Говно, хрустящая собака и предложение руки и сердца.
Я почерчивала в одной гос.конторе, и среди семерых доблестных заклинателей автокада мой начальник решил выбрать счастливчика, который должен был переместить свою жопу из тёплого офиса в Сокольниках в тёплую бытовку на стройке Федерального Архива в Подольске.
Для начала он выяснил у всех место проживания, дабы узнать, кому из нас быстрей и удобней было бы добираться в ад, но в итоге другой человек - менеджер этого проекта - выбрал меня, как самого матерящегося чертёжника. Каждое утро мне приходилось ехать в Подольск из Куркино ёбаных два с половиной часа.
В первую поездку прораб встретил меня на станции "Подольск" и сделал охуительный презент - резиновые сапоги в цветочек. Он помог перетащить казёный ноутбук, который был младше меня всего на пару лет в свою машину и мы отправились на стройку. Первый сюрприз поджидал нас сразу за воротами - тачка застряла в говне, я села за руль, а чувак принялся её толкать.
К слову о говне: говно было повсюду; запарковав машину на чудом попавшемся сухом островке мы двинулись в сторону бытовок, идти до коих было еще минут десять, и говно, смешанное с глиной и цементом достигало почти края моих сапог. Продвижение могло затянуться надолго, потому что говно не позволяло так просто вытащить из себя ногу, и пару раз мой сапог оставался в жиже; самым главным в этот момент было не ёбнуться по инерции прямо в океан говна, иначе приходилось целый день расхаживать в казёной синей робе, пока заботливые чурки стирают и сушат твою одежду.
Хоть чурок чурками у нас никто не называл, толерантность на стройке отсутствовала полностью, ведь у нас было деление по каскам: прорабы ходили в белых, монтажники в синих, а чурки в желтых; особо выдающимся чуркам разрешалось разгуливать в красных касках. Это деление было жизненно необходимым - таким образом можно было издалека отличать долбоёбов от совсем животных. Животные, например, любили орать и улюлюкать, когда я шла по стройке (единственная баба, чё), поэтому долбоёбы часто встречали и провожали меня, мало ли что.
Один узбек держал у нас "столовку" - кухня была в бытовке, а столы и скамьи, сколоченные из того, что удалось спиздить со снесённых зданий архивов, стояли прямо на улице. В снег, в дождь, в любую погоду ты сидел на куске доски, покачивающейся на кирпичах, кутаясь в две спецовки, и следил за тем, чтобы твой салат не сдуло ветром.
Из-за столовой жрачки у нас всех был понос. Сральники тоже делились на классы - вип-туалет для белых, ключ от которого нужно было просить у старшего прораба, пара кабинок для синих и открытые кабинки для остальных. Я не знаю, срали остальные кирпичами или ещё чем, но их баки время от времени прорывались, поэтому иногда ползти посрать приходилось не только сквозь глину, землю и цемент, но и сквозь самое настоящее говно. А что делать, если хочешь дристануть - проползешь, тем более, всегда можно было попросить желтых помыть тебе сапоги керхером.
Однажды, по пути к столовой мы раскрыли секрет ракетного топлива, которым нас кормили. Прямо за бытовкой-столовой стояли мешки с мусором и один из них был распотрошён, издалека казалось, что из мешка вываливаются консервные банки; подойдя поближе мы узнали, что картофельная запеканка, которой нас кормили каждый день была начинена просроченными котовьими консервами. Очень мило, блядь, что нас принимали за котов. С тех пор мы давились дошираками и печеньками, ибо заказать пиццу на объект было нельзя, а тащиться за ней было очень далеко.
