(no subject)
Слепой сидел на крыльце и курил трубку. Справа от него похрустывал ясный морозный день, а слева ночь пахла грозой и волнением странствий, из которых никто не вернется.
Слепой сидел, курил и ни о чем не думал. Это он так любил рассказать, что ни о чем. Хотя на самом деле - обо всём. Сложно представить как это, думать обо всём, объяснить ещё сложнее. Да и признаваться в таком не хочется. Потому что, когда ты думаешь обо всём - всё начинает беспокоиться. Неприлично всему размещаться в чьем-то думанье. Ведь думанье, как правило, ограничено башкой думателя, а башка думателя - им самим. И только если думатель ничем не ограничен... В такой момент всё начинает беспокоиться. Вернее, шевелиться. Вернее, меняться, преображаться. Концентрированно.
Слепой курил.
Цыгане в соседнем дворе срочно решили навестить родню и засобирались в дорогу.
Дядя Петя алкаш вдруг осознал парадокс своего бегства от смерти, посредством ее приближения, и замер на пол пути до ларька.
В воздухе закружились то ли дождинки, то ли семена, запахло чем то горько-сладким с дымком.
Облака неслись все быстрее и...
Мама позвала Слепого ужинать.
"Благостно."- сказал Слепой и выбил трубку.