Моё интервью с академиком Петраковым: "Пушкин на дуэли стрелял в царя".
История - дело такое. Дело непростое... Особенно, если предметом исторического расследования является личная жизнь человека. Тем более - гения, которому мы невероятно многим обязаны... Это я к чему? Недавно мы готовили подборку материалов о "неизвестном Пушкине". Заниматься этим было очень интересно. И странно. ...К слову, не перестаю поражаться начитанности, эрудированности, интеллекту моих коллег и людей, с которыми доводиться общаться. Это же просто невероятно, сколько информации, сколько удивительных фактов помнят некоторые люди... ...Конкретно моя задача заключалась в том, чтобы взять небольшое интервью у известного академика (кстати, экономиста, а вовсе не гуманитария!), который после многолетнего изучения судьбы Александра Сергеевича Пушкина пришёл к выводу о том, что "измена Натальи Николаевны, бесспорно, была", и что на самом-то деле Пушкин, иносказательно, на дуэли "стрелял" в царя, как в соперника, а вовсе не в Дантеса... Академик Петраков ввёл такое понятие как "иерархический эротизм". Мол, всё вертится вокруг "этого самого"... ...Что же, задание - есть задание, конечно... Выполнила, как могла. В целом, кстати, пушкинский блок получился очень интересным и разнообразным. А главное: загадки и мистификации Пушкина до сих пор не разгаданы.
Во времена Пушкина общество существовало в условиях системы так называемого иерархического эротизма. Всё, включая жизнь в высшем свете, было подчинено негласным правилам извечной межличностной игры - отношениям между мужчиной и женщиной. А главным мужчиной тогда был император Николай I. Таково мнение академика РАН Николая Петракова, известного экономиста и многолетнего исследователя судьбы и творчества Пушкина. Николай Яковлевич поделился своим видением некоторых обстоятельств жизни поэта.
- В своей книге «Последняя игра Александра Пушкина» вы приходите к заключению о том, что поэт, вызывая на дуэль Дантеса, иносказательно приглашал к барьеру императора Николая I. Дантес был лишь пешкой, "прикрытием" романа царя и Натальи Николаевны. То есть вопреки утверждениям пушкинистов о том, что Натали была верной супругой и человеком чистой души, вы настаиваете: измена с её стороны всё-таки имела место.
- В те времена не было телевидения и мыльных опер. Поэтому люди создавали сериалы в своей жизни. Изучая ту эпоху, я ввёл понятие иерархического эротизма. Придворные дамы считали нормальным возможность делить постель с императором - с тем, кому отказать, во-первых, нельзя, а во-вторых, чьё внимание льстит. В высшем свете всё происходило так же, как в деревне, где барин мог спать со всеми крепостными женщинами, только антураж был иной. И, надо сказать, мужьям таких жён-наложниц завидовали. Как, к примеру, Нарышкину, который очень гордился тем, что его супруга является любовницей императора Александра I. Она даже рожала от него. А завидовали потому, что императоры не скупились на всяческие привилегии для супругов своих любовниц. В начале ухаживаний за Пушкиной Николай I облагодетельствовал поэта: назначил ему жалованье в пять тысяч рублей, что в семь раз превышало обычный оклад на той должности, которую он занимал, в министерстве иностранных дел. Пушкину поручили ведение архива, а эта работа, скажем так, не была тяжёлой. Пушкин написал об этом Погодину, попросив не распространяться на сей счёт. Он понимал, что происходит, и все эти «почести» радовать его, конечно, не могли. Пушкин не был Нарышкиным, и сложившаяся ситуация его бесила.
А началось всё, если вспомнить, с прогулки в Царском Селе, во время которой Николай Павлович встретил чету Пушкиных. Вскоре графиня Нессельроде, супруга министра иностранных дел, пригласила Наталью на узкое суаре в Аничков дворец, а по сути, предложила ей войти в круг особо почитаемых императором дам. Всем было известно, что там собирались любовницы царя. Нессельроде, к слову, поступила довольно нахально: приехала к Наталье тогда, когда Пушкина не было дома. Поэт был разъярён этим фактом, между ним и супругами Нессельроде вспыхнула взаимная ненависть. 1 января 1834 года Пушкин делает запись о том, что царь произвёл его в камер-юнкеры. Дальше все пушкинисты ставят точку. А следующая его фраза между тем была весьма красноречива: «Наталью хотят видеть в Аничковом дворце».