Но так просто эта проблема с едой не закончилась. Сердобольные жёлтые, заприметив, что мы не ходим больше в "столовую" решили, что у нас не хватает денег на еду, поэтому через пару дней после нашего отсутствия в прорабскую бытовку постучали. Горделивый узбек в красной каске предложил нам отведать шашлычка - как он объяснил, они часто жарили шашлык у себя во "дворике" (это место на отшибе, где желтые бытовки стояли кругом), потому что у них тоже не всегда хватало денег на еду. После долгих уговоров мы со старшим прорабом всё-таки согласились от нехуй делать пойти "хоть одын кусочек попробовать", кусочек нам обещали самый лучший, потому что мы как раз успели бы подоспеть к разделке.
По дороге мы почувствовали запах костра и горячего мяса, от которого потекли слюнки; но подойдя ближе к костру обнаружилось, что шашлык выглядит совсем не так, как мы думали - это были не кусочки мяса на шампурах, а целая туша, насаженная на вертел над костром. Туша была без головы, внутренностей и концов лап, но для поросёнка выглядела слишком худой. Какие-то желтые уже накладывали для нас овощи в картонные тарелки, а мы подшучивали, что жрать нам придется собаку; услышав наш ржач узбек в красной каске подтвердил, что это, собственно, и есть собака, которую они поймали прямо на стройке (у нас бегала небольшая стая), однако, приготовлена она была так, что не оторвешься. Собака, блядь! Конечно же, такая пища была относительно бесплатной...
В тот день я поняла, почему всех рабочих разделили по цвету касок. Да-да, чтобы белые могли издалека определить, идёт им на встречу животное или долбоёб.
Так, сейчас я расскажу ещё одну мини-историю про жёлтых, а про синих послушаете в другой раз :)
Холодным ноябрьским утром я вышла на "балкончик" покурить, напялив на себя две спецовки и шерстяные носки, как обычно. Внизу мылся жёлтый, прямо из такого дачного умывальника, ну, знаете, в который наливаешь воды, а потом палочку такую пропихиваешь внутрь бачка и из него льётся вода. Так вот, повторюсь, жёлтый мылся из этой хуйни на улице, был ноябрь, и вода в умывальнике явно не была горячей. Как и все жёлтые он свистел мне и приглашал помочь ему помыться, тряся при этом волосатыми мудями. Как и всегда, я, смеясь, пригрозила ему кулаком.
Снизу послышался голос - это узбек-столовщик пришёл, наверное, чтобы узнать, почему белые к нему больше не ходят. Я уже приготовилась выложить всё, что думаю по поводу просроченных кошачьих консервов, но узбек начал вещать совсем не об этом.
Сначала этот пятидесятилетний мужик сказал мне, что ему очень повезло - он живёт в бытовке совсем один, а не с пятерыми жёлтыми соседями, как остальные; у него есть обогреватель, свой персональный туалет и даже телек, а жрать собак не приходится, потому что он владеет столовой, в которой сам же и готовит. Я не совсем понимала, зачем же мне знать о его благах, пока узбек не начал говорить о том, что его будущая жена могла бы совсем не работать, не жить в бытовке с какими-то там, пусть и белыми, но мужиками, и, к тому же, даже готовить не пришлось бы, потому что узбек был прекрасным поваром (конечно - даже запеканка с кошьей едой была очень вкусной). Свою будущую жену он ждал очень долго, и вот, слава Аллаху, она явилась - да-да, та самая единственная баба на стройке. То бишь, я.
Каждая женщина ждёт этого момента - когда какой-нибудь мужчина достанет кольцо и опустится перед ней на одно колено, тем более, когда это происходит так романтично: она стоит на балконе с сигаретой, падает первый снег, а он, с кольцом, стоит внизу - прямо, блядь, как в кино каком-нибудь.
Колено узбека опустилось в говно и он пообещал мне поговорить со старшим прорабом, если я согласна; мне даже не пришлось бы принимать ислам - старый владелец столовой готов был любить меня такой, какая я есть, пусть я даже была бы и не девственницей.
Под свист голого жёлтого я забежала в бытовку, но узбек уже поднимался за мной по лестнице. Злые белые так и не дали двум влюблённым - простому парню и бедной девушке - воссоединится.
