Нестайко В.З. Чудеса в Гарбузянах
Книга третья Пассажиры таинственного «Мерседеса»
глава шестая,
в которой рассказывается о ночных приключениях, о катастрофе и верном Бровко
Липки - всего лишь одна улица, что протянулась по всему концу села, огибая липовую рощу и переходила в полевую дорогу.
Когда-то это был старый путь на
Васюковку и далее на юг, в Крым, путь, которым чумаки ездили за солью. Движение тут было очень оживленным, и, как вы помните, рядом с дедом Коцюбой когда-то стоял тут даже шинок Стефана Бойко.
Но потом дорогу на Васюковку спрямили, построили мост через Голубеньку, и этой старой дорогой уже никто не ходил. Разве что механизаторы в поле. Да и то редко.
Значит, с этой точки зрения идея перекопать дорогу вызвать осложнения вряд ли могла.
Сначала, засветло, решила копать за дедом Коцюбой, у рощи. Там прибывшие увидеть их никак не смогут. А это направление казалось ребятам самым важным. Ведь если «мерседес» будет уезжать после «операции», то наверно всё-таки, через поле на Васюковку, чтобы не ехать через всё село. Да и прибыли они в Липки именно с той стороны, из Васюковки. В этом ребята убедились, когда с заступами в руках кружным путём добрались до липняка. На дороге было четко видны следы «мерседеса».
Вот тут! - сказал Сашка Цыган.
Дорога в этом месте шла овражком. С одной стороны начинался липняк, с другой - крутой склон, а за ним сразу глубокая лужа. Объехать было невозможно.
Ребята поплевали на руки и принялись за дело.
Глубже, глубже копайте! - командовал Сашка Цыган. - И землю на одну сторону сбрасывайте, вот сюда. Чтобы было как противотанковый ров. А то у этих «мерседесов» такой мотор, что...
Ага! Глубже! Тут хоть бы как, - недовольно буркнул Марусик.
Заступы скрипели, ребята тяжело дышали.
Перекопать битую дорогу, которую сотни лет раскатывали, трамбовали колесами миллионы всяких разных возов, колымаг, дормезов и других средств передвижения, - ой, нелегкое это дело.
Земля была твёрдая, как камень.
До самых сумерек провозились друзья. Но дорогу всё-таки перекопали. Упрямые они были ребята.
Не пройдет! Не только «мерседес» - вездеход «Нива» и то не пройдет! - уверено сказал Сашка Цыган.
Уставшие Журавль и Марусик, которые лежали навзничь у края дороги, только молча тяжело вздохнули в ответ.
Ну, а теперь глянем, что они там делают, и - на другой объект! - скомандовал Сашка Цыган.
Да подожди! Дай отдохнуть немного, Ишь, упорный! - запротестовал Марусик. - У меня спина не разгибается.
Они ждать не буду, их твоя спина не интересует. Вставайте, ну!
Но ни Марусик, ни Журавль даже не пошевельнулись.
Ну хорошо. Десять минут на отдых.
Однако и через двадцать минут ребята не поднялись. Только через полчаса Сашка Цыган сумел поднять их. И откуда у него бралась эта энергия?!
Посреди двора горел костер. Иностранцы сидели вокруг костра и разговаривали. И снова больше говорил старый «ковбой», а те двое слушали и лишь иногда вставляли пару слов. Ничего копать, кажется, они не собирались.
Странно, - пожал плечами Сашка Цыган. - По-моему, им давно можно было бы и начинать.
Это они хотят сбить нас с панталыку, - сказал Марусик. - Они же видели Журавля, и подозревают, что какая-то ребятня за ними следят. Вот и решили дотянуть до глубокой ночи.
Журавль промолчал.
Может... Может, и ждут, чтобы все уснули, - согласился Сашка Цыган. - Но не на тех напали. Идём!
Между двором, где когда-то старые Кандыбы, и двором покойной Степаниды Неварикашу (той самой, помните, что, как и Павлентий, была понятой, когда искали клад). Липовая улица была очень узкой. Очень узкая и очень разбитая. Тут и без этого всегда застревали подводы, а в непогоду буксовали машины.
Лучшего места для преграды и не найдешь.
Тем более, что улица отсюда начинала подъем на пригорок, а уж затем спускалась к липняку.
Поэтому иностранцам совсем не было видно, что тут делается.
Ну, давайте! Дружно! Не расслабляйтесь! - закомандовал Сашка Цыган, когда они, снова таки огородами, в обход, добрались сюда.
Но, ребята... - сказал вдруг Журавль, почесывая затылок. Вам хорошо, у вас дома никого, а мои мать и бабушка там уже , наверно, паникуют, думают, что мы утонули. Никто же так поздно рыбу не ловит.
