Ангинка
Какое-то очередное правило случилось в моей жизни не со мной, я просто его заметила или вычислила, или, может, будет правильней сказать, сама сформулировала, сама и выучила.
Правило звучит так: совершенно необязательные любят абсолютно обязательных и тянутся к ним, как неразумное дите открытым ртом ко всему без разбору как к титьке. И наоборот: терпеть не могут необязательности не только те, кто очень обязателен, но и вообще все, как все очень маленькие ребятки не любят не находить титьки в том момент, когда они ее всем своим ртом ищут там, где привыкли. Я не люблю необязательности в людях и не люблю совершенно необязательных людей, которые направо и налево раздают обещания перезвонить тебе в два и записать тебя на пиллинг или прийти в 4 и помочь налепить мантов к 6, когда все гости уже придут и будут крайне недовольны тем, что манты стоят на столе, но только на кухонном, сырыми и в полусобранном виде, или кода обещают купить тебе полмира и потом недостающую половину, а потом превращаются в бывших и покупают одну миллиардную вселенной другой в виде каких-нибудь материальных благ преимущественно натурального и животного, то есть мехового, ну или неживотного, но бриллиантового рода и происхождения.
И еще я не люблю ангину. Я люблю поболеть. Но ровно 15 минут и то тогда, когда температура уже больше гадких 37 и 5, и рядом есть верный подносильщик горячих чаев с лимонами и нурофенами и прохладными руками, которыми гладится моя голова, после чего я засыпаю и просыпаюсь вся огурцовая такая: со вкусом бочковых перестоявших огурцов во рту, с цветом этих чудесных овощей под глазами и в пупырышках по всей мне, но довольная и здоровая, но прежних умеренных размеров.
И вот сейчас у меня тяжелая голова, потому что в ней живет ангина. Голова, практически как земля, которая держится на трех китах, только моя голова сегодня держится на бабушкином платке, в которую эта самая ангина и укутана. Голове как-то темно и хочется чудес, моя голова, когда болеет ангиной, никогда не хочет того, что не может получить здесь и сейчас. Она знает, что чудес она получит и будут они, судя по температурным тенденциям, через пару часов, когда жар сделает свое дело и вместо сна будет бред, а бред всегда сопровождается чудесами. Хоть бы голова хотела каких-нибудь романтических чудес, а не маниаков с ножами и ядами.
Платок, который держит мою огромную голову на себе, классических бабушкиных размеров, формы и содержания, а главное, цвета. Он очень серый, очень колючий и весь шерстяной и даже, наверное, пуховый. И очень специфический на носовой вкус. Нос ангина обошла стороной, он ко всему чувствителен, по прежнему любит держаться по ветру, но неуклонно склоняется книзу под воздействием силы тяжести, которая тянет вниз огромную и тяжелую голову, держащуюся кое как всего на одном единственном бабушкином платке.
Я не знаю сколько лет этому платку, но возрастом, к сожалению, он не превосходит меня, поэтому язык не поворачивается сказать, что возраста он почтенного. Нормальный он, молодой. Но безнадежно пахнет тем, чем пахнет у бабушке моей дома. Диор и прочие шансы потерпели поражение, от них не осталось даже и тонкого намека, этот сильный домовой бабушкин запах победил все, даже мыло дав, с которым платок транспортировался сутки ко мне и потом еще две недели адаптировался к новому климату в шкафу. Надо сказать, что этот запах (если не сказать больше), не вызывает во мне отвращения, неприязни тоже не вызывает, а только воспоминания и прямые ассоциации с бабушкой из деревни, папиной мамой. Больше такого запаха нигде и ни у кого нет. Я проверяла. Это эксклюзив. Но повторять этот запах и запечатывать его в баночки и бутыльки не очень-то охота. Если честно, то совсем не охота. Во-первых, этого запаха на мой век еще хватит в платках, одеялах, полотенцах - он неистребим и невыстирываемен (слово придумала?). Во-вторых, он сильно ассоциативичен (ну захотелось выдумать еще одно словечко). Но он здорово держит ангину в узде. Наверное, нельзя не отдать должно водке, запертой в ватку, которая надежна скрыта за целлофановым пакетиком и привязана к низу головы платком.
Мда, тогда, когда платок еще был только бабушкин и казался ей новым и ничем не уступающим норковой шапке, я оканчивала девятый класс в той самой бабушкиной деревне и болела часто, так часто, что поселилась в больнице, где делать было нечего, кроме как принимать лекарства и сдавать анализы, что пришлось обзавестись подружкой подходящего возраста и заиметь общие с ней интересы. Ее интересы были мне новы и умещались под обложками ярко разрисованных полуголыми женщинами и мужчинами книг. Так я начала читать любовные романы, где любви было много, но еще больше плотской. Я рада была читать такие интересные книги и после выписки прихватила с собой статус подружки обладательницы нескромной библиотэки и пару книг в пакетике с воняющими больницей вещами. Не успела я распробовать до конца вкуса такой исключительной литературы, как этот вкус мне сразу же перешибли, как каратисты кирпичи или балки на показательных выступлениях, старческой рукой по башке, а потом книгами по носу. Было сказано, что это говно отправляется в печку и если хоть раз бабушка увидит, что я читаю, то то, что я принесу в подоле, будет выброшено вместе с обладательницей подола в лучшем случае за забор. Короче говоря, всю любовь к любовным книжкам мне отбили. И платок тут совсем ни при чем. И книг я правда больше таких не читала. Никогда.