Чтобы понять тогдашнее состояние Натальи, которая, безусловно, была женщиной, не лишённой кокетства, нужно понимать, кем она являлась до замужества. А она была девочкой, которой, чтобы пойти на бал, приходилось одалживать туфли у своей подруги Долгоруковой. То есть Наталья выросла в обнищавшей семье, и тут вдруг попала в систему иерархического эротизма! И вполне её восприняла. А почему бы и нет? Она же не была Татьяной Лариной. Пушкин, конечно, хотел бы видеть её таковой. Но мне весьма любопытно, что ответила бы его Татьяна, уже генеральша, если бы вместо Онегина к ней подошёл император. Что, неужели бы она сказала: «но я другому отдана и буду век ему верна»? Вот уж не знаю. В общем, Наталье Николаевне, безусловно, было приятно внимание императора. Свечку, конечно, я не держал, как говорится, но не сомневаюсь в том, что связь у них была.Когда Пушкин понял, что роман Натальи с царём становится очевидным, он потребовал отъезда в Михайловское. Разумеется, супруга должна была бы последовать за ним. Но Пушкин получил жёсткий выговор от Бенкендорфа, который однозначно заявил поэту, что тот должен остаться в Петербурге. Странно ведь: поэт фактически готов «самосослаться», но нет, этот вариант не проходит! В итоге Пушкин согласился остаться. Зато Наталья сказала вот что: а я бы и не поехала. Понимаете? В октябре 1834 года она привезла в Петербург двух своих сестёр. А уже 19 декабря сестра Натальи Екатерина Гончарова стала фрейлиной. Неужто это банальное стечение обстоятельств? Не верю.
- Из чего вы сделали вывод о том, что Дантес был фигурой, скажем так, «подставной»?
- В начале 1834 года Дантес никак не был замечен в высшем свете, в то время как конфликт между Пушкиным и Николаем I достиг уже высокой степени остроты. Пушкин был бы смешон, если бы затевал то, на что решился, из-за ревности к эмигранту, каким в общем-то был Дантес. Понятно, что последний добросовестно отыграл порученную ему роль, придав разворачивающейся трагедии вид фарса, но для самого поэта он вовсе не был загадкой. Пушкин хорошо понимал, откуда «растут» его «рога». Весьма о многом можно судить, зная о том, как проходило небезызвестное свидание Натали с Дантесом на квартире светской дамы Идалии Полетики. Под окнами дома, охраняя место рандеву, дежурил ротмистр Ланской. Думаю, в квартире никак не мог находиться новоиспечённый поручик Дантес - человек, не только ниже Ланского по чину, но ещё и на тринадцать лет моложе его. В то время за одно такое оскорбительное предположение можно было бы вызвать на дуэль. Логично, что Ланской охранял покой императора, чьим доверенным лицом являлся. Впоследствии, кстати, Николай I очень быстро дал согласие на «скоропостижный» брак Натальи Николаевны и Ланского и осыпал их всяческими милостями.
- Николай Яковлевич, то общество было очень религиозным. Как подобное поведение, если допустить, что вы правы, могло соотноситься с православным мировоззрением?
- Я не вижу здесь взаимосвязи. Религия остаётся религией, но всегда есть отношения мужчины и женщины. И вот это решает всё. Конечно, люди ходили в церковь, каялись, замаливали свои прегрешения. Но продолжали жить так, как хотели жить. Все не без греха. Пушкин тоже, разумеется. Известно же, что у него был, например, ребёнок от крепостной девушки. При этом Пушкин крайне болезненно относился к самой мысли о том, что жена может быть неверна ему. Здесь уместно вспомнить записи Вяземского, который как-то упомянул, правда, в другой связи, термин «мономания». Это когда человек категорически не приемлет неверности своего спутника жизни, но при этом себе-то вольности позволяет. Я думаю, в случае с Пушкиным мы имеем дело как раз с мономанией. Вспоминаю шокирующий всех пушкинистов комментарий Алексея Вульфа на известие о женитьбе Пушкина. Цитата: «Если круговая порука есть в порядке вещей, то сколько ему, бедному, носить рогов!» Обмен жёнами не был чем-то необычным в высшем свете того времени. Я не говорю: «О времена, о нравы». Просто так было. Но Пушкин в отношении себя принять этого не мог. Отсюда и берёт исток его яростное желание отомстить. Месть стала для него своего рода идеей фикс, которой он подчинил все свои помыслы и поступки.