Правда, влюблена я тогда была совсем не в узбека.
Продолжение следует...
Для начала он выяснил у всех место проживания, дабы узнать, кому из нас быстрей и удобней было бы добираться в ад, но в итоге другой человек - менеджер этого проекта - выбрал меня, как самого матерящегося чертёжника. Каждое утро мне приходилось ехать в Подольск из Куркино ёбаных два с половиной часа.
В первую поездку прораб встретил меня на станции "Подольск" и сделал охуительный презент - резиновые сапоги в цветочек. Он помог перетащить казёный ноутбук, который был младше меня всего на пару лет в свою машину и мы отправились на стройку. Первый сюрприз поджидал нас сразу за воротами - тачка застряла в говне, я села за руль, а чувак принялся её толкать.
К слову о говне: говно было повсюду; запарковав машину на чудом попавшемся сухом островке мы двинулись в сторону бытовок, идти до коих было еще минут десять, и говно, смешанное с глиной и цементом достигало почти края моих сапог. Продвижение могло затянуться надолго, потому что говно не позволяло так просто вытащить из себя ногу, и пару раз мой сапог оставался в жиже; самым главным в этот момент было не ёбнуться по инерции прямо в океан говна, иначе приходилось целый день расхаживать в казёной синей робе, пока заботливые чурки стирают и сушат твою одежду.
Хоть чурок чурками у нас никто не называл, толерантность на стройке отсутствовала полностью, ведь у нас было деление по каскам: прорабы ходили в белых, монтажники в синих, а чурки в желтых; особо выдающимся чуркам разрешалось разгуливать в красных касках. Это деление было жизненно необходимым - таким образом можно было издалека отличать долбоёбов от совсем животных. Животные, например, любили орать и улюлюкать, когда я шла по стройке (единственная баба, чё), поэтому долбоёбы часто встречали и провожали меня, мало ли что.
Один узбек держал у нас "столовку" - кухня была в бытовке, а столы и скамьи, сколоченные из того, что удалось спиздить со снесённых зданий архивов, стояли прямо на улице. В снег, в дождь, в любую погоду ты сидел на куске доски, покачивающейся на кирпичах, кутаясь в две спецовки, и следил за тем, чтобы твой салат не сдуло ветром.
Из-за столовой жрачки у нас всех был понос. Сральники тоже делились на классы - вип-туалет для белых, ключ от которого нужно было просить у старшего прораба, пара кабинок для синих и открытые кабинки для остальных. Я не знаю, срали остальные кирпичами или ещё чем, но их баки время от времени прорывались, поэтому иногда ползти посрать приходилось не только сквозь глину, землю и цемент, но и сквозь самое настоящее говно. А что делать, если хочешь дристануть - проползешь, тем более, всегда можно было попросить желтых помыть тебе сапоги керхером.
Однажды, по пути к столовой мы раскрыли секрет ракетного топлива, которым нас кормили. Прямо за бытовкой-столовой стояли мешки с мусором и один из них был распотрошён, издалека казалось, что из мешка вываливаются консервные банки; подойдя поближе мы узнали, что картофельная запеканка, которой нас кормили каждый день была начинена просроченными котовьими консервами. Очень мило, блядь, что нас принимали за котов. С тех пор мы давились дошираками и печеньками, ибо заказать пиццу на объект было нельзя, а тащиться за ней было очень далеко.
Но так просто эта проблема с едой не закончилась. Сердобольные жёлтые, заприметив, что мы не ходим больше в "столовую" решили, что у нас не хватает денег на еду, поэтому через пару дней после нашего отсутствия в прорабскую бытовку постучали. Горделивый узбек в красной каске предложил нам отведать шашлычка - как он объяснил, они часто жарили шашлык у себя во "дворике" (это место на отшибе, где желтые бытовки стояли кругом), потому что у них тоже не всегда хватало денег на еду. После долгих уговоров мы со старшим прорабом всё-таки согласились от нехуй делать пойти "хоть одын кусочек попробовать", кусочек нам обещали самый лучший, потому что мы как раз успели бы подоспеть к разделке.