Про плотскую любовь и книгу с ней я расскажу завтра.
Правило звучит так: совершенно необязательные любят абсолютно обязательных и тянутся к ним, как неразумное дите открытым ртом ко всему без разбору как к титьке. И наоборот: терпеть не могут необязательности не только те, кто очень обязателен, но и вообще все, как все очень маленькие ребятки не любят не находить титьки в том момент, когда они ее всем своим ртом ищут там, где привыкли. Я не люблю необязательности в людях и не люблю совершенно необязательных людей, которые направо и налево раздают обещания перезвонить тебе в два и записать тебя на пиллинг или прийти в 4 и помочь налепить мантов к 6, когда все гости уже придут и будут крайне недовольны тем, что манты стоят на столе, но только на кухонном, сырыми и в полусобранном виде, или кода обещают купить тебе полмира и потом недостающую половину, а потом превращаются в бывших и покупают одну миллиардную вселенной другой в виде каких-нибудь материальных благ преимущественно натурального и животного, то есть мехового, ну или неживотного, но бриллиантового рода и происхождения.
И еще я не люблю ангину. Я люблю поболеть. Но ровно 15 минут и то тогда, когда температура уже больше гадких 37 и 5, и рядом есть верный подносильщик горячих чаев с лимонами и нурофенами и прохладными руками, которыми гладится моя голова, после чего я засыпаю и просыпаюсь вся огурцовая такая: со вкусом бочковых перестоявших огурцов во рту, с цветом этих чудесных овощей под глазами и в пупырышках по всей мне, но довольная и здоровая, но прежних умеренных размеров.
И вот сейчас у меня тяжелая голова, потому что в ней живет ангина. Голова, практически как земля, которая держится на трех китах, только моя голова сегодня держится на бабушкином платке, в которую эта самая ангина и укутана. Голове как-то темно и хочется чудес, моя голова, когда болеет ангиной, никогда не хочет того, что не может получить здесь и сейчас. Она знает, что чудес она получит и будут они, судя по температурным тенденциям, через пару часов, когда жар сделает свое дело и вместо сна будет бред, а бред всегда сопровождается чудесами. Хоть бы голова хотела каких-нибудь романтических чудес, а не маниаков с ножами и ядами.
Платок, который держит мою огромную голову на себе, классических бабушкиных размеров, формы и содержания, а главное, цвета. Он очень серый, очень колючий и весь шерстяной и даже, наверное, пуховый. И очень специфический на носовой вкус. Нос ангина обошла стороной, он ко всему чувствителен, по прежнему любит держаться по ветру, но неуклонно склоняется книзу под воздействием силы тяжести, которая тянет вниз огромную и тяжелую голову, держащуюся кое как всего на одном единственном бабушкином платке.
Я не знаю сколько лет этому платку, но возрастом, к сожалению, он не превосходит меня, поэтому язык не поворачивается сказать, что возраста он почтенного. Нормальный он, молодой. Но безнадежно пахнет тем, чем пахнет у бабушке моей дома. Диор и прочие шансы потерпели поражение, от них не осталось даже и тонкого намека, этот сильный домовой бабушкин запах победил все, даже мыло дав, с которым платок транспортировался сутки ко мне и потом еще две недели адаптировался к новому климату в шкафу. Надо сказать, что этот запах (если не сказать больше), не вызывает во мне отвращения, неприязни тоже не вызывает, а только воспоминания и прямые ассоциации с бабушкой из деревни, папиной мамой. Больше такого запаха нигде и ни у кого нет. Я проверяла. Это эксклюзив. Но повторять этот запах и запечатывать его в баночки и бутыльки не очень-то охота. Если честно, то совсем не охота. Во-первых, этого запаха на мой век еще хватит в платках, одеялах, полотенцах - он неистребим и невыстирываемен (слово придумала?). Во-вторых, он сильно ассоциативичен (ну захотелось выдумать еще одно словечко). Но он здорово держит ангину в узде. Наверное, нельзя не отдать должно водке, запертой в ватку, которая надежна скрыта за целлофановым пакетиком и привязана к низу головы платком.
Мда, тогда, когда платок еще был только бабушкин и казался ей новым и ничем не уступающим норковой шапке, я оканчивала девятый класс в той самой бабушкиной деревне и болела часто, так часто, что поселилась в больнице, где делать было нечего, кроме как принимать лекарства и сдавать анализы, что пришлось обзавестись подружкой подходящего возраста и заиметь общие с ней интересы. Ее интересы были мне новы и умещались под обложками ярко разрисованных полуголыми женщинами и мужчинами книг. Так я начала читать любовные романы, где любви было много, но еще больше плотской. Я рада была читать такие интересные книги и после выписки прихватила с собой статус подружки обладательницы нескромной библиотэки и пару книг в пакетике с воняющими больницей вещами. Не успела я распробовать до конца вкуса такой исключительной литературы, как этот вкус мне сразу же перешибли, как каратисты кирпичи или балки на показательных выступлениях, старческой рукой по башке, а потом книгами по носу. Было сказано, что это говно отправляется в печку и если хоть раз бабушка увидит, что я читаю, то то, что я принесу в подоле, будет выброшено вместе с обладательницей подола в лучшем случае за забор. Короче говоря, всю любовь к любовным книжкам мне отбили. И платок тут совсем ни при чем. И книг я правда больше таких не читала. Никогда.
Про плотскую любовь и книгу с ней я расскажу завтра.