- По вашей версии, и «диплом рогоносца» написал именно Пушкин.
- Да, я так думаю. Пушкинисты же до сих пор не могут дать чёткого ответа, кто был его автором. В «дипломе» нет и намёка на Дантеса. Жена упоминаемого там Нарышкина была многолетней любовницей Александра I. Значит, это отсыл к одному императору. А Пушкин, по тексту, избирается коадъютором Нарышкина - его заместителем. То есть он - муж любовницы царя. Иначе понять это нельзя. А действующим императором на тот момент был Николай Павлович. Подобный опус, затрагивающий честь сразу двух монархов, мог написать только очень дерзкий, решительный человек, аристократ, который находился в состоянии колоссального негодования из-за того, что его жена стала любовницей царя. Одно дело на балу пошушукаться о похождениях императора, и совсем другое - написать об этом. Кстати, в пасквиле говорится о том, что Пушкин станет историографом Ордена рогоносцев. Понятие «историограф» присутствует и в дневниках поэта. Опять же 1 января 1834 года, когда он пишет о том, что его произвели в камер-юнкеры, а Наталью хотят видеть на балах, Пушкин делает интересное уточнение: «Таким образом, я становлюсь Донжо при русском дворе». А кем был Донжо? Историографом интимной жизни Людовика XIV. То есть Пушкин сам себя так нарёк.
- Скажите, а зачем вообще было выяснять: изменяла ли Наталья Пушкину, или нет? Какую пользу может принести копание в грязном белье? Как бы там ни было, это ведь личная история людей, и гений поэта запятнать она ничем не может, разве не так?
- Всё верно. Просто я считаю, что мы имеем право знать правду. А нас десятилетиями уверяли в том, что Пушкин стрелялся с негодяем Дантесом. Пушкинисты сами не понимают, что подобными заявлениями унижают поэта и как великого творца, и как выдающуюся личность. Не мог Пушкин опуститься до того, чтобы ревновать к слащавому юнцу, каким был этот французик. Это слишком мелко. В действительности происходило жёсткое противостояние двух, если хотите, глыб: Пушкина и императора. Так что на дуэли Пушкин целился в царя, а не в Дантеса.
Мария Дубинская
http://www.itar-tass.com/c43/643507.html
Во времена Пушкина общество существовало в условиях системы так называемого иерархического эротизма. Всё, включая жизнь в высшем свете, было подчинено негласным правилам извечной межличностной игры - отношениям между мужчиной и женщиной. А главным мужчиной тогда был император Николай I. Таково мнение академика РАН Николая Петракова, известного экономиста и многолетнего исследователя судьбы и творчества Пушкина. Николай Яковлевич поделился своим видением некоторых обстоятельств жизни поэта.
- В своей книге «Последняя игра Александра Пушкина» вы приходите к заключению о том, что поэт, вызывая на дуэль Дантеса, иносказательно приглашал к барьеру императора Николая I. Дантес был лишь пешкой, "прикрытием" романа царя и Натальи Николаевны. То есть вопреки утверждениям пушкинистов о том, что Натали была верной супругой и человеком чистой души, вы настаиваете: измена с её стороны всё-таки имела место.
