У Марка Ферро описывается, как во французском Сенегале местным детям преподавали историю. Речь шла о похождениях римлян, подвигах галлов и зеленых равнинах Прованса. Французское министерство просвещения очень ревностно относилось к единообразию школьной программы и стремилось, чтобы вся нация получала самую правдивую информацию о Франции. Поэтому негритянские дети старательно изучали в качестве собственной "истории" утвержденный в Париже рассказ о приключениях белых. Об африканской истории упоминалось, что она "не представляет особого интереса".
Я подумал о том, так ли уж далеко мы ушли от этой фантасмагории. Я учился в средней школе в городе Кемерово. Мы, конечно, изучали историю Западной Европы, и до сих пор я как воображаемый и абстрактный прилежный ученик могу отличить Меровингов от Каролингов, а Габсбургов от Гогенцоллернов. Но до Европы из моего родного города пять тысяч километров. А до Китая - меньше тысячи. Но могу ли я перечислить китайские императорские династии и не сбиться? Что я знаю о походах Тамерлана, кроме общих слов? Что я слышал об империи Великих Моголов? А о великих государствах Средней Азии? Наконец, о местной сибирской жизни, которая, безусловно была, и до прихода русских и после - существенно отличаясь от жизни за Уралом?
Ладно, потом я читал и о жизни уездных и губернских сибирских городов, и о Гражданской войне в Сибири, и о том, как зима становилась единственной дорогой, пригодной для сообщения на наши расстояния, о том, как в санях носились по этой зиме купцы, авантюристы и государевы люди, везя в мешке с провизией замерзшие кольца щей. Но в советской школе все это считалось "не представляющим особого интереса".
Одна из бед России - это неуважение к месту, в котором живешь. Отсюда - невозможность организации самоуправления и муниципалитетов, отсутствие желания защищать свои права в этой реальной точке сборки власти и политики, "на местах". Многие русские грезят величием империи, еще больше - достатком и возможностью "жить как люди", но почти никто не хочет заниматься организацией местности, созданием практик, институтов и инфраструктуры, которые делали бы эту страну пригодной для жизни.
Вряд ли все сводится к этому, но, может быть, здесь есть связь? В XIX веке мы заимствовали на Западе язык описания прошлого и механически применили его к собственному государству. Мы стали сенегальскими неграми, которые вместо содержания рассказов о Провансе и галлах, взяли их форму. В результате в наши школы и учебники проникло колониальное, по сути, сознание, то, что Эдвард Саид называл ориентализмом. И теперь мы изучаем историю как великие события народа, но глухи к тому, что происходило на нашей земле. Поэтому мы любим государство и ненавидим людей.