Так что ты предлагаешь? - скривился Сашка Цыган.
Ну, пойти, покрутиться, поужинать, сделать вид будто идем на сеновал спать, а самим сюда.
У тебя только ужин в голове! Нет! Сначала перекопаем, а уж потом...
Не вопрос! - поддержал Сашку Цыгана Марусик. - А то будем ужинать, а они...
Ну хорошо, - согласился Журавль.
Только давай быстрее, а то...
Но всегда, когда хочется быстрее, когда надо быстрее, выходит наоборот. Это уже закон.
Журавль так старался, что черенок заступа неожиданно - хрусть! - и сломался. Он, правда, и так был надломан. Но надо же, чтобы именно сейчас...
Журавль аж плюнул от досады. Ремонтировать заступ в темноте без инструментов нечего было и думать.
Есть надо меньше! - прошипел Сашка Цыган. - А то такую силу наел, что всё сломаешь.
Журавль только виновато вздохнул. Два заступа - конечно, не три. Дела пошли ровно на треть медленнее. Журавль подбегал то к одному, то к другому:
Дай покопать. Ты уже устал. Дай! Но ни один, ни другой не давали.
Отойди.
Не мешай.
Журавль на минутку отходил, а потом снова начинал:
Дай! Ну смотри, как ты сопишь.
Знаешь, беги домой, - сказал Чашка Цыган. - Правда, там уже волнуются. А мы потом.
Нет! - замотал головой Журавль. - Без вас не пойду. Дай я покопаю.
Еще один хочешь сломать? Пусти! Ну, пусти, говорю! Всё равно не дам.
Эх! Какая же это мука смотреть, как друзья работают, а ты стоишь, ничего не делаешь. Из-за того, что нет инструмента. Большое дело инструмент.
Марусик первый сжалился. Потому что всё-таки устал.
Журавль схватил заступ с таким азартом, словно это был ценный подарок.
Минут через двадцать, когда Марусик отдохнул, позволил себя подменить и Сашка.
В небе давно зажглись звезды и молодой месяц серебряным парусом выплыл на необъятный небесный простор.
Ну всё! Хватит! - сказал наконец Сашка Цыган. Несмотря на усталость до Бамбур бежали очень быстро. Мать и бабуся стояли у ворот.
Ну, слава богу! - всплеснула руками бабуся, издалека увидев ребят.
Мать молчала, пока не подошли.
О! Это такая рыбалка? Вместо удочек заступы, - улыбнулась мать.
Что это за рыба нынче пошла? Не подводная, а подземная какая-то. Что за сорт? Как называется?
Да мы... мы червяков копали, - запинаясь, сказал Журавль.
В три заступа. И так, что даже один сломали? - спросила бабуся.
Да это они, наверно, клад искали... Да, сынок? Журавль отвернулся. Не любил он врать матери.
Вот вы какие! От вас не спрячешься, - вместо Журавля ответил Сашка Цыган. - Искали. Правда. Но... - он вздохнул и развел руки.
Эх вы, копатели! - ласково помолвила, ероша волосы сына (он была довольна собственной догадливостью). - Ну, бегите ужинать, а то всё перестояло.
После ужина ребята пошли «спать» - покарабкались на чердак к Цыгану (словно знали, что им им придётся ночью куда-то идти, и еще вчера договорились с матерью Журавля, что ночевать будут вместе).
На чердаке было темно, тихо, пахло сеном, чабрецом, мятою, еще какими-то травами, которые сушились под крышей. Где-то в углу стрекотал сверчок.
Ждем, пока не лягут спать, и тогда... - сказал Сашка Цыган. - Только и правда не засните.
Предупреждение оказалось не лишним. Ибо уже через две минуты Журавль видел первый сон, задремал и Марусик. Пришлось Сашке Цыгану их расталкивать.
Слезли с чердака осторожно, мягко ступая на лестнице, чтобы не скрипнуть.
Неожиданно загавкал Бровко.
Да ты что, глупый!.. Это же мы! Цыц! Цыц! - зашипел на него Сашка Цыган.
Но Бровко рвался на цепи, бросался и жалобно скулил:
«Ребята! Я с вами! Ребята! Возьмите меня!.. Я вам пригожусь! Чувствую! Всем сердцем чувствую. Возьмите! Ну! Ребята... !»
Сашка Цыган был вынужден подойти и приласкать его.
Цыц, глупенький, цыц! Ну не можем мы тебя взять. Ты нам только всё испортишь. Не можешь, извини. Сиди тихо. И сторожи тут хорошо. Сторожи!