- В те времена не было телевидения и мыльных опер. Поэтому люди создавали сериалы в своей жизни. Изучая ту эпоху, я ввёл понятие иерархического эротизма. Придворные дамы считали нормальным возможность делить постель с императором - с тем, кому отказать, во-первых, нельзя, а во-вторых, чьё внимание льстит. В высшем свете всё происходило так же, как в деревне, где барин мог спать со всеми крепостными женщинами, только антураж был иной. И, надо сказать, мужьям таких жён-наложниц завидовали. Как, к примеру, Нарышкину, который очень гордился тем, что его супруга является любовницей императора Александра I. Она даже рожала от него. А завидовали потому, что императоры не скупились на всяческие привилегии для супругов своих любовниц. В начале ухаживаний за Пушкиной Николай I облагодетельствовал поэта: назначил ему жалованье в пять тысяч рублей, что в семь раз превышало обычный оклад на той должности, которую он занимал, в министерстве иностранных дел. Пушкину поручили ведение архива, а эта работа, скажем так, не была тяжёлой. Пушкин написал об этом Погодину, попросив не распространяться на сей счёт. Он понимал, что происходит, и все эти «почести» радовать его, конечно, не могли. Пушкин не был Нарышкиным, и сложившаяся ситуация его бесила.
А началось всё, если вспомнить, с прогулки в Царском Селе, во время которой Николай Павлович встретил чету Пушкиных. Вскоре графиня Нессельроде, супруга министра иностранных дел, пригласила Наталью на узкое суаре в Аничков дворец, а по сути, предложила ей войти в круг особо почитаемых императором дам. Всем было известно, что там собирались любовницы царя. Нессельроде, к слову, поступила довольно нахально: приехала к Наталье тогда, когда Пушкина не было дома. Поэт был разъярён этим фактом, между ним и супругами Нессельроде вспыхнула взаимная ненависть. 1 января 1834 года Пушкин делает запись о том, что царь произвёл его в камер-юнкеры. Дальше все пушкинисты ставят точку. А следующая его фраза между тем была весьма красноречива: «Наталью хотят видеть в Аничковом дворце».
Чтобы понять тогдашнее состояние Натальи, которая, безусловно, была женщиной, не лишённой кокетства, нужно понимать, кем она являлась до замужества. А она была девочкой, которой, чтобы пойти на бал, приходилось одалживать туфли у своей подруги Долгоруковой. То есть Наталья выросла в обнищавшей семье, и тут вдруг попала в систему иерархического эротизма! И вполне её восприняла. А почему бы и нет? Она же не была Татьяной Лариной. Пушкин, конечно, хотел бы видеть её таковой. Но мне весьма любопытно, что ответила бы его Татьяна, уже генеральша, если бы вместо Онегина к ней подошёл император. Что, неужели бы она сказала: «но я другому отдана и буду век ему верна»? Вот уж не знаю. В общем, Наталье Николаевне, безусловно, было приятно внимание императора. Свечку, конечно, я не держал, как говорится, но не сомневаюсь в том, что связь у них была.Когда Пушкин понял, что роман Натальи с царём становится очевидным, он потребовал отъезда в Михайловское. Разумеется, супруга должна была бы последовать за ним. Но Пушкин получил жёсткий выговор от Бенкендорфа, который однозначно заявил поэту, что тот должен остаться в Петербурге. Странно ведь: поэт фактически готов «самосослаться», но нет, этот вариант не проходит! В итоге Пушкин согласился остаться. Зато Наталья сказала вот что: а я бы и не поехала. Понимаете? В октябре 1834 года она привезла в Петербург двух своих сестёр. А уже 19 декабря сестра Натальи Екатерина Гончарова стала фрейлиной. Неужто это банальное стечение обстоятельств? Не верю.
- Из чего вы сделали вывод о том, что Дантес был фигурой, скажем так, «подставной»?
- В начале 1834 года Дантес никак не был замечен в высшем свете, в то время как конфликт между Пушкиным и Николаем I достиг уже высокой степени остроты. Пушкин был бы смешон, если бы затевал то, на что решился, из-за ревности к эмигранту, каким в общем-то был Дантес. Понятно, что последний добросовестно отыграл порученную ему роль, придав разворачивающейся трагедии вид фарса, но для самого поэта он вовсе не был загадкой. Пушкин хорошо понимал, откуда «растут» его «рога». Весьма о многом можно судить, зная о том, как проходило небезызвестное свидание Натали с Дантесом на квартире светской дамы Идалии Полетики. Под окнами дома, охраняя место рандеву, дежурил ротмистр Ланской. Думаю, в квартире никак не мог находиться новоиспечённый поручик Дантес - человек, не только ниже Ланского по чину, но ещё и на тринадцать лет моложе его. В то время за одно такое оскорбительное предположение можно было бы вызвать на дуэль. Логично, что Ланской охранял покой императора, чьим доверенным лицом являлся. Впоследствии, кстати, Николай I очень быстро дал согласие на «скоропостижный» брак Натальи Николаевны и Ланского и осыпал их всяческими милостями.
