(no subject)
Елена Викторовна приходит в лабораторию в шесть и просит меня помочь. В приемной на столе лежит Лелик.
Лелик - очень красивый тайский кот, крупный с пронзительными голубыми глазами, 17 лет. Первый раз я его увидела около недели назад. Забирли кровь на анализ. Кровь сворачивалась в игле через 15 секунд и место укола украшалось переливчатым синяком. Взяли с третьей попытки.
Хозяка Лелика, средних лет, симпатичная, с татуировкой на руке. Я слышала слезы в ее голосе, когда в пондельник Дарья Александровна сказала что это скорее всего рак и он неоперабельный. Коты не выживают после удаления селезенки.
Лелик лежит на столе еще теплый. Елена Викторовна откачивает жидкость из брюшной полости шприцом. Жидкость желтоватая. Раньше была белой. Значит уже некроз. Потом делает надрез. Жидкости внутри еще очень много. Опухоль видно сразу - огромная, уродливая, с метастазами на кишечнике.
-Хочешь зашить?, - спрашивает меня.
Я шью. Первый раз. Из рук вон плохо. Впрочем Лелику уже все равно. Я шью и думаю как же это так вышло. Такой милый кот, а я почти глумлюсь над ним. Кожа у меня не прокалывается, пинцет соскальзывает. Я полный бездарь по части кройки и шитья. Пока я дошиваю живот, Елена Викторовна звонит какому-то Руслану и договаривается про кремацию. Мы заворачиваем Лелика в полотенце. Больше никто моего шва не увидит.
Я иду назад и переодеваюсь. Мне надо быть у терапевта в восемь. На мосту около Красносельской нетрезвый мужик пытается взять меня под руку. Я бью его по руке и буравлю самым злобным взглядом, каким умею. Как ни странно срабатывает.
Лелик - очень красивый тайский кот, крупный с пронзительными голубыми глазами, 17 лет. Первый раз я его увидела около недели назад. Забирли кровь на анализ. Кровь сворачивалась в игле через 15 секунд и место укола украшалось переливчатым синяком. Взяли с третьей попытки.
Хозяка Лелика, средних лет, симпатичная, с татуировкой на руке. Я слышала слезы в ее голосе, когда в пондельник Дарья Александровна сказала что это скорее всего рак и он неоперабельный. Коты не выживают после удаления селезенки.
Лелик лежит на столе еще теплый. Елена Викторовна откачивает жидкость из брюшной полости шприцом. Жидкость желтоватая. Раньше была белой. Значит уже некроз. Потом делает надрез. Жидкости внутри еще очень много. Опухоль видно сразу - огромная, уродливая, с метастазами на кишечнике.
-Хочешь зашить?, - спрашивает меня.
Я шью. Первый раз. Из рук вон плохо. Впрочем Лелику уже все равно. Я шью и думаю как же это так вышло. Такой милый кот, а я почти глумлюсь над ним. Кожа у меня не прокалывается, пинцет соскальзывает. Я полный бездарь по части кройки и шитья. Пока я дошиваю живот, Елена Викторовна звонит какому-то Руслану и договаривается про кремацию. Мы заворачиваем Лелика в полотенце. Больше никто моего шва не увидит.
Я иду назад и переодеваюсь. Мне надо быть у терапевта в восемь. На мосту около Красносельской нетрезвый мужик пытается взять меня под руку. Я бью его по руке и буравлю самым злобным взглядом, каким умею. Как ни странно срабатывает.