Л.В. Ланник о Брусиловском прорыве
Из книги Л.В. Ланника "Русский фронт, 1914-1917 годы" - Спб.: Наука, 2018. Мне кажется неплохо и компромиссно сказано. И затрагивается важный вопрос о хронологии. Действительно, нередки случаи, когда "поиграв" с временными рамками сражения или даже войны, можно тем самым и поменять их результат. Навскидку вспоминаются как минимум два примера - это споры о хронологических рамках сражения под Прохоровкой, и новая версия хронологии Ливонской войны, высказанная В.В. Пенским. И они явно не единичны.
Брусиловский прорыв моментально стал приобретать значение важнейшего элемента патриотической версии истории Великой войны. В дальнейшем трудами как самого Брусилова и его соратников, так и последующей официальной пропаганды, Брусиловский прорыв был превращен в самую успешную наступательную операцию Антанты за всю Первую мировую войну. Лишь к концу XX в. в России стали предприниматься попытки пересмотреть лакированные оценки этих событий. Не будем вдаваться в детали продолжающейся по сей день дискуссии, в которой гораздо более аналитическую позицию занимают критики традиционного подхода, в то время как его адепты исходят скорее из воспринимаемых эмоционально устоявшихся элементов мифа о триумфе. Как представляется, обе стороны примирить можно лишь частично - оговорив должные хронологические рамки, относительно которых идет спор. Ведь при этом окажется, что при их ограничении максимум 1,5 месяцами правы будут апологеты Брусилова (или тех, кто действительно сделал все для успеха прорыва, например, блестящий артиллерист полковник В.Ф. Кирей). При учете всех попыток "развить" уже давно окончившийся прорыв, превратившийся в позиционную бойню, и при расширении рассматриваемого период до конца сентября 1916 г. (то есть имея в виду интервал 3,5 - 4 месяца) куда убедительнее выглядят доводы критиков. Для начала этой дискуссии следует согласиться в том, что титаническая схватка на Волыни, в Восточной Галиции и Буковине должна по праву занять свое место среди "материальных сражений" второй половины войны, на свой лад дополнив ряд Верден - Сомма - Ипр - Изонцо - Камбре - Амьен.
Вероятно, можно даже одновременно признать главные тезисы обеих сторон:
1) Брусиловский прорыв был стратегической победой России, окончательно подорвавшей возможности Австро-Венгрии к самостоятельному ведению войны,
2) Брусиловский прорыв превратился в позиционную бойню, уничтожившую останки станового хребта Русской императорской армии, что и предопределило ее быстрое разложение и гибель.
В действительности между этими утверждениями никакого противоречия нет. Все попытки признать одно из них, яростно опровергая другое, носят эмоциональный характер. Нет смысла делать вид, что поражение Австро-Венгрии было для нее не критическим. На этом фоне устойчивый рост количества германских войск (пусть и не первосортных) на Русском фронте (при параллельной мясорубке под Верденом и на Сомме) выглядит просто безумием германской Ставки, во главе которой (в первую очередь благодаря последствиям Брусиловского прорыва) встал тандем Гинденбург - Людендорф. Уже только этот поворот в истории Германии, чреватый прямой военной диктатурой, делает результат наступления русских войск стратегическим. Еще более бессмысленно делать вид, что Брусиловский прорыв был сплошным триумфом русского оружия. Десятки тысяч солдат и офицеров навсегда остались на берегах речки Стоход, а Ковель (что говорить о Владимире-Волынском, Люблине, Львове) был так и не взят. Была физически перебита значительная часть гвардейских полков, что сказалось всего через полгода на исходе схваток на улицах Петрограда. Ни о каком реванше за "Великое отступление" 1915 г. и говорить не приходится. Русские войска не смогли отбить ни одного крупного города к северу от Припятских болот. Германские военные аналитики впоследствии отрицали даже оперативный уровень достигнутого "прорыва", что не слишком верно, но показательно.
Брусиловский прорыв моментально стал приобретать значение важнейшего элемента патриотической версии истории Великой войны. В дальнейшем трудами как самого Брусилова и его соратников, так и последующей официальной пропаганды, Брусиловский прорыв был превращен в самую успешную наступательную операцию Антанты за всю Первую мировую войну. Лишь к концу XX в. в России стали предприниматься попытки пересмотреть лакированные оценки этих событий. Не будем вдаваться в детали продолжающейся по сей день дискуссии, в которой гораздо более аналитическую позицию занимают критики традиционного подхода, в то время как его адепты исходят скорее из воспринимаемых эмоционально устоявшихся элементов мифа о триумфе. Как представляется, обе стороны примирить можно лишь частично - оговорив должные хронологические рамки, относительно которых идет спор. Ведь при этом окажется, что при их ограничении максимум 1,5 месяцами правы будут апологеты Брусилова (или тех, кто действительно сделал все для успеха прорыва, например, блестящий артиллерист полковник В.Ф. Кирей). При учете всех попыток "развить" уже давно окончившийся прорыв, превратившийся в позиционную бойню, и при расширении рассматриваемого период до конца сентября 1916 г. (то есть имея в виду интервал 3,5 - 4 месяца) куда убедительнее выглядят доводы критиков. Для начала этой дискуссии следует согласиться в том, что титаническая схватка на Волыни, в Восточной Галиции и Буковине должна по праву занять свое место среди "материальных сражений" второй половины войны, на свой лад дополнив ряд Верден - Сомма - Ипр - Изонцо - Камбре - Амьен.
Вероятно, можно даже одновременно признать главные тезисы обеих сторон:
1) Брусиловский прорыв был стратегической победой России, окончательно подорвавшей возможности Австро-Венгрии к самостоятельному ведению войны,
2) Брусиловский прорыв превратился в позиционную бойню, уничтожившую останки станового хребта Русской императорской армии, что и предопределило ее быстрое разложение и гибель.
В действительности между этими утверждениями никакого противоречия нет. Все попытки признать одно из них, яростно опровергая другое, носят эмоциональный характер. Нет смысла делать вид, что поражение Австро-Венгрии было для нее не критическим. На этом фоне устойчивый рост количества германских войск (пусть и не первосортных) на Русском фронте (при параллельной мясорубке под Верденом и на Сомме) выглядит просто безумием германской Ставки, во главе которой (в первую очередь благодаря последствиям Брусиловского прорыва) встал тандем Гинденбург - Людендорф. Уже только этот поворот в истории Германии, чреватый прямой военной диктатурой, делает результат наступления русских войск стратегическим. Еще более бессмысленно делать вид, что Брусиловский прорыв был сплошным триумфом русского оружия. Десятки тысяч солдат и офицеров навсегда остались на берегах речки Стоход, а Ковель (что говорить о Владимире-Волынском, Люблине, Львове) был так и не взят. Была физически перебита значительная часть гвардейских полков, что сказалось всего через полгода на исходе схваток на улицах Петрограда. Ни о каком реванше за "Великое отступление" 1915 г. и говорить не приходится. Русские войска не смогли отбить ни одного крупного города к северу от Припятских болот. Германские военные аналитики впоследствии отрицали даже оперативный уровень достигнутого "прорыва", что не слишком верно, но показательно.