Ирочка, прощай.
Сегодня весь день, с самого утра, на душе очень, очень тяжело. Еле на работе высидела. Около полудня пришла весть о том, что умерла подруга. Ира. Близкий человек. Ей было всего 55 лет. Мы успели с ней попрощаться, ещё в Риге. Было понятно, что это наша последняя встреча. Тот, кто хотя бы раз в жизни держал за руку человека, который знает, что совсем скоро умрёт - понимает, что это такое. Что говорить - и нужно ли, и можно ли? Ведь никак не поможешь. И всем всё понятно...
Умирать очень страшно. Эти глаза. Эти мысли. ...Меня поразила обстановка в рижском хосписе. Людей туда привозят - уходить из жизни, и ясно, что радуга и бабочки на стенах выглядели бы неуместно, но и создавать атмосферу тотального, беспросветного уныния и отчаяния, мне кажется, тоже не совсем правильно... К тому же, там ведь работает персонал - самоотверженные, поистине героические люди, которые каждый день видят столько горя и боли, что вообще не понятно, как они могут жить сами - и им тоже очень нужна хотя бы какая-то поддержка... А лифтёрше, например - она весь день проводит в комнате-лифте, там есть стул, столик и телефон - начальство не разрешает даже картинку повесить... Может быть, я не права, не знаю.
...На похороны Ирочки придёт половина Риги, не меньше. Она была чудесным человеком, который щедро дарил свою любовь окружающим, и был очень многими любим в ответ. Знаете, есть такие люди, которые, как магниты, такие маленькие солнца - собирают вокруг себя хороших интересных людей, и с ними всегда душевно, уютно, весело, невозможно наговориться...
...При том, что Ира работала парикмахером и стилистом - (у неё в Риге был свой салон, но она также занималась преподаванием, вдохновляя и помогая молодым людям найти свой путь в профессии) - она успела, если не ошибаюсь, закончить сценарный факультет ВГИКа, в Москве; писала очень талантливые статьи об искусстве и кино в разные журналы. А ещё она очень, очень любила цветы. Даже её салон назывался "Ирис", поэтому, друзья часто привозили Ире отовсюду самые разные изображения ирисов - открытки, блокноты, календари, посуду... У них с мужем был - как это странно писать - был! и понимать! - домик с чудесным садом. Сколько приятных душевных посиделок осталось в прошлом, под виноградным шатром, в окружении благоухающего разноцветия великолепных цветов... Их в саду было очень, очень, очень много, самых разных. И Ира с любовью ухаживала за каждой травинкой. Цветы будут расти и впредь, а мы всегда будем помнить Иришеньку, её тепло и доброту. Царствие Небесное.
...А после работы мне ещё надо было на пирушку в посольство заехать - настолько громадный диссонанс между внешним и внутренним...
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет всё, что пело и боролось,
Сияло и рвалось:
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет всё - как будто бы под небом
И не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой мине,
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой,
Виолончель и кавалькады в чаще,
И колокол в селе…
- Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
К вам всем - что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?! -
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто - слишком грустно
И только двадцать лет,
За то, что мне прямая неизбежность -
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру…
- Послушайте! - Еще меня любите
За то, что я умру.
(Марина Цветаева; 8 декабря 1913)
Умирать очень страшно. Эти глаза. Эти мысли. ...Меня поразила обстановка в рижском хосписе. Людей туда привозят - уходить из жизни, и ясно, что радуга и бабочки на стенах выглядели бы неуместно, но и создавать атмосферу тотального, беспросветного уныния и отчаяния, мне кажется, тоже не совсем правильно... К тому же, там ведь работает персонал - самоотверженные, поистине героические люди, которые каждый день видят столько горя и боли, что вообще не понятно, как они могут жить сами - и им тоже очень нужна хотя бы какая-то поддержка... А лифтёрше, например - она весь день проводит в комнате-лифте, там есть стул, столик и телефон - начальство не разрешает даже картинку повесить... Может быть, я не права, не знаю.
...На похороны Ирочки придёт половина Риги, не меньше. Она была чудесным человеком, который щедро дарил свою любовь окружающим, и был очень многими любим в ответ. Знаете, есть такие люди, которые, как магниты, такие маленькие солнца - собирают вокруг себя хороших интересных людей, и с ними всегда душевно, уютно, весело, невозможно наговориться...
...При том, что Ира работала парикмахером и стилистом - (у неё в Риге был свой салон, но она также занималась преподаванием, вдохновляя и помогая молодым людям найти свой путь в профессии) - она успела, если не ошибаюсь, закончить сценарный факультет ВГИКа, в Москве; писала очень талантливые статьи об искусстве и кино в разные журналы. А ещё она очень, очень любила цветы. Даже её салон назывался "Ирис", поэтому, друзья часто привозили Ире отовсюду самые разные изображения ирисов - открытки, блокноты, календари, посуду... У них с мужем был - как это странно писать - был! и понимать! - домик с чудесным садом. Сколько приятных душевных посиделок осталось в прошлом, под виноградным шатром, в окружении благоухающего разноцветия великолепных цветов... Их в саду было очень, очень, очень много, самых разных. И Ира с любовью ухаживала за каждой травинкой. Цветы будут расти и впредь, а мы всегда будем помнить Иришеньку, её тепло и доброту. Царствие Небесное.
...А после работы мне ещё надо было на пирушку в посольство заехать - настолько громадный диссонанс между внешним и внутренним...
Click to viewУж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет всё, что пело и боролось,
Сияло и рвалось:
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет всё - как будто бы под небом
И не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой мине,
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой,
Виолончель и кавалькады в чаще,
И колокол в селе…
- Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
К вам всем - что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?! -
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто - слишком грустно
И только двадцать лет,
За то, что мне прямая неизбежность -
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру…
- Послушайте! - Еще меня любите
За то, что я умру.
(Марина Цветаева; 8 декабря 1913)