Оригинал взят у
dmitrythewind в
Трон (Sado, Южная Корея, 2015) Корея, 1762 год. Наследник трона династии Чосон, Садо, совершает неудачную попытку свергнуть своего отца Ёнчжо. В наказание тот велит посадить сына в ящик из-под риса - убивать наследника не велит дворцовый этикет, а «естественная смерть» - другое дело. За страданиями умирающего следит сын Садо, а серия флешбеков предоставляет зрителю разобраться, как династия дошла до жизни (и смерти) такой...
На ММКФ-38 была показана целая ретроспектива фильмов корейского режиссера Ли Чжун Ика, но мне довелось посмотреть только «Трон». Было бы интересно посмотреть, как режиссер справляется с современными жанрами, но в рамках «исторической драмы» он работает великолепно. «Трон» (в оригинале - неблагозвучное для перевода, но удивительно точно отображающее суть происходящего имя «Садо») формально имеет все слагаемые «исторического фильма» - тут и дворцы, и яркие аутентичные костюмы, и острые мечи. Но суть не меняется - истории о жажде власти, переходящей в безумие всегда остаются актуальными. Вот только шекспировской сдержанности тут нет и в помине - герои истерят, кричат благим матом и рыдают, словно переигрывая - но таков уж корейский колорит.
За азиатской жестокостью происходящего - герой подвергает сына чудовищной пытке на глазах у внука - трудно разглядеть тонкую грань перехода любви к ненависти: вот еще полный сил царь радуется успехам своего чада в каллиграфии, а вот он уже трясется от мысли, что чадо отнимет у него пресловутый трон. И, кажется, дело тут не только в том, что сын не оправдал надежд отца - ведь власть Ёнчжо любит явно больше, чем собственного сына (да и трон достался ему не без братоубийства). Так что и шансы внука на выживание кажутся не очень высокими - разве что дедушка окажется достаточно дряхл к его возмужанию, чтобы больше не цепляться за проклятый кровавый трон.
Тем зрителям, кому сыно-/отце-/внуко-убийство после «Игры престолов» не кажется достаточно шокирующим, можно смотреть «Трон» как историю болезни - точнее болезней. У царя налицо обсессивно-компульсивный синдром - услышав «плохое слово» (например, «смерть»), он тщательно моет лицо и уши, исполняя сложный ритуал «очищения от порчи» (тому, кто склонен считать такое поведение экзотикой, стоит напомнить, когда он в последний раз стучал по дереву или сплевывал «через левое плечо»). Сын при таком отце вырос просто истериком - начальная сцена фильма выглядит не как полноценная попытка переворота, а как пышно обставленное самоубийство. Даже в «гроб» - ларь из-под риса - он идет с повинной головой. Перспективы у внука вырасти здоровым ребенком при такой наследственности и психологической травме вообще равны нулю.
Наконец, если оставить в покое Фрейда, фильм можно смотреть как клаустрофобический фильм ужасов, где закрытому в коробке герою мерещатся покрывающие его тело многоножки, а садистская пытка отягощается призрачностью спасения - ведь гнилые доски ящика можно разбить, только куда ж деваться от стражи и бдительного взора немилосердного отца. Тем острее переживаются флешбеки, где неумолимая история ведет героев шаг за шагом от колыбели до проклятого ящика, где даже бумажный веер может стать напоминанием о разбитых надеждах… или средством для сбора собственной мочи, чтобы продлить агонию жажды. Видать, так уж заведено в династиях - или на трон, или в ящик. Такое вот настоящее «Садо»-мазо-father...