Бровко замолк. Но не успокоился. Рвался, пока ребята не исчезли.
Небо затянуло тучами. Месяц и звезды скрылись. Ребята едва разбирали дорогу.
Стал накрапывать дождь.
О! Этого еще не хватало, - буркнул Сашка Цыган.
Наоборот. Для разных военных выкапывателей плохая погода - самая лучшая, - со знанием дела возразил Марусик.
Во дворе у «мерседеса» была поставлена палатка, которая светилась изнутри. На стенах колыхались тени. Дождь усиливался. Поднялся ветер.
Э!.. Промокнем до нитки. Давайте в хату, - сказал Сашка Цыган.
И они побежали скособоченную развалюху, что стояла по соседству с двором, в котором были иностранцы. В хате пахло плесенью и было сыро, как в погребе. На ощупь ребята добрались до единственного окошка с выбитым стеклом, которое смотрело в сторону палатки.
Но, выглянув в окно, палатки ребята не увидели - мешал какой-то столб, который торчал перед окном снаружи.
Ну надо же! - ругнулся Сашка Цыган. - Подождите, сейчас!
Не успели ребята опомниться, как Чашка Цыган просунул в окошко ногу (оно было низко над полом) и сильно толкнул столб раз, другой, третий...
И вдруг...
Этот гнилой столб подпирал со двора крышу и словно только и ждал, чтобы его толкнули...
- Ой! - приглушенный крик Сашки Цыгана ребята даже не услышали: страшный грохот перекрыл его.
Марусик и Журавль едва успели в последний момент отскочить от окна и упасть на пол. Угол хаты, где было оконце и дверь, завалился.
Слабый стон послышался в ответ.
Сашка!.. Что с тобой?! Цыган!
Прошло почти полминуты, прежде чем до них донесся приглушенный голос:
Зава... завалило... Нога болит очень... А... вы... как?
Да нас то не зацепило. Только не видно ничего, темно, и вход, наверно, завалило.
Подожди! Мы попробуем что-нибудь сделать. А ну, Марусик, давай... Я вот тут нащупал... тяни...
Что-то угрожающе заскрипело.
Не трогайте! Мне на голову сыплется, - прохрипел Сашка Цыган. - Свалится... Тогда всё!
Это что же делается? Нам то ничего. Мы и до утра ждать можем... А ты же как? Очень болит?
Б-болит... Перелом, наверно... - Сашка Цыган не мог сдержать стона.
Ребят охватил страх. Липкий холодный страх безнадежности.
Цыган, - тонким дрожащим голосом сказал Марусик. - Ты не молчи, знаешь... Ты... давай стони, кричи даже, не стыдись... Цыган, ты же там ближе до... до... ты что там видишь? А то мы - ничего...
Вижу... Палатку... Ох!.. вижу...
Стони... Кричи, Цыган! Кричи, миленький! Я тебя умоляю... - Марусик чуть не плакал.
Зря... Они не придут... Они же... Ох! Ох!.. Если бы... они бы уже...
Они, наверное, подумали, что это гром, - сказал Журавль. - Они не могли подумать, что...
Давай кричать, давай, Журавль, раз он не хочет. А-а-а!
Нас не услышат. Сейчас дождь, ветер. По палатке так лупит, что...
У Сашки Цыгана уже не было сил терпеть. Он уже стонал, стонал непрерывно, всё время...
Держись, Цыган! Держись, - умоляющим голосом раз за разом просил Марусик.
И Журавль в растерянности повторял за ним:
Держись, Цыган! Держись, друг!
Они боялись что-нибудь делать, чтобы правда не началась дальше обваливаться и не завалило насмерть.
Это была безысходность. Страшная черная безысходность.
Они утратили чувство времени, и неожиданно...
Неожиданно они услыхали гавканье. Знакомое гавканье Бровко.
Сначала они решили, что это бред.
Ну откуда мог тут взяться Бровко, если он крепко привязан на цепи там, на Бамбурах?
И всё-таки это был Бровко. Гавканье его звучало то справа, то слева... «Где вы, ребята, где вы? Отзовитесь!..»
И когда Сашка Цыган сквозь стон позвал хрипло: «Бровко-о! «, верный пёс сразу услышал и через какую-нибудь минуту был уже возле него, и лизал мокрое от дождя лицо хозяина, которое выглядывало среди руин поваленной старой хаты. И скулил, и удивленно гавкал, не понимая, как это всё произошло...
Но главное - он сообразил сразу, что ребята в беде.
Бровко тряхнул головою, отчего звякнул обрывок цепи на ошейнике, и решительно бросился к палатке...