- Николай Яковлевич, то общество было очень религиозным. Как подобное поведение, если допустить, что вы правы, могло соотноситься с православным мировоззрением?
- Я не вижу здесь взаимосвязи. Религия остаётся религией, но всегда есть отношения мужчины и женщины. И вот это решает всё. Конечно, люди ходили в церковь, каялись, замаливали свои прегрешения. Но продолжали жить так, как хотели жить. Все не без греха. Пушкин тоже, разумеется. Известно же, что у него был, например, ребёнок от крепостной девушки. При этом Пушкин крайне болезненно относился к самой мысли о том, что жена может быть неверна ему. Здесь уместно вспомнить записи Вяземского, который как-то упомянул, правда, в другой связи, термин «мономания». Это когда человек категорически не приемлет неверности своего спутника жизни, но при этом себе-то вольности позволяет. Я думаю, в случае с Пушкиным мы имеем дело как раз с мономанией. Вспоминаю шокирующий всех пушкинистов комментарий Алексея Вульфа на известие о женитьбе Пушкина. Цитата: «Если круговая порука есть в порядке вещей, то сколько ему, бедному, носить рогов!» Обмен жёнами не был чем-то необычным в высшем свете того времени. Я не говорю: «О времена, о нравы». Просто так было. Но Пушкин в отношении себя принять этого не мог. Отсюда и берёт исток его яростное желание отомстить. Месть стала для него своего рода идеей фикс, которой он подчинил все свои помыслы и поступки.
- По вашей версии, и «диплом рогоносца» написал именно Пушкин.
- Да, я так думаю. Пушкинисты же до сих пор не могут дать чёткого ответа, кто был его автором. В «дипломе» нет и намёка на Дантеса. Жена упоминаемого там Нарышкина была многолетней любовницей Александра I. Значит, это отсыл к одному императору. А Пушкин, по тексту, избирается коадъютором Нарышкина - его заместителем. То есть он - муж любовницы царя. Иначе понять это нельзя. А действующим императором на тот момент был Николай Павлович. Подобный опус, затрагивающий честь сразу двух монархов, мог написать только очень дерзкий, решительный человек, аристократ, который находился в состоянии колоссального негодования из-за того, что его жена стала любовницей царя. Одно дело на балу пошушукаться о похождениях императора, и совсем другое - написать об этом. Кстати, в пасквиле говорится о том, что Пушкин станет историографом Ордена рогоносцев. Понятие «историограф» присутствует и в дневниках поэта. Опять же 1 января 1834 года, когда он пишет о том, что его произвели в камер-юнкеры, а Наталью хотят видеть на балах, Пушкин делает интересное уточнение: «Таким образом, я становлюсь Донжо при русском дворе». А кем был Донжо? Историографом интимной жизни Людовика XIV. То есть Пушкин сам себя так нарёк.
- Скажите, а зачем вообще было выяснять: изменяла ли Наталья Пушкину, или нет? Какую пользу может принести копание в грязном белье? Как бы там ни было, это ведь личная история людей, и гений поэта запятнать она ничем не может, разве не так?
- Всё верно. Просто я считаю, что мы имеем право знать правду. А нас десятилетиями уверяли в том, что Пушкин стрелялся с негодяем Дантесом. Пушкинисты сами не понимают, что подобными заявлениями унижают поэта и как великого творца, и как выдающуюся личность. Не мог Пушкин опуститься до того, чтобы ревновать к слащавому юнцу, каким был этот французик. Это слишком мелко. В действительности происходило жёсткое противостояние двух, если хотите, глыб: Пушкина и императора. Так что на дуэли Пушкин целился в царя, а не в Дантеса.
Мария Дубинская
http://www.itar-tass.com/c43/643507.html