Я очень люблю Татьяну Никитичну Толстую. Знаю, что вы все ее терпеть не можете, а я люблю. За саркастичность, за частую предвзятость, за внимание к маленьким, мало кому заметным деталям, за язык вообще и за то, как она пишет о том, что было. В тысячный раз перечитываю ее
пост про мимозу и сразу вспоминаю, как сидела долгими зимними вечерами на кухне с матушкой и бабушкой и слушала их рассказы про совок, про все эти "выбрасывали" и "доставали". С батей, конечно, о его юности я тоже разговаривала, но он все больше помнит про запрещенные пластинки, самиздат, очереди за телеками и сидение на Исакиевской площади в августе 91го. Женская часть семейства это, конечно, тоже помнит, чай не гегемоны какие-нибудь, но, все-таки, проблемы прокорма и экипировки домочадцев их волновали больше, соответственно, польта дутые и туалетная бумага "по три рулона в одни руки" в рассказах всплывали чаще. А мне было очень интересно, я спрашивала-спрашивала-спрашивала, слушала-слушала-слушала и как будто сама все проживала. И хоть в середине 90х мы и жили в дикой нищете, на еду еле-еле хватало, а в магазинах лежали все те же синие курицы (это из доступного), все равно мне казалось, что это был какой-то другой, полуреальный мир (да таким он и был, по большому счету). Когда я была совсем маленькой, слыша аббревиатуру СССР, почему-то представляла большую, незаасфальтированную площадь с полуразрушенными деревянными домами, там всегда была ночь, закутанные люди сновали куда-то, везде красные флаги, а надо всем этим большой и грозный ЛЕНИН. Меня эта картинка очень пугала, и мне было очень жалко тех, кому пришлось жить в таинственном и таком далеком от меня Совке. Примерно те же эмоции я испытываю, когда читаю эссе Толстой "Ряженые". Там, правда, про 90е, но времечко тоже еще то было...