Мистический триллер с весьма ощутимой эротической компонентой. Сценарий написан «по мотивам прозы Брюсова», работа в целом создана, по-видимому, вдогонку поразившему умы переломной эпохи «Господину оформителю». Автор саундтрека - Игорь Крутой, в первых же кадрах красуется певица Ирина Отиева. Есть сильное искушение назвать фильм беспомощным и на протяжении нескольких абзацев монотонно бичевать его пороки, но на деле все не так просто. Конечно, сравнивать его с картиной Тепцова не приходится, но ведь та и шедевр-то, помимо прочего, потому что мостится на стыке жанров и пронизана удивительными, не «функциональными» нотами. Здесь же имеем дело с образчиком именно жанрового кино, в котором участвуют не герои или персонажи даже, но типажи. Судите сами: инспектор, поминутно прикладывающийся к фляжке, его незадачливый юный помощник и псевдоаристократичный психиатр-гипнотизер расследуют таинственное убийство на таинственной вилле. Ежесекундно ударяет тревожный аккорд (жаль, не ухают совы), в углах мелькают бледнолицые тени, незваные длани тянутся из зеркал (как там Энни?). Добавим предательски вспыхивающее электричество, пиротические эффекты и декалитры крови. В результате получим периферию, но вполне законную - постсоветское треш-джиалло. Разочаровать или удручить это зрелище может, если ждать слишком многого; думать, что перед нами вещь хоть сколько-нибудь серьезная. Во всяком другом случае умиляемся, хохочем, улыбаемся и машем. Это еще и заметная веха инфернальной экранной карьеры Анастасии Вертинской: артистка сверкает интимными зонами, вскрикивает чуть хуже Нины Заречной, наконец, моргает глазом из гроба. Проделано все на удивление невозмутимо; схожие уловки едва ли не на грани прямых цитат будут воспроизведены в «Мастере и Маргарите» Юрия Кары, снятом три года спустя. Туда же перекочует и психтатр-гипнотизер, примеривший черную шапочку. Не устаешь удивляться актерам старой доброй атеистической выдержки: композитор Шнитке заработал инсульт после создания оперы «Фауст», а они знай себе сублимируют невозможность участия в перлах Ардженто, играют без страха и упрека разнообразную нечисть, с завидным постоянством выходят сухими из воды. Условная и, по большому счету, фальшивая атмосфера вампуки преследует почти все попытки сыграть в Серебряный век или его отсветы: возьмем, к примеру, куда более состоятельные «Манию Жизели» и «Циников». «Жажда страсти» сильно выигрывает: честное такое кино, на многое и не претендующее. Кстати, в этой прямолинейности сокрыто основное, если не единственное интонационное отличие от прозы того же Брюсова, которая, как известно, сама является последовательным набором упражнений и экспериментов в разных стилях и видах литератур (в просторечии «жанрах»). Мы полагаем, угрюмый гений Валерия Яковлевича, диктовавший рассказы, строго расписанные по ранжирам, подобным опусом мог быть в некотором роде доволен.