Передвигаются они больше пешком, а если в вагонах, то набитых до отказу. Зрелище, от которого кровь стынет в жилах, и начинает тошнить. Обреченные! Я Вас никогда не забуду.»
«Наши офицеры и солдаты ходят смотреть и снимать фотографии расстреливаемых партизан и рабочих. Происходит убийство по методу ЧК. Занимаются этим жандармы. Нашелся один любитель и среди легионеров. Утром мать одного из расстрелян[ных] руками разгребала едва засыпанные землей тела и, найдя своего сына, оставила над ним три цветка. Бедная женщина, бедный 18 лет юноша. Ты погиб так просто - выстрел сзади за ухом и пинок ноги, чтобы свалить тело в яму, которая тебя ждет. Но о тебе останется память в виде фотографии у одного из любителей сильных ощущений...»
«Своим поведением и мероприятиями немцы восстанавливают против себя население. Встречали как избавителей, нелицемерно. Воевать не хотели, сдавались к[а]к могли. А теперь говорят, что при советах жилось лучше. Прошло ведь только 3 месяца; что же будет дальше?! Происходит грабеж среди бела дня. Многие нем[ецкие] солдаты просто забирают, что им понравилось, без всяких денег. Мародерство начинает расцветать махровым цветом.»
«Как этот несчастный народ научился безропотно страдать и даже умирать. Не ропщут несчастные пленные солдаты, терпящие побои и ужасное обращение, еще не виданное нигде. Не ропщут дерущиеся на фронте красноармейцы, двигаемые какой-то страшной и не вполне еще мне понятной силой, - отвратительно одетые и обутые и, казалось бы, не имеющие тех высоких идеалов, за что стоит драться. Или, может, я ошибаюсь, произошла какая-нибудь перемена, что-то сдвинулось? Не ропщут расстреливаемые партизаны, они идут на смерть спокойно и умеют красиво умирать. Они не просят пощады и знают, что их ждет через несколько минут смерть, от выстрела сзади за ухом. Страшную, непостижимую силу имеет народ русский. С этой силой не справиться ни одному народу в мире. А если эта сила уже пошла по верному пути, и в сознании всего народа ярко определилась конечная цель? Если бы это было так!..»
Записи в дневнике Завадского заканчиваются в начале июня 1942 г. Он временно покинул «Валлонский легион», уехав в отпуск в Бельгию, где и оставил свой дневник на хранение родным. Очень вероятно, что он начал новую тетрадь дневников, но если так, то она пропала без вести, вместе с автором, в «Черкасском котле» февраля 1944 г...
Начало описывает отъезд эшелона из Брюсселя и подготовительный период в военном лагере в Польше. Тут до войны ещё далеко, и Завадский время от времени иногда даже шутит. Объект большинства шуток - бельгийцы. Конечно, во многом это предвзятый взгляд иностранца, своего рода психологическая компенсация за «sale étranger» и т.п. Но местами, я думаю, всё-таки справедлива поговорка «со стороны виднее» :-) Например:
«Началось с интриг и шантажа. Каждый рексист (член ультраправой Рексистской партии Бельгии, из членов которой и формировался «Валлонский легион» - В.К.) знает всю подноготную другого, система чисто бельгийская.»
«...одного бедного бельгийца лейтенанта перевели на фельдфебельское положение. Причина - был только представлен во время [Первой мировой] войны к производству [в офицеры], а не произведен, что мы узнали давно. Кажется, немцы начинают высказывать свое неудовольствие, какие же идиоты эти бельгийцы. Среди солдат тоже не всё ладно. Оказывается, многие ехали к[а]к на пикник, есть бифштексы, couche avec des femmes, polonaises et russes (фр. «спать с женщинами, польскими и русскими» - прим.). Приехали, а тут их заставили маршировать и работать, как не взроптать.»
«Вечером говорил Дегрэль (Леон Дегрель - лидер Рексистской партии, в то время своего рода «комиссар» Легиона - В.К.)... Тема была: «История Бельгии». Конечно, выходит так, что все великие реформаторы и вообще велик[ие] люди вышли из Бельгии, а начало Бельгии надо считать за 300 лет до РХ.»
«Нет, положительно, бельгийцам не дано свыше ходить в ногу, и вообще по-человечески. Чем выше звание - тем отчаяннее ходят.»
«Относительно же работы, буду делать вид, что очень занят, система знакомая - бельгийская.»
«Легионеры, какое громкое название, но посмотрим их в деле, если их только до этого дела допустят. На мой взгляд, это просто сброд всякой сволочи, среди которой изредка проглядывают приличные люди. А сколько из этих приличных людей окажется приличными солдатами? Становится как-то жутко, нам, русским, надо быть начеку - нас не любят.»
«Какая разница в воспитании и психологии немцев и бельгийцев. Первые не могут понять бельгийской распущенности и только качают головами, да разводят руками. А я сказал бы, что в смысле дисциплины, бельгийская армия не имела еще таких подтянутых солдат, к[а]к наши легионеры, которые, конечно, на самом деле являются пока сбродом.»
