Выброшенное счастье
Несколько фактов о жизни одного детского дома
В детской тихо, пахнет молоком и тем особым малышастым запахом. Десять крохотных носиков посапывают в кроватках, причмокивают губками и видят свои разноцветные сны. Идиллическая картинка. Гармонию нарушает лишь то, что эти малыши - никому не нужны, а эта милая детская - в доме малютки.
Детки постарше всегда радуются гостям. Осторожничают сперва, а потом показывают свои угодья. Вот качели, вот беседка, вот тут куст, а под кустом, наверное, прячется ежик. И в каждой детской головке во всей этой игровой суете живет одна-единственная мысль, одна, самая главная надежда - а вдруг это пришла именно ЕГО мама.
Первые детские дома в России, как явление, начали возникать после революции. Потом вторая волна беспризорничества - тридцатые годы во время расцвета репрессий. Ну а после Великая Отечественная война сделала сиротами десятки тысяч детей. На сегодняшний день только в этом Доме малютки 78 малышей. И среди них нет ни одного круглого сироты. И здесь не принимаются во внимание бабушки-дедушки и дальние родственники. Не будем говорить о моральной и эмоциональной стороне вопроса. Только факты. Те факты, что бросаются в глаза.
«Это моя мама летит!» - шестилетний Максим тычет пальцем в пролетающий самолет. Удивительно красивый мальчишка с ярко-голубыми глазами. До трех лет Максимка не разговаривал и медики совсем уж было решили отправить его к инвалидам. Но заведующая умалила дать ему шанс. Максим в приюте - самый старший. В Доме малютки можно жить детям только до четырех. А дальше - детский дом и шансов все меньше. Буквально накануне его перевода Максимку захотела взять испанская пара. Приемная мама специально выучила русский, а папа уже купил собаку. В солнечной Барселоне Максима ждет свой дом, своя комната, собственная кровать и что самое важное - любящая семья. Но это всё будет потом. Пока Максим еще этого не понимает. Знает, да. Воспитательница говорила ему. Но пока понять и почувствовать это он не может. Но в его сердце уже есть несокрушимая уверенность - мама прилетит за ним на самолете.
Дети не выглядят несчастными. Они не знают, как бывает по-другому. Они просто живут и не ропщут на судьбу. У детей пока еще сохраняется врожденный инстинкт быть счастливыми. У некоторых еще мелькают картинки из прошлой жизни. Некоторые родители отправляют детей в детский дом на время, «в связи с материальными трудностями». А потом появляются раз в несколько месяцев, каждый раз с благими намерениями вскрывая только затянувшуюся корочкой рану. Нет ничего более постоянного, чем временное. «Временные» дети практически всегда остаются в приюте. Только уже без шансов на усыновление и новую жизнь, потому что биологические родители не написали официальный отказ.
На стенах этого Дома малютки - цветная фигурная штукатурка. «Придется переделывать» - вздыхает заведующая. По санитарным нормам не положено. На завитках штукатурки скапливается пыль. «Просто это их дом. Хочется, чтобы уютнее было. Они же не видят ничего другого, - заведующая как-то по-детски начинает оправдываться. - Они даже винтики из кроваток выковыривают, чтобы как-то себя занять». Глядя на двух нянечек, работающих в палате на десять грудничков, я вспоминаю своих подруг, которые жалуются, что им сложно управиться с единственным ребенком.
В этом Доме малютки есть случай беспрецедентной надежды. Женщина за 10 лет принесла в приют восемь новорожденных девочек. И каждую из них она называла Надежда. Год от года здоровье каждой новой Надюши было все хуже равно как и состояние их биологической матери. На что так упорно надеялась эта человеческая самка, рожая очередную сироту, для работников Дома малютки так и осталось загадкой.
С волной эмиграции из стран бывшего Союза Россию захлестнула и волна «шабашных» детей. Так называемым шабашникам в холодной России сложно справляться с вечерним одиночеством. И они отправляются на поиски любви. Плоды их любви, как правило, с богатым букетом заболеваний оказываются в приюте. Просто так. Как побочный эффект или вычет из зарплаты за опоздание.
А вот уже практика из современной коммерционализированной жизни. Москвичи придумали. По закону, семье, усыновившей ребенка, полагается ежемесячная материальная помощь от государства. Поэтому предприимчивые пары параллельно с оформлением документов об опекунстве, оформляют кредит. Небольшой, потребительский. В течение года-двух с «детских» денег кредит выплачивается, а ребенка отправляют обратно в приют. С веским обоснованием - «проблемы в социализации».
В одной из азиатских стран я разговорилась с местным жителем о социальных проблемах. И я столкнулась с тем, что человек не знает понятия «детский дом». Он был уверен, что я говорю о яслях или школах. И на мой вопрос, куда же деваются дети, если по каким-то причинам они остались без родителей, он недоуменно ответил: «Как куда? Есть же родственники! Друзья родителей, в конце концов. Они забирают. Это же ребенок! Он ведь не может жить на улице без взрослых, как кот какой-то!»
Дети - не котята, это точно. Их нельзя утопить, если родилось слишком много. И человеческих самок нельзя стерилизовать, чтобы не плодили несчастье в стране. Но глядя в детские глаза в Доме малютки, замирая сердцем при каждом звонком ребячьем «Мама!», обращенном к нам, приезжим, хочется взять его, продрогшего, но пока еще такого живого и светлого, спрятать запазуху и молиться, чтобы у каждого малыша на свете была своя, настоящая Мама.
ps напомню, что сейчас подписан закон о запрете на усыновление русских детей иностранцами. А в Москве единовременная выплата за усыновление, согласно поправкам, составляет 100 тыс руб
