(no subject)
Как солдат по приказу, хожу на программы о ЮЮ, и уже даже перестаю различать их потому, что они проходят в рамках универсальной драматургии.
Акт первый: родители-бабушки-дедушки кричат, что «враги сожгли родную хату», сотрудники опеки ворвались в шоколадную жизнь семьи, оскорбили родственников, грубо забрали ребенка, мучают его в застенках детдома и получили за это премию. Враги ЮЮ в это время визжат в их защиту: вся Россия пьёт, вся Россия голодает, вся Россия бьёт детей, и это не повод забирать детей в казенный дом.
Акт второй: расследовавший дело журналист, юрист, сосед и сотрудник опеки рассказывает с документами и телесъёмкой, что родители-дедушки-бабушки всё врут.
Акт третий: уличенные родители-дедушки-бабушки начинают орать на присутствующих, что им не сделали ремонта, не вымыли полы, не купили учебники, не дали новую квартиру.
Акт четвертый: депутат-юрист-журналист спрашивает, а вы встали на очередь на улучшение жилплощади? А вы взяли материнский капитал, чтобы улучшить условия жизни?
Акт пятый: показывают ребенка, который рассказывает или показывает, что в детдоме у него первый раз появились чистые простыни, полноценная еда по режиму, прогулки, игры, друзья, логопеды и т.д.
Акт шестой: враги ЮЮ вопят, что всё равно с родными мамами-папами-дедушками-бабушками, пьющими и гоняющими зимой босиком на двор, выжившими из ума, безответственными, не озабоченными ни лечением, ни столом для деланья уроков, ребенку лучше, светлее, теплее и роднее. На замечание, что, оставшись в подобной семье, дети не только не вырастут здоровыми и социализированными, но и воспроизведут маргинальный образ жизни родных, противники ЮЮ не реагируют. Как правило, они сами маргинальны, и ничего страшного в этом не видят.
Занавес.
Первая программа была у Андрея Малахова, её покажут сегодня, называлась «Дети-маугли» потому, что два мальчика при живых родителях отставали в развитии от сверстников. Папа только что освободился и иногда заходит; мама модно одета, но не видит детей месяцами; бабушка, судя по интервью с ней, беспробудно пьёт; еле ходящая, почти не видящая восьмидесятилетняя прабабушка растит детей, не пуская на улицу.
Всё это, если ваше воображение справится с мизансценой, происходит в комнате шесть квадратных метров. Материнский капитал не взят, заявления о постановке на учёт по поводу улучшения жилплощади нет. «Буду я ещё им справки собирать!» - отмахивается молодая мама, которой, по её мнению, должны все. Чиновники, милиция, мы с вами, а главное, органы опеки, которые заставляют убирать дом, читать детям книжку, да ещё отвезли её вместе с детьми в больницу, чтобы хоть в четыре года сделать ребенку хоть одну прививку. Ну, просто звери!
Вторая программа была у Михаила Зеленского, называлась «Прямой эфир».
Мама лишена родительских прав, нигде не работает, в жизни девочки не проявляется. Папа неизвестен никому. Дедушка оформлен опекуном, имеет приводы в милицию за пьяные дебоши; со слов бабушки, набравшись, гоняет её с девочкой на мороз. Девочка в 14 лет состоит на учете в детской комнате милиции за жестокие драки, на занятиях в школе засыпает, учебников не имеет, сменной обуви не имеет (это село, где грязи по колено), стола для уроков не имеет и т.д.
В комнате размером чуть больше, чем в первом сюжете, девочка, бабушка, дедушка, тётя, муж тёти, ребенок тёти. Последние трое - иностранные граждане. За опеку над девочкой семья получала от государства 8 тысяч, что превышает остальной совокупный доход семьи.
Интервью из детского дома девочка даёт довольно обнадеживающее, говорит, что любит дедушку с бабушкой, но, доучившись, в деревню не вернётся, и вообще хочет пойти на маляра-штукатура и «жить по-другому». Противники ЮЮ визжат, что девочку зомбировали. Конечно, зомбировали - чистым бельём и полами, нормальной едой, возможностью посещать все уроки и не бегать ночами по двору от пьяного деда, вопрошающего голосом Велюрова: «А кто не пьёт?». Зомбировали рассказом, что есть другая жизнь, есть большой выбор.
Конечно, персонал детдома не будет любить воспитанницу как бабушка и дедушка по трезвости, но никто не мешает им ездить навещать девочку, забирать на выходные. Да и до окончания учебы ей осталось несколько месяцев...
Главная беда противников ЮЮ - отсутствие понимания того, что ребенок не комнатная собачонка, которой привычней в конуре у хозяина, а гражданин, права которого должны быть защищены государством. Они любят немытую Россию и хотят её бесконечно воспроизводить потому, что другая Россия им непонятна. А я люблю Россию, в которой ребенок в третьем тысячелетии имеет возможность мыться, вовремя есть, гулять, не отставать от сверстников в развитии, посещать врачей и быть защищенным от насилия.
Уверена, против ювенальной юстиции выступают те, кто сам растил детей в беспробудном свинстве и защищает право других родителей на это. Тот, кто осознаёт всю Россию как беспробудное свинство, но при этом хочет, чтобы людей, не способных нормально растить детей, остальные поддерживали, подпитывали и оберегали от закона. А лично я не хочу, чтобы на мои налоги подобной семейке ремонтировали дом потому, что она, если решила размножаться, должна сама научиться не пропивать всё, что зарабатывает.
Количество пасквилей на идею ЮЮ забивает эфиры всё больше и больше. Лично я несколько раз ездила в глубинку, чтобы обследовать подобные истории в рамках общественного контроля. И ни разу ещё не видела, чтобы опека забрала ребёнка оттуда, где ему было хорошо, сытно, уютно, защищенно и здорово.
Так что спор идёт не о том, хороша ювенальная юстиция или плоха, а о том, что одни считают ребенка человеком, а другие - нет.
Вот у никак не ожидала такого мнения... Получается, что я своих детей не считаю людьми и ращу их в беспробудном пьянстве и свинстве.