«Просидел весь вечер с немецкими офицерами, показывали фокусы. Кстати, они весьма падки на питие и буйны во хмелю - ломают вещи, стреляют и пр[очее]. Картинки знакомые нам, но не бельгийцам, которые дивятся.»
«Руло выставили, куда-то переведут. Кто прав, кто виноват - не знаю. Думаю, что просто один хотел съесть другого. К[а]к характерно для бельгийцев. Маленькая страна, маленькие люди, мелкие души - дизьем (фр. «десятая часть» - прим.)!»
Дальше описывается выдвижение на фронт. Кстати, в описываемый период «Валлонский легион» был в знакомых по новостям последних недель местах: Славянск, Краматорск... Некоторые зарисовки:
«Сейчас стоим в Знаменке... Забавно, что когда начинаешь говорить на русском языке, то люди спрашивают, откуда я так хорошо знаю украинский. Произошло какое-то смешение наречий за эти года.»
«Украинцы безобразничают и притесняют русских. Повторяется старая история, которая не пройдет и на этот раз.»
«Заметил еще, что к русским, т.е. московитам, отношение недоброжелательное. Говорят, что они за сов[етскую] власть и все беды приписывают им. Жалко, что нет возможности проверить это на месте, но думаю, что это пропаганда.»
Ну а дальше идут фронтовые будни, и уже совсем не до шуток:
«Становится тяжело, нам здесь не место... Нетактичные намёки и разговоры одних, видимая нелюбовь других. Мы, русские - гунны, дикари, народ, который вообще надо уничтожить и проч[ее]. И это идеалисты, поднявшие знамя борьбы с коммунизмом! - Мелко плаваете, г.г. бельгийцы. Дело Ваше умрет вместе с Вами, а русский народ, кроме того, Вам этого не забудет. Может, и простит, но не забудет. Камень в нищего. Плевок в униженного и оскорбленного... Пока же, смейтесь над развалившимися и покривившимися домиками, с их полуголодными и грязными обитателями, или над военнопленными, давящими своих вшей. Это интересно и смешно. Бог Вам судья!»
«Они шли-ползли медленно, едва передвигая ноги, одетые во всякую рвань... Когда на них наводили яркий луч электрического фонаря, никто не реагировал. Было их тысячи три. Некоторые в изнеможении падали. Тогда их подбирали и бросали к[а]к мешок на телегу, едущую сзади. Один из упавших представлял из себя гниющую массу мяса, покрытую лентами того, что было раньше шинелью. Передвигаются они больше пешком, а если в вагонах, то набитых до отказу. Зрелище, от которого кровь стынет в жилах, и начинает тошнить. Обреченные! Я Вас никогда не забуду.»
«Наши офицеры и солдаты ходят смотреть и снимать фотографии расстреливаемых партизан и рабочих. Происходит убийство по методу ЧК. Занимаются этим жандармы. Нашелся один любитель и среди легионеров. Утром мать одного из расстрелян[ных] руками разгребала едва засыпанные землей тела и, найдя своего сына, оставила над ним три цветка. Бедная женщина, бедный 18 лет юноша. Ты погиб так просто - выстрел сзади за ухом и пинок ноги, чтобы свалить тело в яму, которая тебя ждет. Но о тебе останется память в виде фотографии у одного из любителей сильных ощущений...»
«Своим поведением и мероприятиями немцы восстанавливают против себя население. Встречали как избавителей, нелицемерно. Воевать не хотели, сдавались к[а]к могли. А теперь говорят, что при советах жилось лучше. Прошло ведь только 3 месяца; что же будет дальше?! Происходит грабеж среди бела дня. Многие нем[ецкие] солдаты просто забирают, что им понравилось, без всяких денег. Мародерство начинает расцветать махровым цветом.»
«Как этот несчастный народ научился безропотно страдать и даже умирать. Не ропщут несчастные пленные солдаты, терпящие побои и ужасное обращение, еще не виданное нигде. Не ропщут дерущиеся на фронте красноармейцы, двигаемые какой-то страшной и не вполне еще мне понятной силой, - отвратительно одетые и обутые и, казалось бы, не имеющие тех высоких идеалов, за что стоит драться. Или, может, я ошибаюсь, произошла какая-нибудь перемена, что-то сдвинулось? Не ропщут расстреливаемые партизаны, они идут на смерть спокойно и умеют красиво умирать. Они не просят пощады и знают, что их ждет через несколько минут смерть, от выстрела сзади за ухом. Страшную, непостижимую силу имеет народ русский. С этой силой не справиться ни одному народу в мире. А если эта сила уже пошла по верному пути, и в сознании всего народа ярко определилась конечная цель? Если бы это было так!..»
Записи в дневнике Завадского заканчиваются в начале июня 1942 г. Он временно покинул «Валлонский легион», уехав в отпуск в Бельгию, где и оставил свой дневник на хранение родным. Очень вероятно, что он начал новую тетрадь дневников, но если так, то она пропала без вести, вместе с автором, в «Черкасском котле» февраля 1944 г...