Ида Рубенштейн. Ромейн Брукс, Le Trajet, ок. 1911, Смитсоновский музей американского искусства.
"Итальянцы Фиуме! В этом недобром и безумном мире наш город сегодня - единственный островок свободы. Этот чудесный остров плывет в океане и сияет немеркнущим светом, в то время как все континенты Земли погружены во тьму торгашества и конкуренции.
Мы - это горстка просвещенных людей, мистических творцов, которые призваны посеять в мире семена новой силы, что прорастет всходами отчаянных дерзаний и яростных озарений" - Габриеле д’Аннунцио.
Итальянский поэт Д’Аннунцио провозгласил Фиумею, что в современной Хорватии, независимым государством, утвердил конституцию (проект которой он написал лично, в стихах) и поднял над городом
Фиуме (Риека) государственный флаг с девизом «Quis contra nos» - Кто против нас?!.
Своё государство поэт назвал "Республика
Красоты".
По Рапалльскому договору Фиуме не вошёл в состав Италии, а объявлялся вольным городом. В результате республика Фиуме сама объявила войну Италии.
Д’Аннунцио присвоив себе титул «commandante», восходящий к должности «commandant» у бурских партизан Южной Африки.
Все его решения были в духе того "революционного времени": боевые корабли Фиуме отправились бороздить Адриатику, захватывая все повстречавшиеся по пути торговые суда. Корсарство стало основным источником снабжения "республики красоты" провиантом и товарами первой необходимости.
В пиратское государство начали стекаться самые удивительные персонажи: поэты, контрабандисты, воры, кафешантанные певицы, безумные изобретатели и просто отбросы общества. Всех привлекал аромат абсолютной свободы и беззакония: на улицах Фиуме каждую ночь до утра шумел сюрреалистический карнавал.
Но хлеба все равно не хватало - для поддержания боевого духа и работоспособности гражданам вместо хлеба щедро раздавался кокаин.
Элеонора Дузе - подруга комманданте
Сам Д’Аннунцио почти не спал: он писал декларации и приказы, обращался к толпе с речами несколько раз на дню. В этот период он и сам привык к кокаину, который остался его пагубной страстью вплоть до самых последних дней жизни.
Д’Аннунцио написал первый проект конституции - в стихах. Испуганные соратники призвали его не горячиться. Конституцию в прозе - Хартия Карнаро- написал премьер-министр вольного города, анархист Де Амбрис, но Габриеле все же добавил в нее от себя немало курьезных пунктов. В частности, обязательное музыкальное образование для детей, без которого гражданство Фиуме не предоставляется. Также вводился государственный культ муз с сооружением соответствующих храмов.
Разные секторы экономики были представлены девятью корпорациями. Законодательная власть принадлежала парламенту, состоящему из двух палат: Совета лучших (Consiglio degli Ottimi) и Совета корпораций (Consiglio dei Provvisori).
На должность министра иностранных дел Д’Аннунцио назначил бельгийского поэта-анархиста Леона Кохницкого. Первым делом министр-анархист обратился с предложением создать Лигу угнетенных Земли. Предложение было рассчитано в первую очередь на поддержку Советской России, но Совнарком ответил крайне осторожной сочувственной телеграммой: кремлевские комиссары понимали, что флибустьерская фиумская вольница долго не продержится. На предложение откликнулись лишь некоторые, не менее экзотические, чем сам Фиуме, формирования: каталонские сепаратисты, вожди крестьянского восстания в Мексике и, зачем-то, египетский хедив.
Идеи Д’Аннунцио и его мистико-поэтические эксперименты все больше и больше отдаляли от него поднявших изначально восстание отцов города. Их целью было всего лишь войти в состав Итальянского королевства на правах провинциального города. Поднятый Д’Аннунцио над городом государственный стяг с созвездием Большой Медведицы на пурпурном фоне, окольцованном змеёй Уроборос, кусающей собственный хвост, вызывал у них ужас. Окружившие поэта авантюристы им были ненавистны. Обывательская мораль их содрогалась при виде вереницы дам всех сословий и наций, проходящих через спальню команданте, словно машины на фордовском конвейере.
Ида. Любовь двух эгоистов противоестественна, но роман неизбежен.
Д’Аннунцио не изменял ни одной из своих привычек: многочисленные любовницы проживали вместе с ним в самых причудливых комбинациях, образуя некое подобие гарема.
Идеи, которыми руководствовался Д’Аннунцио в фиумский период, были настолько пестры, что любой мог найти в них что-нибудь приемлемое для себя: и коммунист, и фашист, и анархист, и монархист.
После фиумского периода Д’Аннунцио погрузился в меланхолическую депрессию. Он отвергал любые предложения, связанные с общественной деятельностью. Все, что ему теперь было нужно, - это "приют на берегу моря или озера, далекий от железных дорог", где он смог бы в покое окончить свои литературные труды.
Начиналась осень патриарха, пятнадцать лет добровольного заточения и депрессии. Тем временем Муссолини стремительно продвигался к власти. Сам Д’Аннунцио смотрел на Муссолини сверху вниз, считая его старательным, но посредственным подражателем, а фашизм - плебейской пародией на свои идеи, что не мешало ему льстить более молодому вождю так же неумеренно, как тот льстил ему.
Каждодневная переписка между поэтом и Муссолини продолжалась почти пять лет: Д’Аннунцио наставлял, угрожал, требовал, торговался; Муссолини увещевал, подкупал и восторгался.
В 1924 Муссолини даровал ему титул князя. К 1927 году неизбежная капитуляция фактически совершилась: Д’Аннунцио потерял последние рычаги власти и стал почетным пленником фашистской Италии, хотя в 1937 году ему было поручено возглавить Королевскую Академию наук.
В последние годы жизни он практически не покидал "Витториале", не принимал посетителей, полностью погрузившись в атмосферу грез и воспоминаний, перечитывая дневники, письма и записные книжки. Болезни все чаще и чаще преследовали его, и вечером 19 сентября 1938 года смерть настигла семидесятипятилетнего поэта.
Впрочем, в одном Д’Аннунцио, несмотря на свои болезни и печали, остался верен себе до конца: последняя дама покинула его спальню за четыре часа до того, как перестало биться его сердце.