По дороге мы почувствовали запах костра и горячего мяса, от которого потекли слюнки; но подойдя ближе к костру обнаружилось, что шашлык выглядит совсем не так, как мы думали - это были не кусочки мяса на шампурах, а целая туша, насаженная на вертел над костром. Туша была без головы, внутренностей и концов лап, но для поросёнка выглядела слишком худой. Какие-то желтые уже накладывали для нас овощи в картонные тарелки, а мы подшучивали, что жрать нам придется собаку; услышав наш ржач узбек в красной каске подтвердил, что это, собственно, и есть собака, которую они поймали прямо на стройке (у нас бегала небольшая стая), однако, приготовлена она была так, что не оторвешься. Собака, блядь! Конечно же, такая пища была относительно бесплатной...
В тот день я поняла, почему всех рабочих разделили по цвету касок. Да-да, чтобы белые могли издалека определить, идёт им на встречу животное или долбоёб.
Так, сейчас я расскажу ещё одну мини-историю про жёлтых, а про синих послушаете в другой раз :)
Холодным ноябрьским утром я вышла на "балкончик" покурить, напялив на себя две спецовки и шерстяные носки, как обычно. Внизу мылся жёлтый, прямо из такого дачного умывальника, ну, знаете, в который наливаешь воды, а потом палочку такую пропихиваешь внутрь бачка и из него льётся вода. Так вот, повторюсь, жёлтый мылся из этой хуйни на улице, был ноябрь, и вода в умывальнике явно не была горячей. Как и все жёлтые он свистел мне и приглашал помочь ему помыться, тряся при этом волосатыми мудями. Как и всегда, я, смеясь, пригрозила ему кулаком.
Снизу послышался голос - это узбек-столовщик пришёл, наверное, чтобы узнать, почему белые к нему больше не ходят. Я уже приготовилась выложить всё, что думаю по поводу просроченных кошачьих консервов, но узбек начал вещать совсем не об этом.
Сначала этот пятидесятилетний мужик сказал мне, что ему очень повезло - он живёт в бытовке совсем один, а не с пятерыми жёлтыми соседями, как остальные; у него есть обогреватель, свой персональный туалет и даже телек, а жрать собак не приходится, потому что он владеет столовой, в которой сам же и готовит. Я не совсем понимала, зачем же мне знать о его благах, пока узбек не начал говорить о том, что его будущая жена могла бы совсем не работать, не жить в бытовке с какими-то там, пусть и белыми, но мужиками, и, к тому же, даже готовить не пришлось бы, потому что узбек был прекрасным поваром (конечно - даже запеканка с кошьей едой была очень вкусной). Свою будущую жену он ждал очень долго, и вот, слава Аллаху, она явилась - да-да, та самая единственная баба на стройке. То бишь, я.
Каждая женщина ждёт этого момента - когда какой-нибудь мужчина достанет кольцо и опустится перед ней на одно колено, тем более, когда это происходит так романтично: она стоит на балконе с сигаретой, падает первый снег, а он, с кольцом, стоит внизу - прямо, блядь, как в кино каком-нибудь.
Колено узбека опустилось в говно и он пообещал мне поговорить со старшим прорабом, если я согласна; мне даже не пришлось бы принимать ислам - старый владелец столовой готов был любить меня такой, какая я есть, пусть я даже была бы и не девственницей.
Под свист голого жёлтого я забежала в бытовку, но узбек уже поднимался за мной по лестнице. Злые белые так и не дали двум влюблённым - простому парню и бедной девушке - воссоединится.
Правда, влюблена я тогда была совсем не в узбека.
Продолжение следует...