Что гавкал иноземцам Бровко, я вам пересказать не смогу, но гавкал он так настойчиво, так требовательно, так отчаянно, что те понял его. Первым из палатки вылез человек со шрамом.
Что такое? Что это ты? - спросил он Бровко. Потом вылезли под дождь и другие двое.
Вас ист лос?
Дальше они все трое заговорили на немецком языке и все трое пошли за Бровко к завалившейся хате, подсвечивая карманными фонариками. И когда подошли и увидели Цыгана, возглас отчаяния и сочувствия вырвался у всех трех, словно из одной груди...
Мальчик! Ты живой? - бросился к Сашке Цыгану человек со шрамом.
Цыган только простонал в ответ.
Они снова заговорили по-немецки, после чего мужчина со шрамом спросил:
Ты один или еще кто-то там есть?
Еще двое...
Снова несколько слов на немецком, и старый «ковбой» и лысоватый бросились к «мерседесу». Заурчал мотор, засветились фары, и машина двинулась к поваленной хате.
Вытащили из багажника лопату, топор, тросы и в свете фар начали осторожно расчищать, растягивать завал.
Бровко сначала метался по двору, потом сел напротив хозяина и только изредка подавал голос.
Так случилось, что Марусика и Журавля освободили раньше, чем Сашку Цыган. Хотя Сашку было видно, а ребят только слышно, как гудят, словно, словно из-под земли.
Ведь растягивали сверху, с крыши, и как только Марусик и Журавль увидели свет, увидели, что образовалась дырка, сами полезли и выбрались на волю.
Вот наконец осторожно вытащили из-под обломков и Сашку Цыгана. Он кривился от боли и делал страшные усилия, чтобы не стонать. Но стон невольно вырвался из его груди.
Бровко тоскливо завыл.
Надо в больницу. Немедленно! - сказал человек с шрамом. Старый «ковбой» осторожно нес на руках Сашку Цыгана к машине.
Айда, ребята, с нами. Покажите, где больница. Быстрее!
Машина развернулась и с места рванула вперед. Бровко, звеня обрывком цепи, бросился следом. Ребята онемели, с ужасом смотря на дорогу...
Вот сейчас..., сейчас.. сейчас...
Доннер Веттер! - выругался лысоватый, который сидел за рулём, резко тормозя.
Что такое?! Дорога перекопана! Этого же не было! - человек со шрамом повернулся к ребятам, которые сидели на заднем сиденье рядом со старым «ковбоем», - тот держал на руках Сашку Цыгана.
Ребята втянули головы в плечи и молчали. «Мерседес» начал разворачиваться, чтобы ехать назад. И тогда Журавль не выдержал:
Не надо... Там тоже... Дайте лопату! Мы... мы... закидаем. Мы...
Человек со шрамом что-то сказал по-немецки, открыл дверь и вышел из машины. Достал из багажника лопату и принялся закидывать ров.
Ребята тоже выскочили из машины и, встав на колени, начали руками сгребать в ров мокрые, но твердые комья земли, которые еще совсем недавно они с таким трудом выковыривали из утрамбованной дороги.
Кто же знал, что такое случится?
По лицам текли потеки, в которых слёзы смешивались с дождём.
Бровко смотрел на них, и по его глазам тоже стекали капли.
Казалось, что он плачет.
Засыпали только в двух местах, чтобы можно было проехать. Наконец... - Хватит. Пройдет...
И правда, «мерседес» немного пробуксовал, но проехал.
Бровко долго бежал за машиной, пока наконец не отстал.
Потом, грязные, мокрый, ребята сидели рядом с иноземцами в коридоре на белом деревянном диванчике и ждали.
Пахло тем особенным запахом больницы, который всегда заставлял чувствовать себя неспокойно, тревожно и одиноко.
Человек со шрамом молчал, ничего не спрашивал, и ребята были благодарны ему за это.
«Откуда он знает наш язык? - подумал Марусик и решил: - Наверно, был в плену...» Он не раз читал об этом в книжках.
Но вот вышел высокий усатый врач. Лицо у него было озабоченное и суровое.
Хорошо, что сразу привезли. Перелом голени, рваные раны бедра. Еще немного - и мог быть сепсис, то есть заражение. - Врач перехватил испуганные взгляды ребят и добавил, устало улыбнувшись: - Но ничего страшного, жить будет, прыгать будет, в футбол играть будет. Только немного придется полежать... Раны уже промыли, зашили. Сейчас гипс накладывают. Не волнуйтесь, ребята! Могло быть хуже, - он снова нахмурился. - Ну зачем вас понесло в ту аварийную развалюху? В непогоду, среди ночи... Зачем?
Марусик и Журавль опустили глаза и молчали...